Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии - Иулиания

Например, некоторые просят «Батюшка, благослови неделю не кушать». А потом могут заболеть, или что-нибудь случится, а батюшка виноват. Был у нас в монастыре один заслуженный летчик. Он болел и пожелал поступить в наш монастырь. Я владыке доложил. «Ну, пусть зайдет». Летчик – это редкость. Пришел, побеседовали. А про пищу, про здоровье владыка не спросил. Записали, приняли. Встречает он меня и говорит: «Вот, мне врачи прописали мясное кушать. Если не буду мясное кушать, то у меня обострение язвы начнется. Что делать?» "Этот вопрос реши с батюшкой", ответил я, так как был тогда послушником.

Батюшка ему говорит:

– Ты мирянин, вольнонаемный, кушай пока.

– Нет, батюшка, благословите не кушать.

– Но подожди, раз тебе врачи так посоветовали, то я не буду отменять.

– Да нет, батюшка, благословите. Я ж в монастыре теперь. Монахи не кушают, и я не буду.

Выпросил. Не стал есть. Открылась язва. Пошел он в больницу, а врачи говорят: «Ты что наделал, почему прекратил мясное кушать? Теперь не знаем, как это у тебя исправить». Он пришел в монастырь и мне жалуется, что так получилось.

– Почему меня батюшка благословил, допустил не кушать?

– Ты ж не один раз просил благословения у батюшки, а значит, ты и виноват. Ты зачем так делаешь? Ты батюшку порочишь. Он ведь тебя не благословлял.

Заболел он, и сестра забрала его домой. Вот и такие могут быть благословения. Осторожными надо быть всегда. А то подумаешь: «Ой, какой я святой стал». Вот тебе и святой.

– Батюшка, а вы сразу много молились Иисусовой молитвой?

– Не сразу. А Вы сколько можете: четку, две, три? Одна четка – тридцать минут, две четки – около часа. Сначала – по три четки. В честь Троицы. А потом почитаю что-нибудь аскетическое, богословское. Потом опять молитовка. Если меня никто не беспокоит, то закроюсь и читаю сколько смогу.

– Батюшка, как прибавлять молитву? По своему чувству? Иногда молитва идет, и все прямо поет. А бывает, наоборот, никак не можешь уговорить себя помолиться. Вы говорите, что триста молитв – это норма для новоначального? Потом можно прибавлять и пятьсот, и тысячу. Что является основанием для прибавления молитвы? Только ли внутреннее чувство?

– Должно быть горение духа. Если хочется еще прибавить, то надо разуметь, не повредит ли это здоровью. Некоторые монастырские много работают. У вас тоже умственная работа. Значит – триста. Потом потихоньку – пятьсот. Сколько сможете. Но святые отцы не советуют торопиться. Один так молился, что у него пот лил. Подойдет брать благословение, а с него пот течет. По душе проверяйте. Прибавили, и хватит. Совесть подскажет.

– А как же «странник»?

– Что «странник»? Он только ходил и ничего руками не делал. У него была одна цель – непрестанная молитва. Он уходил в поле и часами молился. Уже и во рту у него все потерлось, бедненького. Когда он пришел к оптинскому старцу Амвросию, то никому не открыл своего делания. Отец Амвросий сказал, чтобы он никому о своем способе не рассказывал. А то иные послушают, начнут подражать и могут погибнуть. Но не снял с него этого подвига. Иисусова молитва – это хорошо, но ведь дела еще есть. А то некоторые – за молитву, а дела запускают. Продукты портятся, картошка гниет. Все рушится. Молитва и труд, миленькие. Мы так и в пустыне. Ты молись, но дел не оставляй. В тропаре сказано, что трудом и молитвой в пустыне подвизался преподобный Серафим. Трудом и молитвой. Прибавляйте, прибавляйте потихоньку, а потом почувствуете, что хватит. И на этом остановитесь. Главное, не упускайте, не оставляйте того, что взяли. Святые отцы пишут: «Терпите, мужайтесь, но своего делания не оставляйте. Ну, если по болезни или какая-то серьезная причина, то послабление. А иначе не оставляйте. Это ваш меч духовный. Сила его в молитве Иисусовой. Бей супостата мечом духовным!»

– Батюшка, а греки на Афоне сокращенную молитву читают: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

– Да, мы привыкли: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Так нас учили наши святые отцы – Серафим Саровский, Феофан Затворник, Игнатий (Брянчанинов). Здесь русские и греческие монахи имеют расхождение. Окончание «помилуй мя, грешного» прививает более покаянное чувство. Мы с матушкой читали одну афонскую книжку. Там было описано много старцев, которые полностью молитву вычитывают. И я убедился, что не все греки одинаково молятся. А мы немощны. Нашим русским монахам нужно восемь слов. Сказано: «…сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9) и «…мы также, хотя немощны в Нем, но будем живы с Ним силою Божиею…» (2 Кор. 13, 4). Я полностью вычитываю Иисусову молитву.

И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Мф.6,5–6

Наш батюшка

Воспоминания Николая Владимировича Карасикова, генерального директора ОАО «Воронежоблгаз»

Мы познакомились с отцом Алексием за два года до его кончины. Я хорошо помню нашу первую встречу. Это было в августе. Я приехал к владыке Никону по вопросам производственного характера в Задонский мужской монастырь, и, уже выходя от него, я увидел худенького, седого старичка, сидящего на диванчике вместе с матушкой. Узнав, что владыка направляется к нему, старичок встал и с радостной улыбкой на лице проговорил:

– Ой, владыченька!

Как позже выяснилось, старец только недавно был прооперирован. Увидев встречу владыки и батюшки, я понял, что это два родных по духу и чисто по человеческим отношениям брата. И в дальнейшем, наблюдая их общение, я понимал, что эти люди глубоко связаны между собой именно на духовном уровне.

Владыка представил меня старцу – иеросхимонаху Алексию. Даже этого мимолётного знакомства было достаточно для того, чтобы понять: этот человек из тех старцев, которых на Руси остались единицы. Было видно, что он глубоко верит в Бога. Мы договорились с отцом Алексием встретиться в селе Юрьево Задонского района Липецкой области, где он на тот момент жил вместе с матушкой, своей келейницей, в доме одного из послушников Рождество-Богородицкого монастыря.

Та благодатная радость, которая снизошла на меня после нашей первой встречи со старцем, произвела на меня неизгладимое впечатление, до сегодняшнего дня сохранившееся в моей душе и сердце. Мне очень сильно хотелось снова встретиться с батюшкой и пообщаться с ним более обстоятельно. И я при первой же возможности направился в село Юрьево. На пороге дома нас встретила матушка и провела в келью, где жил старец. В маленькой комнатке стоял топчан-кровать, а по стенам были развешаны иконы и самотканые ковры с изображением Иисуса Христа и Божией Матери. Комнатка была побелена, и у меня до сих пор, хотя прошло уже несколько лет, сохранилось ощущение вот того белого цвета, чистоты… Батюшка поднялся, оделся, сел, а я рядом – на скамеечку. Так мы с ним и беседовали.