Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир

— Твоя очередь подходит!

Томсон кивнул в сторону моего отряда, который подбирался к одной из лебедок.

— Не подведи меня, Сандерс! — крикнул майор, следя за игрой теней на моем лице. — Думай что хочешь, но выполни это чертово задание! Возвращаться назад не прошу. Даже наоборот, буду рад тебя больше никогда не видеть.

— Лучше для тебя, чтобы так все и случилось, Томсон, — угрожающе прошептал я, перед тем как развернуться и уйти: — Если мы с тобой вдруг встретимся на гражданке, ты остаток жизни проведешь в инвалидном кресле. Богом клянусь.

§ 24

— Сэр? — когда я вернулся к отряду, мне навстречу деловито шагнул лейтенант Буллет. — Наша очередь на спуск подходит. Какие будут приказания?

— Проверьте, у всех ли в порядке герметика. Внутри — «Зекс».

— Понял, сэр, — невозмутимо кивнул лейтенант, и крикнул. — Всем проверить герметику!

Буллет был похож на своего командира, Колда. Покойный Локи называл таких «големами». В его голосе не было интонаций. Он был бездушным и механическим, словно у робота. Владельца такого голоса новость о применении химоружия в густонаселенном городе явно впечатлила даже меньше, чем того, кто эту новость мне озвучил. И таких в «Железном Легионе» большинство.

— Кто вы?! — гаркнул, тем временем, подошедший к шеренге майор.

— Мясо! — с готовностью хором взревели легионеры.

— Зачем вы здесь?!

— Убивать!!!

— Ну так вперед, вашу мать! Там внизу непочатый край выродков, которых надо прикончить! Хватайтесь за веревки и живо катитесь вниз!

— Слышали, что сказало начальство?! — не скрывая злости, крикнул я, не сомневаясь, что легионеры не уловят в моем тоне сарказма. — Вперед!

Первые два бойца, пристегнувшись к тросам, начали сноровисто спускаться. За ними последовали следующие пары. Легионеры действовали быстро и слаженно, не мандражируя. Ни один из них ни на миг не задумался перед тем, как броситься во мрак — выучка и стимуляторы не позволяли им испытывать сомнений.

Вскоре наступил и мой черед. Мой разум практически не был затуманен допингом. Но за моей спиной было три года беспрерывных ожесточенных сражений, сквозь пламя которых из первоначального состава «Железного Легиона» прошли, оставшись в строю, менее пяти процентов личного состава. И этот опыт, которого я не пожелал бы и злейшему врагу, был ценнее, чем любые биостимуляторы.

Глубоко внутри я по прежнему боялся — лишь немногим меньше, чем новобранец, никогда прежде не бывший в бою. Но я научился преобразовывать страх в полезную энергию. Я заставлял его служить себе, подстегивать себя, мобилизовать скрытые резервы моего организма, чтобы тот выкладывался даже больше, чем по полной. А со стороны могло показаться, что я не боюсь вообще.

Еще перед посадкой в десантную капсулу я строго запретил себе помышлять о жизни после окончания войны, о которой мы неожиданно заговорили с Орфеном незадолго до того. Думать об этом было преждевременно, и ярким примером того был сам Орфен, который, истекая кровью, боролся сейчас за жизнь, лежа где-то на поле боя в ожидании медицинской капсулы.

И все-таки в тот миг, когда я взялся рукой за трос, в моей голове пронеслась шальная мысль: «Господи, если ты существуешь, молю тебя об одном — чтобы эта война сегодня закончилась».

— Чего застыл, Сандерс?! Хочешь обнимашек на прощание?! — передразнил меня Томсон.

Не прошло и пары секунд, как я окунулся в жерло огромного вентиляционного колодца. Я спускался быстро, практически ровно и аккуратно. Я был уверен в силе своих рук и крепости троса, и давно усвоил, что главное тут — не смотреть ни вниз, ни вверх, а сосредоточиться на стене перед собой.

Солнечный свет, и без того тусклый, начал стремительно удаляться. В конце спуска ему предстояло превратиться в совсем крохотное светлое пятнышко далеко вверху, не способное развеять мрак, а вскоре после этого мы и вовсе перестанем его видеть. Быть может, я видел солнечный свет в последний раз.

Крики майора Томсона, продолжавшие по инерции звучать в наушниках, по мере спуска искажались помехами, начинали деформироваться и скоро исчезли. Это несколько подняло мне дух. По этому конечному психопату, в отличие от дневного света, я вряд ли когда-нибудь соскучусь.

Под скрип от трения перчаток о трос, я следил, как по стенам вентиляционного колодца, испещренным хитросплетениями труб, проводов, коробов и лестниц, ползали кружки света от лучей прожекторов, установленных на «Глазках».

Тускло горели красные люминесцентные светильники с автономным питанием, приклеенные к стенам. Это портативное освещение принесли с собой штурмовые отряды. Электричество в захваченных инженерных коммуникациях осажденного мегаполиса было отключено. Сложно сказать, стало то ли это результатам бомбардировок, или это было сделано намеренно.

Спуск был чертовски долгим. По моим подсчетам, мы преодолели никак не меньше двухсот футов. И без того широченный колодец ближе ко дну еще более расширился, переходя в уже просто воистину необъятных размеров подземный грот или, может быть, зал. Начинаясь под вентиляционными колодцами, он огромным коридором тянулся вдаль.

В процессе спуска, с помощью приборов шлема, я мог, несмотря на тьму, оценить габариты помещения, в которое попал: не меньше двухсот пятидесяти футов в длину, футов сорок в ширину и около тридцати — в высоту. Архитектура была самой грубой, прямолинейной и уродливой, какую мне приходилось видеть — ведь это были инженерные коммуникации, задачей которых было вовсе не украшение, к тому же построенные каторжниками, в исключительной спешке, когда никто не думал о том, как бы спрятать непритязательную технологическую начинку под приятной глазу оболочкой.

Достигая дна, легионеры быстро отстегивали карабины от спусковых тросов, чтобы освободить место следующим, и выстраивались в шеренгу у стены. Другие отряды так же спешно выстраивались вдоль стен коридора, ожидая, пока их офицеры произведут осмотр и отдадут дальнейшие приказы. Здесь внизу повсюду кипела деятельность сродни той, что велась и наверху. Перед глазами мельтешили голубые комбинезоны инженеров из «Хьюз», красно-белые — медиков из «Глобал», черные боевые костюмы Легиона и черно-белые — корпуса «Крестоносцы».

— Не задерживайтесь тут, давайте все вперед! Освобождайте место для новых людей! Давайте, давайте, живо! — подгонял всех, кто спускался сюда, незнакомый мне офицер из корпуса «Крестоносцы».

— Что там за херня наверху?! — возмущался один из медиков. — Почему тросы для раненых начали использовать не по назначению?! Кто отдал приказ?!

— Посторонитесь! Посторонитесь! — распихивал всех руками техник. — Сюда сейчас будут спускаться «Автоботы»! Хотите, чтобы кого-то расплющило?!

Беглым взглядом я оценил панораму, подмечая отдельные примечательные детали.

«Глазки», мелькая прожекторами, проникали в узкие технологические отверстия в стенах, углубляясь в недра города. Их задачей было разведать путь и уточнить устаревшие данные о местности, собранные по крупицам разведкой. Впрочем, проблемы со связью не позволяли им передавать полученную информацию в глобальную базу данных в режиме реального времени, как это происходило в обычных условиях. Информацию с их камер могли скачать вручную техники после того, как они вернутся. Но это требовало куда большего времени. Не говоря уже о том, что процент выживаемости среди медлительных и безоружных «Глазков» был крайне низок.

Отряды, спустившиеся сюда первыми, явно пережили не самые приятные минуты, повстречавшись с защитниками, и, судя по всему, с «Потрошителями». Иначе почему бы весь пол и значительная часть стен вокруг были так густо измазаны кровью? В кучу около стены были свалены несколько десятков изрезанных, расстрелянных и обгоревших тел — в относительной целости и в виде отдельных частей тел. Эта безобразная гора человеческого мяса была красочной иллюстрацией к самоназванию легионеров, которое вдалбливали им в голову еще на Грей-Айленд. Она бросала вызов всем представлениям о надлежащем почтении к человеческим останкам, принятым в цивилизованном обществе. Всем было плевать. Ни у кого не было времени, чтобы разбираться даже с собственными павшими, не говоря уже о трупах евразийцев, поджидавших тут штурмовиков — у всех было вдоволь более важных занятий.