Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - Джон Кампфнер

Имело место серьезное сопротивление — скорее во Франции, чем в Америке, — идее экспорта культуры в пустыню. Взгляд скептиков выразил президент Сорбонны Жан–Робер Питт: «Действительно ли мы можем принести культуру погонщикам верблюдов и продавцам ковров?» Искусствоведы обвиняют шейха в «подкупе» западных музеев с тем, чтобы они одобрили не более чем художественную версию тематического парка развлечений, вроде тех, которые строятся повсюду в странах Персидского залива. Эксперты в области дизайна жалуются на «архитектурную мегаломанию». Сам Гери назвал возведение на острове Саадият такого количества важных зданий близко друг к другу «свальным грехом». Ряд ведущих деятелей культуры Европы и Америки выражает недовольство тем, с какой наглостью происходит покупка культуры… так, словно бы изначально то же самое не происходило у них дома. В начале 2008 года более 4 тысяч французских ученых, историков искусства, археологов и других специалистов подписали петицию против сотрудничества Лувра с властями Дубая, настаивая на том, что культурное попечительство Франции «не является предметом торговли».

Понадобилось более 18 месяцев, чтобы завершить сделку с Лувром. Заниматься этим назначили бывшего французского дипломата высокого ранга Жана Д'Оссонвиля. Он видел свою задачу как часть освященной временем mission civilisatrice[25] Франции. Он заявил, что французские избиратели и ценители искусства должны по достоинству оценить идею «сдерживания [исламского] фундаментализма с помощью культуры». За этими словами скрывался реальный мотив: наличные. Абу–Даби заплатил более 500 миллионов долларов только за использование наименования «Лувр». Сумма сделки составила 1,2 миллиарда.

Чтобы смягчить критиков, французское правительство учредило при Лувре наблюдательный совет, перед которым была поставлена задача проследить за тем, чтобы художественные стандарты и художественная свобода не подвергались риску. Критики предсказывали, что после открытия, около 2012 года, музею придется приспосабливаться к своим консервативным хозяевам. «Слава богу, Моне рисовал водяные лилии [а не обнаженную натуру] — отметила газета «Ли берасьон». Д'Оссонвиль признал, что последнее слово останется за местным правительством, а не за наблюдательным советом: «В конце концов это их страна, их музей, поэтому они могут отказываться от любых экспонатов».

Те, кто осуждает культурные компромиссы, присущие таким проектам, как Саадият, возможно, правы, но они выбрали для критики неверные цели. Учитывая бездонную глубину карманов шейха Халифы, не следует осуждать его за стремление тратить деньги на высокое искусство. Куда более спорной представляется моральная позиция продавцов искусства на Западе — но, как мне приходилось видеть, в сделках между западными институтами и иностранными правительствами об этике вспоминают редко, когда речь заходит о деньгах. Вопрос в данном случае таков: приносят ли университеты и музеи интеллектуальную свободу и возможность дискуссий в страну, где свобода выражения ограничивается, а демократии никогда не было.

Когда Джордж У. Буш выбрал Абу–Даби в качестве места для произнесения речи о «демократии и грядущей свободе» в январе 2008 года, смысл этого действия заключался в том, что выбор пал на страну с набором едва ли не наименее развитых политических институтов в регионе. Со времени возникновения страны (почти 40 лет назад) в ОАЭ всего однажды произошла передача власти и всего однажды прошли своего рода общенациональные выборы. В 2006 году коллегия выборщиков, сформированная королевскими семьями, проголосовала за 20 человек, которым предстояло войти в Федеральный национальный совет. Остальные 20 членов были назначены. Этот совет имел только консультативные функции. Политические партии запрещены, а свобода прессы ограничена.

Я обсуждаю степень и методы цензуры с Мартином Ньюлендом, бывшим редактором «Дейли телеграф», которого переманили в Абу–Даби, на новый привлекательный проект. Выпуск англоязычной газеты «Нэйшенал» начался в апреле 2008 года. Ее глава, наследный принц, заявил, что «в ее основе лежит концепция признания ключевой роли, которую свободная, профессиональная и просвещенная пресса играет в процессе национального развития». Другими словами, цель заключается в том, чтобы, не слишком раскачивая лодку, познакомить Эмираты с международными журналистскими стандартами. Риск здесь был, конечно, куда меньше того, что приняла на себя королевская семья Катара, учредив еще в 1996 году телеканал «Аль–Джазира». Хотя канал воздерживался от критики своих хозяев в любой форме (заключив с ними, таким образом, собственный вариант Пакта), он проторил на Ближнем и Среднем Востоке путь независимой, активной журналистике. Тем не менее появление «Нэйшенал» знаменовало собой своего рода прогресс. Я передал Ньюленду кое‑что из того, что сказал мне Маккар: «Если вы хотите высказаться в местной прессе, вы сможете высказываться сколько угодно, если говорите правильно». Ньюленд развивает эту мысль: «Маркетинговый принцип таков. Газеты не будут продаваться, если в них содержатся нападки на лидеров страны. Но это не означает, что серьезной журналистикой заниматься невозможно». Он рассказывает о материалах по поводу решения о внедрении ядерной энергетики, которые ему удалось напечатать: «Может быть, им не нравится 20% того, что мы делаем, но они ценят, что мы показываем Абу–Даби как нормальное общество».

Как и в Сингапуре, здесь не существует четкой договоренности, о чем можно писать, а о чем — нет. Никто точно не знает, переступил ли он границу дозволенного, пока он ее не переступит. Шейх Халифа давно распорядился не сажать журналистов в тюрьму за чрезмерную критику, и его правительство редко применяет против них законы о диффамации. Однако, когда влияние экономического кризиса стало явным, ОАЭ отреагировали на это способом, традиционным для стран, где свободы даруются, а не закрепляются законодательно. В начале 2009 года был представлен на рассмотрение новый закон о СМИ, накладывавший новые ограничения на свободу слова. Правительство было встревожено растущей критикой государственной бизнес- модели и широкой оглаской ряда крупных корпоративных скандалов. Закон предполагает штраф до 150 тысяч долларов для «любого, кто публикует новости, дезориентирующие общественное мнение, и в итоге причиняет ущерб национальной экономике». Еще большим штрафам подвергаются журналисты, критикующие королевскую семью. Министры пытались подчеркнуть, что критические новостные материалы будут разрешены, если они «хорошо проверены» и «сбалансированы».

Ужесточение политики показало, насколько хрупким было существовавшее соглашение, и увеличило без того значительный дефицит информации. Доступ к надежным данным оказался затруднен, а слухи стали процветать. Правила, регулирующие другие области культурной жизни, также нечетки. Фильмы и книги часто подвергают цензуре, если считается, что авторы грешат против вкуса или слишком увлекаются критикой правительства. Один из недавних примеров — история с задержкой публикации книги Кристофера Дэвидсона, преподавателя в Университете Дарема и специалиста по ОАЭ. Дэвидсон обвинил власти в цензуре. Национальный совет по делам СМИ отрицал обвинения и разрешил книгу к продаже, настаивая в то же время на том, что она содержит «великое множество ошибок». Власти платят огромные деньги западным пиар–агентствам, чтобы те от их имени выпускали пресс–релизы или отвечали на трудные вопросы. В итоге возникает странная ситуация: репортеры в ОАЭ звонят в Лондон, чтобы получить комментарий о событии, происходящем в Абу–Даби или Дубае. На Западе всегда найдутся те, кто согласится использовать корпоративные навыки на благо всех желающих, не обращая внимания на политические или этические соображения.

Даже в частных, без записи, разговорах многие представители Запада, с которыми я разговаривал, с готовностью отмечали положительные черты Абу–Даби, пусть часто и противопоставляя его примитивности Дубая. Ньюленд подчеркивает, что в крошечной стране говорят на 160 языках: «Здесь мы можем убедиться, что теория столкновения цивилизаций не работает. Здесь на улице вы можете встретить горца из Пакистана и тут же — банкира из Толдман–Сакс'. Люди могут счастливо сосуществовать». По его мнению, «это аргумент в пользу глобализации». Я не могу сказать, что видел упомянутых горца и банкира рука об руку, но Ньюленд прав, указывая на своего рода культурное смешение. Складывается впечатление, что представители Запада в шортах и местные в дишдаша в ресторанах и торговых комплексах держатся друг с другом вполне непринужденно. Их сближает именно зарабатывание и трата денег.

Айман Сафади является главой медиакомпании, которая управляет «Нэйшенал». Со своих командных высот он рассматривает Абу–Даби как образец для всего Ближнего и Среднего Востока: