Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

Едва Чакор повернул к рынку, впереди раздался женский вопль.

Разнообразные вопли не были редкостью в этой части города. Однако затем из сгустившейся темноты прямо на него вылетела сама кричавшая. Чакор тут же решил, что это воровская уловка, и подобрался, но женщина пронеслась мимо и пропала. За ее спиной развевались волосы и плащ, в глазах горела паника. Получив это предупреждение, Чакор отступил к глухой стене какого-то дома, ожидая появления шайки мужчин или женщин — в общем, преследователей. Но то, что явилось из темноты, не было человеком.

Сначала корл подумал, что это несет лампу какой-то запоздалый прохожий. Но на самом деле лампа двигалась сама по себе — бледно-синее солнце, призрачное, но достаточно яркое, чтобы окрасить стены своим цветом. Рука Чакора сама собой поднялась и сложилась в охранительный знак, призывающий защиту Коррах. Призрачное солнце медленно плыло по переулку вслед за сбежавшей женщиной. Положив руку на нож, он мог лишь наблюдать, как оно поравнялось с ним и поплыло дальше.

Нож бесполезен. Без сомнения, он стал свидетелем чего-то сверхъестественного. Что могла совершить эта женщина, если ее преследует столь ужасная смерть?

Ошеломленный и обеспокоенный, Чакор продолжил путь к гавани, гадая, что же предвещает этот знак. Переполненный своими переживаниями, он погрузился в себя. Он не замечал, что вечер полон предчувствием беды, а весь прибрежный район взволнован, пока не оказался в самом центре событий.

Обычно в день большого улова рынок озарялся факелами и продолжал работать даже в темноте, но в таких случаях рыбой пахло куда сильнее обычного. Сейчас же воздух был полон совсем иным — запахом страха и электрическим треском огня. Ночь стала неожиданно светлой. Корл рассеянно подумал, что завтра отплывет при ясном небе, но тут на него наткнулся один из бегущих мимо людей.

— В чем дело? :— спросил Чакор.

— Ты что, ослеп?

Только тогда Чакор обратил внимание на происходящее. Ночь посветлела не от факелов и не от звезд. «Рановато для восхода луны» — пронеслось у него в голове. Нет, не луна… Должно быть, в бухте загорелся корабль.

Он пошел взглянуть на него вместе с кричащей и толкающейся толпой.

Рынок заканчивался у ограждения порта. Отсюда открывался вид на залив, отлогие берега и границы гавани, обозначенные линией сторожевых башен. Слева, в четверти мили ниже стены, за лесом мачт галер, торговых судов и красноглазых кораблей с высокой надстройкой, стоящих на якоре в заливе Саардсинмеи, качалось какое-то небольшое суденышко. Вся разумная деятельность в порту утонула в сумятице. Благодаря острому зрению Чакор разглядел, как на борту одного из кораблей у причала люди указывают на что-то или в страхе борются друг с другом.  Это «что-то» горело — но не корабль, а само море.

Ему доводилось слышать, что порой в юго-западных океанах на воде вспыхивают синие огоньки. Во время плавания на второй континент в море весьма часто наблюдается это явление. Его называли Каймой Рорна, бахромой его мантии, и считали добрым знамением, не приносящим вреда.

Но если это и исходило от Рорна, то лицезреть его не было ни малейшего удовольствия.

Оно начиналось сразу за гаванью. От берега до берега вода залива стала жгучим немилосердным огнем, то и дело ударяя в небо то ли струями, то ли лучами. Один такой язык пламени взмыл вверх как раз тогда, когда Чакор протолкался к ограде. Послышались вопли отчаяния.

— А я говорю, что это масло разлилось, — произнес рядом с Чакором крупный, толстый, хорошо одетый мужчина, сжимающий цветок, но забывший о том, что его надо нюхать. — Кто-то из перевозчиков пролил масло в море, и оно вспыхнуло от искры.

Однако никто не согласился с этим предположением, его слова никого не убедили.

— Смотрите! Снова они! — раздался новый крик. Толпа, как один человек, повернула свою общую голову, и Чакор сделал то же самое. Через миг он увидел еще два призрачных огненных шара, плывущих через рынок. Один из них внезапно вспыхнул и взорвался, другой же исчез в аллее.

Над морем раскатился гром. Разгневанные своеволием воды, небеса грозили бурей. Море еще ярче вспыхнуло навстречу тяжелым массам воздуха. Синие и красноватые молнии с шипением разрывали облака, раскалывая их, как яичную скорлупу.

Человек, стоящий позади Чакора, обратился к нему, как к брату по несчастью:

— Уж я-то знаю, что думаю. Это женщина-эманакир. Она и ей подобные насылают такое, чтобы отомстить. Что ж, у них есть на то причина. Они ненавидят нас, мы ненавидим их с их белой кожей и отвратительными змеями. Кто бы ее ни убил, никто не жалеет об этом. Но она не успокоится, пока…

— Эманакир? — прервал его Чакор. — Ты хочешь сказать, что…

— Что ее будут хоронить этой ночью. В такую жару пришлось поторопиться. Но никому от этого не легче.

— Ты говоришь, что она умерла?

Но человек, обрушивший на него удар судьбы, уже исчез. Насмотревшись на зловещее действо в заливе, толпа растеклась во все стороны в поисках совета или утешения. Тускло-красная луна, смутно поблескивая, застыла у горизонта, но все еще не поднялась.

Перед глазами Чакора встало белое лицо девушки, полускрытое серебряными волосами. Серебряная рука легла ему на плечо, и что-то темное шевельнулось у него внутри. Кровь вытекала из него по капле, словно понижался уровень воды в огромных часах, и когда он опустится до земли, наступит час его смерти. Но серебряная рука пронзила его тело лучом света, и механизм жизни снова заработал. Тело  вздохнуло и начало оживать. Он поднимался на волне прилива, ведомый этой рукой, и вот кровь побежала по сосудам, появился пульс, чресла вздрогнули, а из глаз потекли слезы.

Чакор сполз по ограде. Воздух вспыхивал и кололся. Он был почти на грани обморока…

Теперь он знал. И зная, больше не мог прятаться в безразличии.

Он был так же близок к смерти, как были близки к дереву его пальцы, стиснувшие столб. Но она, эманакир, исцелила его. Неужели их поклонение богине было не ложным? Она вывела его из темной бездны. И пока он валялся с девицами в публичном доме, доказывая себе, что жив, его провожатая сама обрушилась в колодец бесконечной ночи. Была отравлена, как он понял из того, что говорили вокруг об убийстве и мести Равнин.

Чакор сжал в ладони острое железное навершие столба, и резкая боль привела его в себя. Когда он выпрямился, призрачная луна уже поднялась над пылающим морем.

Шалианский храм стоял позади Могильной улицы, в циббовой роще. Двери храма, также сделанные из циббового дерева, были отполированы и выложены позолоченной бронзой. Все остальное было каменным — темным, как принято на Равнинах, однако с облицовкой из песочного и белого мрамора. Так что, несмотря на небольшие размеры, здание было дорогим, и доступ в него открывался не так просто. Даже цветное стекло высокого алтарного окна стискивали черные железные рамы. Рисунок на окне представлял собой тучу цвета крови, пронзенную и обвитую золотой змеей на пурпурном основании — мотив, ставший обычным для Равнин и Дорфара после прихода к власти сыновей Ральднора.