05-Мой престол - Небо (Дилогия) - Сергей Абрамов

А Анна мирно спала. Улыбалась чему-то во сне, и одинокая слезинка, выпавшая из уголка глаза и покатившаяся по щеке, намекала, что сон женщины легок и не обременен болью или кошмарами. Сладко ей спать в кресле Мессии.

И одна мысль во всех — проснувшихся, очнувшихся, пришедших в себя! головах: получилось?

А кто его знает — получилось или нет! Вот проснется — поглядим, подумал Петр, уже и зернышко боли потерявший невесть где, уже ясно и четко мыслящий, будто не было тридцати двух минут — это он на часах посмотрел и отметил, мозговой атаки. Вот проснется — спросим, сварьировал он собственную нехитрую мыслишку, и услышал другую — со стороны:

«Все получилось, Кифа. Пусть спит пока. Я дал ей спокойный сон».

Не было Иешуа в кабинете! Но он был в нем, и ничего из происшедшего за эти тридцать две бесконечно долгие минуты не обошлось без его участия. Это и ежику теперь понятно — не то что Петру.

«Нас слышат?» — спросил Петр.

«Зачем? Твои коллеги действительно устали, работа была тяжелой, как оказалось, только ты легко ее перенес — так это ж ты…»

«А Вик, Сережа и Род? Они — вон какие-молодцы…»

«Внешне — да. А ментально они сейчас — как дети… Мастер-один Онтонен умный и опытный профи, но он сочинил в своем Кодексе неподъемную для человеческого мозга задачу. Даже если это не просто человек, а сверхчеловек паранорм. Ну два паранорма вместе, ну пять — ив таком случае без отдачи, как ты верно подумал, не обойтись. Но четырнадцать — это такой мощный консолидированный удар по каждому организму! Я и сам чувствую себя сквер-новато…»

«А что с Мари… то есть с Анной?»

«Она больше не паранорм».

«Это — мы сами? Или все же — ты?»

«Это — мы вместе, скажем так. Но без меня, Кифа, вам бы матрицу не сломать. Была нужна не просто хирургическая операция и уж тем более не силовая атака. Понадобилась тончайшая работа нейрохирурга, который должен убрать из мозга посторонний предмет, проросший в мозг миллионом связей-импульсов. Надо было погасить импульсы и при этом — главное! — не повредить мозг… Я бы, если честно, изъял из Кодекса параграф про наказание несущему вред.

Или изменил бы-в соответствии с реалиями. А в такой редакции, как говорят чиновники, он вам — практикам — не по силам. Да и вряд ли он пригоден теперь…»

«Объясни это Уве и всем Мастерам. Ты же как-то сумел объяснить им, что Мастер-пятнадцать нарушает этот треклятый параграф».

«Не так прямо, Кифа, не так в лоб. Там все было посложнее: твои коллеги люди трудные и многомудрые… Да и не все ли мне равно, останется это правило в вашем Кодексе или нет? Ваши игры — это ваши игры…»

«Уже не мои».

«Ты себя исключил из цеха Мастеров?»

«Ты меня исключил из него. Жизнь исключила. Судьба… Да и что сейчас за цех? Игра в солдатики, с которой не могут расстаться так и не повзрослевшие мальчики-вундеркинды?.. Им придется повзрослеть, потому что нет Службы — нет и цеха. Каждому предстоит начать жизнь с чистого листа и, как у нас, Мастеров, принято — в одиночку…»

«Я уже говорил тебе, что ты склонен к скверному высокому стилю?.. Говорил. Повторяю… А что до Мастеров, так многие уже повзрослели и стали куда более самостоятельными. Жизнь учит. Неужто ты не замечаешь?.. Сегодняшняя церемония дань корпоративной дружбе, во-первых, а во-вторых — своего рода уважение ко мне как к переговорщику. И только. Скажем проще: я их у говорил…»

«Зачем тебе это было нужно?»

«Я завершаю партию, которую опять сам начал и которая мне опять не нравится. Но завершить я ее хочу достойно».

«Это не шахматы, Иешуа, а мы — не пешки».

«Не обижайся. Просто мне нравится скверный высокий стиль, чего скрывать… Если вернуться к суровой прозе, то и вы — не пешки, и я — не король. А партия… Ну, считай — не партия. Операция. Проект. Отрезок жизни. В любом случае, Кифа, жизнь не только учит, но и продолжается. Этот эпизод в ней завершен, урок выучен худо-бедно, переходим к следующему…»

«А что будет с Анной? То есть с Мари…»

«Все будет хорошо, Кифа. Она сейчас проснется счастливой. А то, что обыкновенной — да в самом деле, обыкновенность человека куда приятнее любой необыкновенности. Особенно — паранормальности».

«Раньше ты говорил иное. Помнишь: „Я могу все“ и „Я исполню все!“»

«Я и сейчас не отказываюсь от своих слов. Просто прежде он рождали во мне радость и гордость, а сегодня я все больше и чаше осознаю их как новый крест. Очень тяжелый, Кифа. Куда тямселр того — иершалаимского…»

«Но ты по-прежнему считаешь, что можешь все и исполнишь все?»

«Уже не уверен… Могу все?.. Да, я могу сделать все, что в силах представить себе. А что не в силах?.. Что просто-напросто не приходит в мою голову?.. Как было раньше? От меня требовали конкретного чуда: вылечить, оживить, пройти по воде, поднять неподъемное и разрушить неразрушимое. Или вызвать дождь на поля, или привести рыбу в сети… Долго перечислять! А если меня, долгожданного чудотворца, попросят: сделай всех людей умными? Что я смогу? Я считаю умным такого, ты — другого, кто-то пятый, десятый, сотый — все по-разному представляют себе ум… А совесть?.. А любовь — к одному человеку или ко всему человечеству?.. Сколько людей — столько мнений, столько представлении об уме, любви, совести… Или вспомню свой печальный балканский опыт. Могу ли я остановить войны? Не могу, не могу, нет! Больше и пробовать не стану!.. Короче, я в силах сотворить любое материальное чудо — раз я в силах переделать одного конкретного человека или нескольких — тоже конкретных, пусть тысячу, две тысячи, но — только по своему представлению, а оно не универсально. Помнишь книгу Брейшит: по образу и подобию создал Бог людей: Выбрал некий образ и создал людей подобными ему. Но Он — создатель всего, а я лишь крохотный и слабый подражатель, пусть даже избранный им, хотя я знаю сегодня, что это — еще одна моя нереальная фантазия. Ну да ладно… Мой образ — это всего лишь мой образ. Он не универсален. Я-не Бог. Я могу сделать так, чтобы все президенты всех стран собрались в ООН и разом подписали соглашение о прекращении всех войн — от малых до великих, но я не могу отвечать за какого-нибудь генерала или маршала в одной из этих стран, который сам начнет войну — наплевав на своего президента и его подпись под соглашением, — начнет сначала малую, но где гарантия, что она не превратится в большую!.. Да я и не хочу быть вселенским пожарным, который стоит на башне и смотрит: где горит, потому что не смогу погасить все пожары, одновременно вспыхнувшие на планете. Яне хочу быть „скорой помощью“, потому что не успею ко всем умирающим сразу, а уж тем более — ко всем больным. Я не хочу быть мировым утешителем сердец, потому что невозможно утешить всех: горе — постоянно и непрерывно, оно не устает приходить к каждому раз за разом. Да и витать горем?.. Как говорят твои соотечественники: у когожидкие, а у кого-то жемчуг мелкий. Я не имею универсального оеиепта, как помочь всем, спасти всех, утешить сирых и утишить иобных. И слава богу, что такого рецепта нет! Слава богу, что люди — разные… Вот тебе ответ на твой вопрос: могу ли все?.. А исполню ли все?.. Давным-давно, еще в Иудее, ты сказал мне: „Иешуа, ты исполнишь все, что захочешь“. Сам не ведая в тот момент, ты дал точное и четкое определение моих возможностей. Я не знаю, что хотеть, мои „хотелки“ на этой земле исчерпаны… Но, Кифа, я исполню все, что задумал, однако мысль моя далеко ушла от тай, что начала страну Храм. Не обессудь…»