История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

По мере достижения независимости римляне стали относиться к древности любовью и к ее памятникам прониклись уважением, поняв, как много обязан Рим своей главой сооружениям древних. У нобилей так же явилось желание прославиться возведением построек и тем содействовать украшению города. С этой именно целью была воздвигнута на мосту сенаторов (ponte Rotto) башня, которая в позднейшие годы Средних веков получила название Monzone, в народных же преданиях известна до настоящего времени под именем дома Пилата и дома Кола ди Риенцо. Эта удивительная башня (в Риме на всех мостах стояли башни), в которой взималось perkgium, должна была представлять собою пышный дворец. Сохранившиеся развалины этой башни, построенной из прочного кирпича, являются в настоящее время одним из самых замечательных памятников странной архитектуры частных зданий в Риме в Средние века. Карнизами и небольшими ложами башня разделялась на несколько этажей; вход в нее с улицы был сделан со сводом; внутри были комнаты с искусно выведенными крестовыми сводами; в верхние этажи вела каменная лестница. Снаружи башня была украшена древними изваяниями; грубые полуколонны из кирпича поддерживают фриз, представляющий самую разнородную смесь розеток из мрамора, арабесок и небольших мифологических рельефных фигур. В нише, устроенной в наружной стене у входа, первоначально находился бюст строителя (в Риме, следовательно, снова стали делать бюсты); впоследствии этот бюст пропал, и сохранилось одно лишь посвящение, изложенное высокопарным слогом. В другой пространной надписи, написанной леонинскими стихами, поименованы строитель и его семейство. Своим напыщенным тоном она напоминает речи, с которыми римляне обращались к Конраду и Фридриху; но минорная нота эпитафии, которая звучит в рассуждении о ничтожестве всякого земного величия, придает этой надписи некоторую поэтическую прелесть. «Николай, которому принадлежит этот дом, понимал, конечно, что слава в здешнем мире лишь одна суета. Воздвигнуть этот дом его побуждало не столько тщеславие, сколько желание восстановить блеск древнего Рима. Находясь в прекрасном доме, помни о могиле и о том, что тебе придется недолго в нем жить! Смерть мчится на крыльях. Человеку не дано жить вечно. Наша жизнь коротка и течение ее так же неверно, как полет пушинки. Как бы ты ни старался укрыться от ветра, пусть двери твоего дома будут заперты ста замками, пусть тысяча сторожей охраняет эти двери, у твоего изголовья будет все-таки сидеть смерть. Запрешься ли ты в замке, теряющемся в небесах, смерть тем скорее оттуда исхитит тебя, свою добычу. Величественный дом подымается к звездам; он воздвигнут первым из первых, великим Николаем, пожелавшим восстановить славу своих предков. Его отца звали Кресцентием, мать Теодорой. Этот знаменитый дом построен отцом для своего дорогого ребенка Давида». Без всякого основания создалось предположение, будто этим строителем был один из Кресцентиев и даже именно тот знаменитый Кресцентий, который жил во времена Оттона III. Сколько нам известно, в этой фамилии не было никого с именем Николая. Римское искусство, создавшее башню такой странной формы, было тек же далеко от искусства Джотто, построившего башню во Флоренции, как далека хроника Бенедикта Сорактского от хроники Виллани. Время возведения башни неизвестно; но, помимо исторических указаний, судя лишь по характеру надписи, надо полагать, что башня была построена в XI или XII веке. Варварский стиль этого баронского дворца выступает тем резче, что в непосредственном соседстве с ним стоят хорошо сохранившиеся два небольших римских храма, замечательных по своей изящной простоте. Сравнив свое сооружение с этими храмами, строитель должен был бы, конечно, почувствовать стыд; тем не менее римлянам того времени эта башня, вероятно, казалась сооружением небывалым, грандиозным и живописным. От этого здания, которому римский консул счел нужным посвятить надпись, приличествующую разве одному из сооружений Рамзеса, уцелели одни ничтожные развалины, которые теперь превращены в конюшню и сеновал. Так жестоко посмеялась судьба над тщеславным строителем, первым из первых людей, воздвигшим величественную башню.

Надо полагать, что дворцы Пьерлеони и Франджипани, не сохранившиеся до нашего времени, были такими же причудливыми постройками. Башни из кирпича, частью как отдельные здания, частью пристроенные к древним памятникам, возводились в ту эпоху повсюду в Риме. Не оставалось уже ни одной триумфальной арки, над которой не было бы возведено башни. Помимо других фамилий, одни Франджипани успели обратить в укрепления арки Тита и Константина и несколько арок Януса. Неподалеку от арки Тита у подошвы Палатина, вправо от via Sacra, находилась большая главная башня палатинского дворца Франджипани, Turns Cartularia, которая, по свидетельству Mirabilia, была возведена над храмом Эскулапа. В XI веке в этой башне сохранялась часть папского архива, известная под именем Cartularium juxtа Palladium; отсюда и башня стала называться Cartularia. Множество башен было построено Франджипани так же в Circus Maximus; по имени находившейся здесь арки одна ветвь рода Франджипани получила название de Arco. Страсть возводить башни господствовала тогда во всех итальянских городах. В Пизе этих башен было так много, что Веньямину Тудельскому показалось даже, будто число их доходило до 10000. Некоторые из этих памятников муниципальной независимости и гражданских войн того времени сохранились до сих пор; таковы: в Венеции — башня св. Марка; в Болонье — высочайшая башня degli Asinelli и наклонная башня Garisenda; в Пизе — великолепная наклонная башня собора. Башни, возводившиеся в Риме лишь в редких случаях, стоили таких больших денег и затевались с такими претензиями, как башня Николая; в большинстве случаев это были непрочные постройки, которые можно было легко разрушить и так же скоро восстановить. Часть этих средневековых башен уцелела до настоящего времени; все они построены из обожженного кирпича, имеют четырехугольную форму, не суживаются от основания к вершине и не разделены на ярусы; большая часть их представляет укрепления, возведенные на дворцах. По сведениям, имеющимся в Mirabilia, на городских стенах возвышалось более 360 башен; если к ним добавить еще бесчисленное множество церковных колоколен, затем башен на фамильных замках и наконец такое же множество развалин древних зданий, то можно представить себе, настолько средневековый Рим отличался от современного с его зданиями, увенчанными величественными куполами. Этот лес мрачных и грозных башен должен был придавать Риму в Средние века вид неприступного воинственного города и производит внушительное впечатление даже на могущественных государей.

Сам город, однако, представлял в XII веке картину невообразимого хаотического разорения и одичания. После пожара, бывшего при вторжении норманнов, холмы все более пустели и покрывались пышной южной растительностью; бывшие городские кварталы превращались в поля, а низменности — в болота, в которых свирепствовала лихорадка. Население перемещалось к Тибру и Марсову полю у подошвы Капитолия, достигшего своей прежней независимости. Здесь размещаясь в лабиринте улиц, среди груд развалин мраморных храмов и памятников ютился невежественный римский народ, немногочисленный, но достаточно сильный, чтоб изгнать из города пап и заставить императоров отступить от древних стен Аврелиана.

5. Церковная архитектура. — Возрождение ее в XII веке. — S.-Maria in Cosmedin. — S.-Maria in trastevere. — Живопись в Риме. — Зарождение скульптуры. — Первые Космати. — Евгений III и Целестин III приступают к постройке ватиканского дворца

С прекращением борьбы за инвеституру для Рима явилась возможность мало-помалу выйти из своего бедственного положения. Но римские граждане не обладали никакими денежными средствами, а папам приходилось заботиться о восстановлении церквей, необходимых для совершения религиозного культа. В то время, как в большей части итальянских республик возводились великолепные соборы нового стиля, римское строительное искусство довольствовалось реставрацией и отделкой лишь того, что сохранилось в таком изобилии от прошлых времен.

Насколько чувство прекрасного уже было сильнее вначале XII века, мы можем судить по церкви S.-Maria in Cosmedin, находившейся в районе Scola Greca. Эта небольшая по своим размерам сокровищница средневекового искусства была реставрирована при Каликсте II и отделана его комерарием Альфаном. В ней доныне сохранилось немало памятников, принадлежащих тому времени, — создании наивной скульптуры, превосходно воспроизводящих эпоху, когда среди господства сурового варварства впервые в шаловливых и робких чертах стал выступать пленительный, детский облик музы. При виде пестрой мозаики каменного пола, отделанных мрамором изящных амвонов, дверных косяков, украшенного мозаикой епископского кресла в абсиде и многого другого, что появилось в дни Альфана, зрителем чувствуется дыхание того времени.