Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел

Двигатель запущен, но мы стоим на месте третью минуту. Неспешно вглядываясь в каждое зеркало поочередно, затем в монитор, показывающий картинку с задней камеры автомобиля, и снова в зеркала, он крайне осторожно начинает выезжать с парковки ресторана. Несмотря на позднее время на дороге много машин, и мы ещё около минуты пропускаем попутный транспорт. Вдалеке загорается красный сигнал светофора, последняя машина проносится мимо, и Геннадий, кряхтя по-стариковски, выворачивает руль, резко ускоряется и спрашивает:

— Куда едем-то?

— Улица Весенняя, одиннадцать, — говорю я, запинаясь, так как не решила до конца, где лучше выйти, чтоб было и скрытно, и безопасно.

— Где это?

— Недалеко от железнодорожного вокзала.

— Первого или второго.

— Второго. На пересечении с Высоковольтной, — поясняю я.

Геннадий задумался, сопоставляя местоположение второго вокзала с Высоковольтной улицей, медленно, но ехал в правильном направлении. Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее меня охватывало безотчетное чувство страха, дышать становилось всё тяжелее и тяжелее, хотелось прохлады, но не просто свежести, а промозглого вытрезвляющего холода. Стоило чуть приоткрыть окно, как тело моментально задрожало, и я вся судорожно сжалась. Никогда не ездила к Ниночке на автомобиле. Угадать в какой именно проулок нужно свернуть, я не могла, а во мраке ночи и без того похожие друг на друга типовые хрущевки сливались в сплошное серое пятно. Страх усиливался ещё и тем, что за густыми кустами и высокой порослью акации невозможно было разглядеть припаркованные во дворе машины, одна из которых Серёжина, и, глядя из темноты, он не сможет не заметить жемчужно белый седан.

— Кажется, приехали, — неуверенно сказал Геннадий и посмотрел на меня. Я тем временем сползла на сидении насколько могла низко, вжалась в спинку, стараясь скрыть лицо за спадающими прядями волос. — Это здесь? — спросил он неуверенно.

Озираясь по сторонам, я не обнаружила ничего, что могло бы послужить ориентиром. Серёжиной машины не видно. Пора действовать. Нельзя терять ни секунды, правильный это адрес или нет, уже не имеет никакого значения. Серёжа мог запросто оставить машину в соседнем дворе и пойти прогуляться, размять ноги, как он это называет. Сердце не выдержит, если он сейчас постучится в окошко или наткнется на меня в темноте. Нужно убираться отсюда и чем быстрее, тем лучше.

— Спасибо, Геннадий. Извини, что так вышло, — выпалила я на одном дыхании, шаря ладонью по дверной обшивке в поисках ручки.

— Не за что. Когда мы снова увидимся?

— В любое время, — натянуто улыбнулась я, — созвонимся и увидимся.

— Меня не будет в городе две недели. Вернусь, наберу тебе, хорошо?

— Хорошо. Буду ждать звонка, — сказала я, выбираясь на улицу и бесконечно вознося благодарение Богу, за то, что в Геннадии нет ничего галантного. Он не оторвет свой зад, чтобы помочь мне выбраться из машины, а значит, не придется стоять с ним на улице, и расстанемся мы быстро, без прощального поцелуя и тисканья поролона в бюстгальтере.

Геннадий не торопится уезжать. Нет ничего плохого в том, чтобы проводить девушку, пусть даже взглядом, до подъезда и убедиться, что она благополучно добралась. Но только не в моем случае, ведь я даже не знаю в какую сторону идти. Потоптавшись на месте, достала телефон и сделала вид, что звоню подруге. Он пристально наблюдает за мной, а я лишь улыбаюсь и растеряно пожимаю плечами, оторвала телефон от уха, посмотрела на экран и снова приложила к уху. На мое спасение, за спиной послышался писк домофона, дверь распахнулась и я, спотыкаясь, рванула в подъезд, чуть не сбив с ног подростка с ротвейлером на поводке. Крадясь, как воришка, поднялась выше второго этажа. Через маленькое окошко на площадке между лестничными пролетами просматривается часть дороги перед домом. Видимый мне участок свободен, но дрожащий тускнеющий луч света на асфальте означает, что Геннадий ещё не уехал, а только крадется задним ходом к выезду со двора. Отдышалась. Достала из сумочки зеркальце, подвела губы, поправила прическу. Мысленно досчитала до ста. Геннадий уже далеко. Спускаюсь, выхожу на улицу, звоню Серёже, он поднимает трубку сразу, после первого же гудка.

— Да, любимая, жду.

— Где ты? Я тебя не вижу, — говорю слегка сердитым тоном.

— Стою возле пятиэтажного дома, рядом с теплотрассой, а ты где?

— Серёж, здесь все дома пятиэтажные. А ты, случайно, не рядом с той теплотрассой, которая идёт через весь город? — подтруниваю над ним с лёгким, скорее нервным, смешком, игнорирую его вопрос, потому что сама не знаю, где я, где теплотрасса, где тот самый дом, возле которого мы договорились встретиться. Но всё это неважно. Главное, что Геннадий уже далеко, как и мои страхи.

— Э-э-э, точно, но она тут в землю уходит, — встревожено бормочет Серёжа.

— Серёж, подземные коммуникации — это вообще не про меня. Стой, где стоишь, сейчас подойду. — Я положила трубку, осмотрелась и направилась к проезжей части Весенней улицы. Все дома стояли торцом к ней, слегка развернутые в сторону улицы Чкалова. В пятидесяти метрах от меня была автобусная остановка, я пошла к ней, села на скамейку, скинула туфли, которые успели порядочно натереть, и позвонила Серёже, объяснила, где нахожусь, и уже через минуту сидела в его машине. Может быть, я излишне перестраховываюсь, но что-то не пускало меня бродить дальше по этим дворикам. Обидно было бы после всех конспиративных мероприятий, случайно встретить на улице Ниночку, или ещё лучше, чтоб она заметила меня со своего балкона и стала звать и расспрашивать, что я здесь делаю в такое время, и всё это на глазах у Серёжи. Для полной зачистки следов сегодняшнего ужина понадобится уйма времени и сил. Прежде всего надо рассказать Ниночке, что сегодня я была у неё в гостях, и мы в её семейном кругу что-то праздновали. Не лишним будет придумать, что именно праздновали, и почему я там оказалась спонтанно. Свету тоже придется проинформировать об инциденте, ибо через неделю у Артёма на даче она может сболтнуть лишнего. Тут лучше ещё раз подумать, ведь для неё же лучше будет ничего не знать. Меньше информации — меньше соблазна молоть языком. Мои раздумья потревожились вопросом:

— Что за платье? Не видел его раньше.

— Ты много чего не видел, — отвечаю слегка язвительным тоном. Как-никак ждала его на остановке ночью чёрте где (по официальной версии), должна же пообижаться для проформы. — Конкретно это платье Светино.

При упоминании Светы Серёжа поморщился, подкатил глаза, изобразил рвотный позыв.

— Нужно будет вернуть, оно мне порядком надоело.

— Да уж, верни, — покосился он на меня брезгливо, — и макияж у тебя слишком броский. Не люблю, когда ты так красишься.

— Буду знать. Что-нибудь ещё?

— Вроде бы всё, — простодушно ответил Серёжа после недолгого раздумья, совсем не поняв риторического вопроса.

Дома ни платье, ни макияж уже не казались ему вызывающими или какими-то не такими, отталкивающими. В коридоре, даже не позволив разуться, он впился в меня поцелуем, ласкал, гладил, небрежно сжимал каждую выпуклость на моем теле попарно и по отдельности. Там же мы разделись, побросав вещи на пол, и продолжили ласкать друг друга уже под горячей струей душа. Это были совершенно новые ощущения, безумно увлекательный опыт, который на следующий день мы повторили дважды. Но именно тот раз запомнился, и именно его я вспоминаю всякий раз, лаская себя в ванной. Как жадно он мылил мою спинку, как прижимался всем телом сзади, хватал левой рукой грудь, правой гладил живот и, опускаясь ниже, не останавливался, пока у меня хватало силы стоять на ногах. Как только колени начинали дрожать, он нежно покусывал мочку ушка и бешено рыча, опускался поцелуями к шее и плечам.

Обессиленными мы повалились в постель, я, как обычно, ближе к краю, а Серёжа к спинке дивана. Он просунул руку под мою голову, второй рукой обнял, постепенно наши вдохи и выдохи становились синхронными, убаюкивали, и ничто не нарушало этой гармонии. Стыда за свидание с Геннадием я не испытывала, как и за свое обещание следующей встречи. Просто не думала о нём, словно никогда и не встречала. Та ночь с Серёжей запомнилась мне на всю жизнь, она была лучшей, она была одной из последних.