Посланец небес - Вирджиния Браун

— Нет, не пройдет.

— Да, обязательно, Ганна. Поверьте мне.

Это заставило ее рассмеяться резким, гортанным голосом, который так не совпадал с се нежной натурой.

— Поверить вам, мистер Браттон? Что за глупости вы говорите? Неужели вы думаете, я поверю человеку, выказывающему только нетерпимость и неприязнь ко мне и несчастным детям? Почему, Бога ради, я должна верить вам?

Крид не отреагировал на ее топ. Он пожал плечами и сказал:

— Потому что у вас очень маленький выбор на этот счет и потому что вы знаете, что я прав.

— Вы серьезно? Я действительно знаю, что вы правы, мистер Браттон? — Ганна сидела, прижав голову к коленям, рассматривая его при ярком лунном свете. — Удивительно. Мне даже самой интересно, знаю ли я, что хорошо, а что нет.

Крид потянулся и провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Вы знаете, что верно, Ганна. Вы знаете.

Она так яростно закачала головой, что своими локонами неожиданно хлестнула его по лицу.

— Нет, я не думаю так. Я стараюсь — я действительно стараюсь, — но сомнения просто преследуют меня и заставляют задуматься, могла ли я когда-нибудь отличать хорошее от плохого. Вам надо было познакомиться с Джошуа Макгайром. Он был такой сильный, такой преданный, а я всегда была слабой. Я даже сейчас не могу сосчитать, сколько раз он поддерживал меня, чтобы указать верный путь…

— Подумайте, — нетерпеливо перебил ее Крид, — перестаньте терзать себя. Если вы хотите носить короткие волосы, власяницу и пепел останков, — отлично, но в конце концов делайте это разумно.

— Я так полагаю, вы знаете, что такое благоразумие? — вспылила Ганна. — Полагаю, вам знакома цена покаяния?

— Не будь лицемеркой, — резко сказал он. — Человек никогда не был до конца совершенным, Ганна. Зачем вы караете себя только за то, что вы человек?

— Зачем я… ооо! Вы просто не знаете, что по этому поводу говорит Библия, мистер Браттон!

— Может, и нет, но я твердо знаю закон Жизни, Ганна Макгайр. И я знаю, что если вы не перестанете заниматься самобичеванием, не избавитесь от этого, вы не выживете.

Он поймал ее за плечи, когда она собралась встать, и грубо встряхнул. Одеяло упало с нее.

— Ну, остановитесь на минуту и подумайте, что вы делаете с собой. Можете ли вы честно сказать, что ваш отец хотел, чтобы вы были несчастной?

— С его смертью все остальное уже ничего не значит, мистер Браттон.

— Да, верно. Вы упрекаете себя, за то, что не умерли, я прав?

Ошеломленная, Ганна огромными глазами уставилась на него.

— Ну… да, тан оно и есть. Откуда вы это знаете?

— Тогда перестаньте. Ваш отец не хотел бы этого, — ответил Крид, не обращая внимания на ее вопрос, и взял ее за локти. — Плачьте, если хотите, Ганна, но разумно, — пробормотал он, притягивая ее к себе. — Надо плакать и горевать, но в разумных пределах.

Ганна снова заплакала и положила голову ему на грудь. В этот момент Крид подумал, что дал ей совет, исходящий из его собственного опыта. Он прекрасно понимал ее чувства — сначала тоску, потом обиду и озлобленность. Ведь он уже пережил все это. Горечь поглотила всю его душу, сделав из него такого человека, каким он стал, — без единой цели. Имея такую горечь в душе, эта нежная женщина-ребенок никогда не станет сильной: горечь поглотит ее всю. А по определенным причинам ему совершенно не хотелось, чтобы это произошло. Она взывала к его защитным инстинктам — инстинктам, которые, он думал, давно умерли. Да некоторые из них были и не совсем защитными…

Крид нежно обнял Ганну. Чудесное ощущение ее тела взволновало его: у него замерло дыхание.

Почувствовав запах табака и тела, она уткнулась лицом в его грудь. Она ощущала щекой, как бьется его сердце, его сильный, четкий ритм, и успокоилась. Неожиданно Ганна поняла, как хорошо, что Крид рядом, что она в защитном кольце его рук. Она подняла голову и взглянула на него.

Чуть откинувшись, Крид всматривался в ее лицо. Ослепительная красота в этих блестящих, не просохших от слез глазах притягивала и завораживала его. Он тонул в них. В который раз Крид подумал: знает ли она сама, как красива! Если бы только она поняла, с какой силой он хочет ее…

Эта мысль испугала его. Его губы сжались. Он хочет ее. Да, он на самом деле хотел ее. Он хотел прижать ее и ласкать ее тело, держать в руках ее грустное лицо и целовать ее губы, ее глаза… но как он мог сказать ей об этом? И должен ли?

Ганна прижалась к нему, водя руками по его телу, ее лицо выражало одновременно и страх, и любопытство. Ганна закрыла глаза, когда губы Крида ласково прикоснулись к ее. Сейчас ей было так необходимо, чтобы он крепко держал ее в своих объятиях и целовал нежно и ласково. Ее руки обвились вокруг него. Казалось, он понял, что она нуждалась в нем, и крепко прижал ее к своему большому и сильному телу. Они стояли на коленях и обнимали друг друга. Ганна забыла о времени, о мокрой траве и спящих неподалеку детях. Все ушло…

Сначала их поцелуи были нежными, почти братскими, затем неуловимо нежное давление его губ усилилось: стало неистовым и настойчивым. Из груди Ганны вырвался стон.

Она никогда даже не представляла, что мужчина может так целовать. Она думала, что поцелуи бывают только нежными и ласковыми. Сейчас же его страсть захватила ее. И напугала. Она не была готова к этому.

Ганна слегка оттолкнулась, ее губы дрожали, а глаза смотрели испытующе:

— Крид, — начала она, впервые произнося вслух его имя. — Крид, я не думала… я имею в виду…

— Ганна, сейчас не время для раздумий, — пробормотал он, ртом выискивая дорожку от ее губ к уху, заставляя всю ее трепетать. — Сейчас не время для благоразумия, — прошептал он ей в ухо. — Сейчас время для чувств.

Воды озера набегали на берег и камни. Ганна снова задрожала. Она замерла, хотя и горела от внутреннего всепоглощающего огня, теряя над собой контроль. Здравый смысл говорил ей, что надо избежать этого, но влечение, появившееся в самом начале их знакомства, было сильнее уже чуть слышного внутреннего голоса. Возможно, это было правильно. Может, это и была та самая большая любовь, о которой однажды рассказывал отец? Те всепоглощающие чувства, захватившие ее всю, тот всепожирающий огонь…

Ей нужен был Крид — его объятия, поцелуи, отгоняющие ее сомнения и страхи. И как же она могла сопротивляться этому? От прикосновения его рук, его губ кровь бурлила в ней. Кончики его пальцев ласкали ее лицо, шею, плечи. Крид поцеловал ее в шею, туда, где бешено бился пульс, предательски выдавая ее чувства. Она почувствовала, как его рот искривился в улыбке.

— Ну, посмотри, это же ведь не так плохо? — бормотал он, касаясь губами ее тела, и она молча согласилась. — Ганна, это твой первый поцелуй? — спросил он, все также не отрывая губ от ее теплой кожи. Затем прибавил: — Не беда.