Самый лучший пионер. Том второй - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни одного, — вынуждена была признать мама.
— И у меня ни одного! — добавила Таня.
— И у ребят во дворе так же. Один пытался, но, когда милиционеру в ответ на просьбу пройти в вытрезвитель разбивают о голову бутылку из-под портвейна, это нифига не борьба с кровавым режимом, а обыкновенный пьяный беспредел. Помни — «наша милиция нас бережет». И к КГБ это тоже относится.
— Ладно-ладно, — без особого энтузиазма смирилась мама.
Нормально — главное, чтобы не мешала. Вспомнив о скорой акции, поморщился — свадьбу в апреле я рискую пропустить, причем в самой печальной форме — это когда сыночку на кладбище гвоздики носить приходится. Да и черт с ним — лишь бы получилось все как надо, а там хоть трава не расти: это сразу план на четыре пятилетки вперед перевыполнится. Если в ближайшие пару дней никто из старших товарищей билета не выдаст, придется напроситься самому. Пустят, конечно, но я сразу стану гораздо подозрительнее, чем сейчас. Ладно, абстрагируемся и сосредотачиваемся на «здесь и сейчас». Успешно «донавигировав» маму до главного управления МВД (реформа уже запущена, и МООП активно переименовывается и перестраивается — где-то в конце февраля закончат) по городу Москве. Да, письма в основном из провинции, но что они, сами не переправят куда надо?
Мешочек на плечо левое, отобранный у мамы — на правое.
— Да они легкие совсем! — немного обиделась она.
— Цыц! — цыкнул я на излишне активную беременную женщину, и мы, оставив Таню в машине — ей в МВД не интересно — прошли внутрь. Вместо дежурной бабушки нас встретил дежурный сержант лет двадцати пяти. Бронестекла — нет, просто сидит за столом, и даже невооруженный. Не боится пока милиция податного населения.
— Здравствуйте! — синхронно отвесили мы с мамой дежурному, со скучающим видом разгадывающему кроссворд.
— Здравствуйте, товарищи, — сочтя новый раздражитель более интересным (и из служебного долга, конечно же!), он отложил карандаш. — Что у вас?
— У нас два мешка с жалобами граждан Советского союза на несправедливость, воровство, кумовство и злоупотребление служебными полномочиями! — поведал я, поставив мешки на пол.
— Сами написали? — удивленно спросил он маму.
— Мы же не городские сумасшедшие, товарищ сержант, — опередил я ее и показал корочки. — Не знаю почему, но мои читатели и слушатели решили, что с проблемами нужно писать мне. Там три четверти, — кивнул на мешки. — О ваших коллегах из регионов. Кому сгрузить, чтобы утолить жажду народа в справедливости?
— Тут девять из десяти — личные обиды, — кивнул на мешки сержант и попросил. — Автограф дашь?
— И я это прекрасно понимаю, — кивнул я. — Но одна десятая — это уже слишком много, чтобы закрывать глаза. Автографы давать мне нравится, я пока не избалованный! — по порядку ответил я. — Мы можем сразу к Анатолию Ивановичу Волкову пойти — он просил забегать, если что, но понимаю, что у него дела гораздо важнее есть, чем первичная фильтрация сигналов с мест, — легкий шантаж не помешал мне подписать потрепанную «Юность» с «Зорями».
— Это правильно, у него другие задачи, — горячо закивал сержант. — Присядьте, пожалуйста, сейчас за вами придут, — указал он на скамейку и снял трубку стоящего на столе телефона.
— Я чувствую себя бесполезной, — тихонько поделилась ощущениями мама.
— У меня хорошо получается общаться с функционерами всех уровней, — пожал плечами я. — А у тебя хорошо получается все остальное, поэтому не надо переживать.
— И что же у меня получается? — захотела комплиментов родительница.
Чисто спинным мозгом выдал пятиминутный спич о том, как мне с ней повезло. Все, хандры как не бывало! Из коридора выглянул целый майор лет сорока, усатый, черноволосый и голубоглазый.
— Здравствуйте. Это у вас сигналы? — безошибочно (потому что кроме нас в приемной никого нет) направился он к нам.
— Здравствуйте. Мы Ткачёвы, у нас, — ответила решившая принести немного пользы мама.
— Петров, Алексей Савельевич, — представился он, пожав ручку маме и мне. — Пойдемте ко мне в кабинет, чаю попьем и решим, что делать. Давайте помогу.
Он подхватил мешки, и мы пошли на третий этаж под звуковой ряд из майорских похвал моему контенту. Спасибо, да, все еще очень приятно. Портреты Ильичей — в наличии, равно как и портрет Щелокова. Советская форма Красного угла, так сказать. Впрочем, святейший лик у нас вообще вешать любят, а потом эти же люди рассказывают нам про культ личности. А кто его выстроил, мать вашу?!
Сели за стол, интендант в чине лейтенанта выдал нам чашки, поставил на стол тарелки с сушками и карамельками и откланялся.
— Не знаю, почему так, Алексей Савельевич, — решил я не «майоркать». — Но читатели и слушатели решили, что я могу помочь им с их проблемами. Но я не против — как пионер, я просто обязан помогать гражданам родной страны. Полагаю, что в некоторых местах кумовство и блат достигли таких высот, что народ просто не знает, у кого просить помощи. Сам я должными полномочиями не обладаю, поэтому решил прийти к вам — у меня к Московской милиции доверия больше, чем к региональной, уж простите.
— Хорошо, — выслушав, кивнул майор. — Письмами мы займемся обязательно, на этот счет можешь не переживать.
— Спасибо большое! — поблагодарил я. — А можно мне какой-нибудь номер телефонный, чтобы я мог время от времени звонить и узнавать, как идут дела — люди же будут ответов ждать, а написать «отнес письма в милицию, дальше не мое дело» мне совесть не позволит.
Товарищ майор посмурнел — теперь в мусорку это все не выкинешь, придется работать. И ведь придется — я же не хрен с горы, а двойной член с неземной репутацией, о которого успешно «убилась» пара нечистых на руку ментов, значит со мной жизненно и карьерно необходимо дружить изо всех сил.
— Хорошо, — решил он, взял со стола чистый листочек и написал на нем номер. — Это помощника моего, Антоном Сергеевичем Цекало зовут.
Хе, Цекало! Просто совпадение, очевидно.
— Спасибо больше, Алексей Савельевич! — снова поблагодарил я, приняв ценный номер. — Обещаю не злоупотреблять, но к концу недели позвоню, можно?
— К концу недели что-нибудь уже станет известно, — одобрил майор и улыбнулся. — А мы тебя с самого утра ждем — на «Маяке» передачу слушали.
— Мы всей семьей тоже слушали, — кивнул я. — Даже вырезать ничего не стали, а
