Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Румянцевы поняли, что беседа окончилась, низко поклонились императрице и вышли.
2. По европейским странам
19 апреля 1774 года братья Румянцевы и барон Гримм отправились в Европу, с ними были слуги и свои экипажи.
25 апреля Екатерина Алексеевна, получив письмо от Гримма, писала в ответ:
«Господин Гримм! Я получила вчера ваше письмо из Риги от 19 апреля. Не вы один плакали с г. Ридезелем (один из придворных чиновников, приезжавших на свадьбу Натальи Алексеевны. – В. П.), он и меня заставил расплакаться. Ландграфиня Каролина была беспримерная женщина. Как она умела умереть! Когда придет мой черед, я постараюсь взять с нее пример и также прогоню всех плакс. Я хочу, чтоб в эти минуты вокруг меня были люди закаленного сердца, либо завзятые смехотворы.
Вы у меня спрашиваете: «к а к в ы б р а т ь с я и з м о и х в л а д е н и й?» Могу отвечать на это лишь словами Мольера: «Жорж Данден, ты сам захотел того». Впрочем, от вас зависит вернуться. Вы с великою радостью праздновали в Курляндии сорок шестую годовщину моего рождения. Поздравляю вас; сама я ненавижу этот день: прекрасный подарок он мне приносит! Каждый раз лишний год, без которого я могла бы отлично обойтись. Скажите по правде, ведь было бы прекрасно, если бы императрица всю жизнь оставалася в пятнадцатилетнем возрасте?
Но прощайте, господин Гримм; письмо мое начинает походить на болтовню после восьми вечера в Царском Селе. Глупцы, которые прочтут его прежде вас, могут счесть непристойным, что такие важные особы, как вы и я, пишем подобные письма… Оренбург освобожден, и, как я предсказывала, комедия кончится кнутом и виселицею, к которым я не чувствую склонности больше прежнего; но я понесла чувствительную утрату; генерал Бибиков, в 13 дней, умер от горячки, в двух стах верстах перед Оренбургом» (РА. Кн. 3. 1878. С. 7–8).
Можно предположить, что барон Гримм тут же прочитал (или дал прочесть) письмо братьям Румянцевым, потом в свободную минуту написал ответное письмо, истратив целую тетрадь, 12 страниц, осыпая императрицу своими восхищенными фразами по поводу и без повода, сообщив, между прочим, что он по-прежнему страдает засорением кишок, в Дрездене он побывал у докторов. 19 июня императрица с усмешкой ответила «господину философу», что она очень любит получать длинные письма, но, вспоминая Вецлар, где проходили препирательства между многочисленными князьями Германской империи, напомнила барону, что даже там сокращается письмоводство, говоря откровенно, будет отвечать коротко, ее обуяла постоянная лень, такая же лень приходила к ней, как только она собиралась сходить к докторам. Вот Людовик XV имел десять докторов, но в мае этого года скончался от оспы, императрица Российская посылала Людовику XV через французского посланника разумный, человеколюбивый и дружеский совет, чтобы он, не медля ни секунды, приказал своим докторам привить ему оспу, а он не послушал ее – и вот конец… Это стыдно и попахивает каким-то варварством, хотя в варварстве он упрекал Россию.
Екатерина II часто вспоминала ландграфиню Каролину, вспоминала ее глубокий и разносторонний ум, стремление участвовать во всех европейских делах, а значит, писать десятки, сотни писем европейским властителям, чуть-чуть, хоть слабым намеком выразить свое участие в том или ином решении.
Затем братья Румянцевы и барон Гримм побывали в Варшаве, в Карлсбаде, Лейпциге. Здесь братья Румянцевы узнали, что 15 июля 1774 года фельдмаршал Румянцев, вместе со своими генералами и помощниками, среди которых выделялся своими познаниями Алексей Обресков, заключили в Кючук-Кайнарджи мирный договор. Потом Сергей Румянцев вспоминал: «В Лейпциге мы узнали о славном мире, который мой отец заключил концом своей шпаги» (НИОР РГБ. Ф. 255. К. 18. Ед. хр. 43. Л. 8).
Кючук-Кайнарджийский мирный договор, который подписали граф Петр Румянцев, генерал-фельдмаршал, предводящий армией, малороссийский генерал-губернатор, коллегии Малороссийской президент и орденов Святого апостола Андрея Первозванного, Святого Георгия, Святого Благоверного князя Александра Невского и Святой Анны кавалер, и его султаново величество – верховный Блистательной Порты визирь Муссун-заде Мегмет-паша гласил:
1. Отныне и завсегда да пресекаются и уничтожаются всякие неприятельские действа и вражда между обеими странами происшедшие, и предаются вечному забвению всякие неприятельские действа и противности.
2. Совершившие преступления обеих империй, как христиане, так и магометане, должны быть выданы и возвращены в империю обитания.
3. Крымские татарские народы должны быть вольными и независимыми, должны свободно выбирать своего правителя, в духовных же обрядах, как единоверные с мусульманами, сообразуются с верховным Калифом магометанского закона…
Кроме того, Россия возвращает Блистательной Порте Бессарабию, а Блистательная Порта возвращает России свободное плавание по Черному морю со всеми вытекающими отсюда последствиями. Все 28 артикулов мирного договора должны быть ратифицированы в самое ближайшее время и утверждены правителями двух империй.
Естественно, сыновья графа Петра Румянцева гордились не только блестящими победами над турками, но и мирным договором с Турцией, правами, приобретенными Россией в ходе этой ожесточенной войны, свободным, независимым от Турции, Крымом и свободным Черным морем, давней мечтой России.
В октябре 1774 года братья Румянцевы прибыли в Лейден, поселились в гостинице «Голландский двор», как советовал им Александр Куракин, потом пошли к ректору университета, заплатили 6 дукатов и были зарегистрированы как студенты. По воспоминаниям Сергея Румянцева, в Лейдене учились Юсупов, Алексей Куракин и Михаил Нарышкин.
С 7 часов утра до 9 вечера Николай и Сергей, по сведениям биографов, работали в университете, слушали лекции, совершенствовали свои знания латинского и французского языков, изучали итальянский язык и музыку, математику, историю и естественное право. Преподавали одни из лучших профессоров в Европе, среди них заметно выделялся профессор Пестель.
«Несомненно, гуманные взгляды Пестеля, – подчеркивал С.О. Долгов, – проводимые им на лекциях, запали в душу Николая Румянцева. Пестель в своих лекциях задавался такими
