Молодые и сильные выживут - Олег Дивов

– Да понял я…

– Вот и сиди, – Цыган ободряюще хлопнул Большого по плечу и ушел.

Большой сначала задумался, как это – рыпаться, но не дергаться. Потом от греха подальше забросил автомат на заднее сиденье. Но тут же поймал себя на том, что нащупывает под курткой пистолет.

Цыган пропадал долго, Большой весь извертелся и несколько раз покрывался холодным потом, когда мимо проходил все тот же патруль. Наконец Цыган прыгнул в машину и с ходу уткнулся носом в карту.

– Ну? – спросил Большой.

– Ручку! – приказал Цыган. – Так. Кажется, вот здесь. Какой-то поселок. Живых нет. А тут на перекрестке стоит бензовоз. В кабине два трупака в погонах. На прошлой неделе солярка в бензовозе еще была. Мужик нацедил канистру и удрал. Говорит, страшно. Поганое место, повсюду трупаки в погонах. Осознал?

– Армия? – оживился Большой.

– Похоже. Ну а если не этот поселок? Тогда вот этот… Ничего, разберемся. Покатаемся.

– Сейчас? – с надеждой спросил Большой, протягивая руку к ключу зажигания.

– Боюсь, что нет. – Цыган очертил на карте предполагаемый круг поисков, воткнул ручку за солнцезащитный козырек и принялся аккуратно складывать карту. – Боюсь, что сегодня у нас проблемы. Хорошее место рынок. Прямо как в Интернете – сплошной треп.

– Где?

– В Интернете. Потом расскажу, утром вспомнил. Было такое изобретение специально для обмена информацией. Подключаешься и читаешь все, что хочешь. В основном всякую трепотню. Там все только и делали, что болтали. Собьются в кучу и давай трендеть… Ладно, ты меня не слушай, это нервное. Просто один деревенский видел, как «тупые» сцапали какую-то Рыжую.

– Ох… Какую Рыжую?

– А ты их много знаешь?

– Ох… И что же нам теперь делать?

– Уносить отсюда ноги, – веско сказал Цыган. – Уносить отсюда ноги…

– Они ее сцапали! – крикнуло радио голосом Цыгана, едва Гош успел включить прием. – Что делать будем, а?!

Гош нажал было клавишу передачи и обнаружил вдруг, что пальцы его плохо слушаются. «Как хорошо, что Цыган меня сейчас не видит, – подумал он. – Парень, конечно, умница, но почему-то убежден, что у меня нервы железные. Мог бы здорово разочароваться. Он считает, что для выживания нашей компании позарез нужен лидер с холодной головой. И очень рад, что я встал на место Белого. А какой из меня лидер? Так, видимость одна…»

– Ты уверен? – кое-как совладав с чувствами, спросил Гош.

– На все сто!

– А давно это было?

– Часа полтора-два. Видели, как ее вел патруль. К «Белому дому».

– Не худший вариант, – заметил Гош. Ему немного полегчало. – Не на расстрел же они туда водят… А вы где сейчас?

– Только что миновали блокпост, идем домой. Ну, какие идеи?

– Все те же. Уговор дороже денег – так, кажется, раньше говорили… Будем ждать, как условились.

– Нервы у тебя железные! – восхитился Цыган.

– Какие есть, – скромно ответил Гош. – Если она к рассвету не вернется, увидишь, что у меня за нервы. Ты что думаешь… А, ладно. Мало ли кто сейчас висит на нашей волне.

– Как обычно – ЦРУ и КГБ.

– А если случайно? Ты же сам говорил, у местных теперь в каждой машине рация.

– Так мы подъедем? – с надеждой в голосе спросил Цыган.

Гош почти не колебался.

– Только по-умному, – сказал он.

– Ты с кем говоришь?! – возмутился Цыган. – Я же цыган все-таки… Хоть и бывший.

– Чем выпендриваться, лучше бы воровать научился, – парировал Гош. – Ладно, подкатывай.

Он повесил микрофон на место, перевел радио в «ждущий» режим, закурил и вышел из машины. Безумное одиночество, точившее душу уже несколько часов, постепенно рассасывалось. Только в этот период ожидания Гош понял до конца, насколько же дороги стали ему случайно обретенные друзья.

А еще – что в словах Белого о его привычке манипулировать людьми, не думая о последствиях, очень много правды. Загрузить ответственным заданием несмышленую девчонку и отправить ее почти на верную погибель – это было в его духе. Конечно, Женя сама так и рвалась на дело, мечтая доказать, что ее можно принять в стаю. И конечно, внешне ее поведение свидетельствовало о недюжинной способности ориентироваться в трудных ситуациях. Но Гош должен, обязан был разглядеть, что за этой маской на самом деле стоит всего-навсего остаточная агрессивность человека, пережившего временную амнезию. Желание делать хоть что-нибудь, потому что некуда девать энергию. Та же пружинистая злоба, что еще полгода назад позволила ему самому выстоять, прорваться, выжить. И теперь он, как последняя сволочь, использовал чужой припадок активности, направив его в нужное русло.

Гош размышлял об этом все время, что провел в засаде на кромке леса. Думал, когда маскировал «Паджеро» в кустах. Думал, когда аккуратно укладывал в песок на дороге от города доску с гвоздями. Когда выбирал позицию для стрельбы. Все думал, сопоставлял, анализировал. И пришел к неутешительному выводу. Какая бы там напасть ни обрушилась на Георгия Дымова около года назад, раздавить его, подлеца, она не смогла. Память он, конечно, утратил. Но замашки свои прежние сохранил. Искренний и вполне гуманный интерес к тому, что у человека в голове, – раз. Неуемную страсть копаться в чужих мозгах – два. И совершенно неуправляемую тягу к тому, чтобы эти мозги подчинять себе, – три. Полегоньку, исподтишка, не насилуя, не ломая – но подчинять.

Он готов был как угодно подставить себя, чтобы в конечном итоге завербовать сторонников. Готов был показаться и даже оказаться слабым, подчиненным, сломленным. Или, наоборот, сильным и мужественным, этаким отцом-защитником. Каким угодно – лишь бы его полюбили. Лишь бы готовы стали за него кидаться головой вперед. Туда, куда он попросит.

Гош даже ответ нашел, чем диктовалась такая его манера поведения. Судя по всему, в юности Георгий Дымов был чудовищно, дико, неправдоподобно одинок. Всегда среди людей – и всегда совершенно один. Сам по себе. Как такое могло получиться, он пока не выяснил. Но то, что раньше его по жизни преследовало ощущение собственной брошенности и «никому-не-нужности», он уже понял.

Это знание вряд ли могло пригодиться ему сейчас, когда требовалось в первую очередь действие, а не какая-то там разжижающая волю интеллигентская рефлексия. Но Гош не мог перестать думать. В последние дни озарения следовали цепью, одно за другим. Впору было сойти с ума, ежесекундно подхватывая буквально из воздуха обрывки былых ощущений, кусочки прежних эмоциональных всплесков, картинки минувшего. И чем больше Гош узнавал о своей прошлой жизни, тем меньше ему эта жизнь нравилась. Там не хватало чего-то очень важного.

Может быть, именно того, что он мучительно пытался осознать раньше и элементарно просто вычислил сейчас. Знания о том, что творится внутри, мотивируя поступки и желания. Прежний Гош страшно переживал, что он какой-то не такой, как все. Но и быть «как все» тоже не хотел или не мог. Наверное, именно это неосознаваемое стремление закрепить свою «особенность» и пригнало его в тусовку Знатоков.

Вспомнить бы хоть что-нибудь из личной жизни… Он точно был гетеросексуальный и достаточно востребованный мужчина. Но в памяти всплывали только разрозненные обрывки. А еще – не складывалась общая картина профессионального становления. Тут все было обрезано на уровне четырнадцати-пятнадцати лет. Судя по всему, работа была для Гоша фактором колоссальной эмоциональной значимости.

Поэтому ее и затерло начисто. Как у бедняги Сан Сеича обрубило личные и профессиональные воспоминания на первом же году так называемой «перестройки». То ли Сан Сеич именно в этот год впервые начал жить по-настоящему, то ли, наоборот, перестройка шарахнула его по голове обухом…

Из глубины леса послышался шум мотора. Гош выплюнул сигарету и шагнул к машине. Рация пискнула. Гош включил громкую связь и взял микрофон.

– Кажется, мы на подходе, – сообщил Цыган.

– Я вас уже слышу. Выхожу на дорогу встречать. Увидишь просвет в деревьях – тут же стоп.

– Он там яму выкопал! – рассмеялся куда-то в сторону Цыган. – Западню на Слонопотама!

– Быстро у тебя прогресс идет, – заметил Гош.

– Я по этой книжке читать учился! – фыркнул Цыган. – Кстати, у вас, у русских, очень простая грамматика. Не то что наша.

– Я помню, – неожиданно для себя вспомнил Гош.

– Кто же ты все-таки? – спросил Цыган.

– Без понятия, – честно ответил Гош. – И вообще, у меня такое впечатление, что я совершенно не знал этого человека. Которым был. И понимаешь…

Он не отпустил кнопку передачи, так что если Цыган что-то и понимал, то сказать ему об этом сейчас не мог.

– И понимаешь, – закончил Гош, – мне кажется, что я и знать этого парня совершенно не хочу!

– Засада, – признал Большой. – А яма где?

Цыган расхохотался.

– Не надо так серьезно, – попросил Гош. – У меня кое-что попроще. Здоровенная доска с гвоздями.