Корабль призраков - Виктория Платова

Осада – вот я и нашла нужное слово.

Она осаждает своей привязанностью. Она берет на измор. Если только… Если только Карпик позволит этим чувствам развиться в себе, она превратит в ад жизнь тех, кого она любит. И тех, кого ненавидит, – тоже. И ее любовь будет так же опасна, как и нелюбовь… Вот тебе и Шопен, опус 22. Анданте Спианато и Большой блестящий полонез.

– Мы ведь друзья, правда? – упрямо прошептала Карпик.

– Конечно, друзья… Пойдем. Я отведу тебя к отцу.

– Я не хочу.

– Ты неважно выглядишь. А если к тому же будешь температурить, то никаких тюленей не будет и в помине.

– Можно, я пойду с тобой? К тебе?

– Ты же знаешь, что ко мне нельзя. Я не думаю, что Вадик был бы счастлив видеть наглую маленькую девочку в пять часов утра.

– Ты же сказала, что вы не спите вместе. Или ты соврала? – Карпик испытующе посмотрела на меня. – Мы не должны обманывать друг друга.

– Господи, какая разница!.. Я сказала – нет, Карпик. Я отведу тебя к папе.

– Папы нет.

– Вот как?

– Во всяком случае, когда я проснулась, его не было. Он, наверное, торчит в бильярдной.

– В пять утра? – До сих пор я даже не знала, что Сокольников – любитель покатать шары.

– А это имеет какое-то значение? Ты ведь тоже не спишь в пять часов утра.

– Я-то как раз собираюсь спать. И тебе советую.

– Ладно, идем, – сдалась Карпик.

…Каюта Карпика и ее отца находилась ближе к корме по левому борту. А каюта старпома Митько – ближе к носу по правому. Когда мы с девочкой вошли в коридор, я схитрила.

– Прогуляемся? Сделаем круг? – спросила я, вложив в голос всю беспечность, на которую только была способна.

– Хочешь посмотреть на каюту старпома? С Карпиком такие штучки не проходят, пора уяснить это себе, Ева.

– Да, – нехотя призналась я.

– Идем.

Мы с Карпиком завернули за угол. И тотчас же наткнулись на приоткрытую дверь душевой, расположенной в торце машинного отделения. В плохо освещенном узком проеме мелькали какие-то тени, слышалась возня и приглушенный смех. Карпик приложила палец к губам, подкралась к двери, широко ее распахнула.

Интересно, кто-нибудь спит на этом корабле сегодня ночью или нет?..

В предбаннике яростно целовались порочный гей Муха и шоколадный король Андрэ, молодой муж швейцарки Аники.

– Извините, – тоненьким противным голоском сказала Карпик, но даже не подумала прикрыть дверь.

На Андрея было жалко смотреть. Он отпрянул от Мухи, как от прокаженного, лицо исказила гримаса запоздалого отчаяния. Я была поражена не меньше Андрея: мир опять переворачивается с ног на голову, старпомы оказываются шантажистами, респектабельные господа – серийными убийцами, а верные мужья…

– Извините нас. – Я покраснела так, как будто бы это меня застали за чем-то непристойным.

– Я… – начал было оправдываться Андрей, но потом только махнул рукой. В его глазах выступили слезы.

– Ле манифиг! – Карпик вспомнила любимое выражение Аники и издевательски улыбнулась, а лицо Андрея сморщилось еще больше.

Я сильно дернула маленькую провокаторшу за руку, но она даже не обратила на это внимания. Муха тоже не выглядел смущенным, ничего другого от такой идейной проститутки и ожидать не приходится. Только теперь я поняла, как упрощенная, фривольная кличка идет ему: он увяз в несчастном Андрее, как муха в патоке, и теперь довольно потирал лапки.

– Вам нужен душ? – галантно спросил Муха.

– Нет-нет, продолжайте, мы не будем вам мешать, – ответила Карпик.

– Извините, ради бога, – еще раз глупо повторила я и захлопнула дверь.

Это дурацкое происшествие так расстроило меня, что я прошла мимо каюты старпома и даже не вспомнила о ней. Зато Карпик не забывала ничего.

– Эй! – позвала она, когда мы уже миновали каюту Митько – Ты забыла, что мы хотели…

– Ничего я не забыла. Как-нибудь потом…

– Ты расстроилась, Ева?

– Если хочешь – да…

– А, по-моему, это ужасно смешно.

– Нет ничего смешного в том, чтобы ставить людей в неловкое положение. Я ненавижу это делать. Теперь он себя возненавидит. И нас заодно.

– Муха? Что ты, с Мухи как с гуся вода. Он даже был рад, что его увидели, может быть, он специально не закрыл дверь, чтобы его увидели.

– Ты говоришь глупости, Карпик!

– Я не умею говорить глупости. Я всегда говорю только умности, рассудительности и юмористичности. А Мухе даже понравилось, что мы их застукали.

– При чем здесь Муха? Я говорила об Андрее. Бедная Аника…

– Отчего же бедная? – У Карпика был свой, достаточно циничный для тринадцатилетней девочки, взгляд на происшедшее. – Не Аника, а просто какая-то Аника-воин. Сама виновата, если муж на сторону бегает.

– Господи, кто тебя такому научил, Карпик? На какой коммунальной кухне ты это услышала?

– А что такое коммунальная кухня? – озадачилась Карпик.

Я вздохнула:

– В любом случае, то, что ты сейчас сказала, – это очень плохо. Это недостойно.

– А, по-моему, это просто ле манифиг. – Карпик рассмеялась. – Теперь мы можем шантажировать его, если захотим. Попросим семь процентов акций его фабрики и будем трескать шоколад с изюмом и лесными орехами. Тебе нравится шоколад с лесными орехами? А мне еще нравится белый шоколад. Что с тобой, Ева?

Что со мной?.. Со мной что-то не в порядке, девочка. Последние сутки на “Эскалибуре” состоят из целого ада намеков, случайных совпадений, самых незначительных фраз, которые тут же становятся пророческими. Бедняга старпом собирался шантажировать, и ему сломали шейные позвонки… Карпик собиралась искать убийцу, а теперь собирается шантажировать… Слово “шантаж” поселилось на корабле и бродит по воздуховодам от носа до кормы… Почему именно девочка произнесла его, чей голос в ней говорил? Да и я сама… Я сама собиралась искать одну татуировку, а увидела другую, очень похожую. Если так будет продолжаться и дальше…

– Со мной все в порядке. – Я присела на корточки перед Карликом и сильно сжала ее плечи. – Но ты должна пообещать мне одну вещь.

– Я обещаю.

– Ты даже не спрашиваешь какую.

– Зачем спрашивать? Ты просишь – я обещаю, как же иначе?

Как же иначе, конечно же, Карпик только так может доказать свою безоглядную преданность. Мы же друзья.

– Обещай мне, что ты никому не расскажешь о том, что только что увидела.

– Хорошо. Только… Есть еще Муха.

– Но это не должно идти от тебя. Хорошо?

– Конечно, Ева. Можешь не беспокоиться.

…Каюта Сокольниковых была открыта. Довольно неосмотрительно, если учесть тряпки от кутюр и карманные денежки папы Сокольникова и его строптивой дочери.

– Ну вот. Выполнила свой гражданский долг, довела тебя до места назначения. Спокойной ночи, Карпик.

– Ты должна пообещать мне одну вещь, – совершенно серьезно сказала девочка, она потребовала обмена верительными грамотами.

– Я обещаю.

– Ты даже не спрашиваешь какую.

– Зачем спрашивать. Ты просишь, я обещаю, как же иначе? – Я дословно повторила слова Карлика в коридоре, потому что поняла – именно это она хочет услышать. Что ж, нужно быть великодушной, а пять часов утра – самое подходящее время для великодушия.

– Обещай мне, что ты посидишь со мной, пока я не засну.

– И все? – Я рассмеялась. – Конечно, я обещаю.

– Тогда отвернись, я сейчас переоденусь.

Я повиновалась. И, чтобы чем-то занять себя, принялась рассматривать книги, сваленные на стол: кто-то из Сокольниковых всерьез решил подтянуть свое образование. Здесь был “Декамерон” Боккаччо (я поморщилась было, но тут же вспомнила, что и сама читала его в шестом классе, запершись в туалете на щеколду), героически-бесполый “Овод” (именно читающей “Овода” мечтал увидеть драгоценный папочка свою драгоценную Ларису); мятые детективы без первой и последней страниц (еще одно напоминание о том, что никогда не знаешь, чем все начинается в этой жизни и чем все заканчивается).

И Гарсиа Лорка, особенно уместный в этом климатическом поясе.

И еще целый ворох книг, рассматривать которые у меня не было ни времени, ни желания.

– Я готова, – сказала Карпик, – можешь повернуться.

Она сидела на кровати, поджав под себя маленькие босые пятки, в трогательной байковой пижамке с веселыми вислоухими собаками. Похожими на любимую собаку моего детства: тогда, в моем детстве, она жила в яркой книжке “Приключения Пифа”… Я вдруг почувствовала такую нежность к маленькой Карлику, что у меня даже перехватило дыхание. Рядом с подушкой сидел плюшевый медвежонок, вызывавший уважение своим потрепанным видом, – он был не сиюминутной прихотью, а многолетним любимцем. С мишкой мне не тягаться, мишка вне конкуренции, но битву за привязанность Карпика я пока выигрываю по очкам.