Дарованный остров - Кристина Камаева

— Чем я вам не угодил? — гулко прозвучал его голос.

— Я знаю кто вы. Вы Саурон. От вас все беды в Средиземье, — ответила она вызывающе.

— А вы, стало быть, орудие карающей судьбы? — рот Саурона искривился. — Скажите, что я сделал вам лично? Может, я относился к вам не достаточно почтительно? Не был гостеприимен? Не выполнял все ваши просьбы? Объясните, почему вы, подкравшись неслышно, по-воровски, ранили меня?

— Я не могу убить вас в открытом бою, даже нанесенный коварно, исподтишка, мой удар не причинил вам вреда. Вы хотите знать причину, почему я вас ненавижу? И не только я? Да, лично мне вы пока ничего дурного не сделали, просто время еще не пришло. Всем известно, что вы несете людям гибель и страх. Сколько зла еще совершится в мире из-за того, что мой замысел не осуществился!

— Продолжайте, продолжайте, слезы раскаяния уже щиплют мне глаза. Еще немного вас послушаю и сам повешусь. Я не собираюсь оправдываться перед вами, но меня всегда поражала способность чад незабвенного Илуватара осуждать других и учить их жить. Вы сами блуждаете в противоречиях, но упорно навязываете свое мнение. Достается всем: друзьям, братьям, не говоря уж о врагах! Даже повода не надо, достаточно самого сомнительного слуха. Любо послушать эти сплетни. Заляпав собратьев грязью с ног до головы, вы беретесь разглагольствовать о чистоте помыслов, служении правде и незапятнанной чести. Уж если вы поднимаете темы о добродетели, мире, торжестве некого Света над Тьмой, то будьте сами честны и справедливы! Не наносите удар в спину. Иначе у кого же научится ваш враг благородному поведению? Как судите вы, кто прав, кто виноват, если обе стороны черны душой и злобны и не гнушаются никакими средствами, вплоть до предательства, чтобы извести друг друга?

— Нет совершенных среди рожденных, — признала вовлеченная в спор принцесса, — я поступила некрасиво, мне было бы намного приятнее повлиять на вас духовно, отвратить от войн, убедить поверить в замысел Илуватара, а не противодействовать ему. Но это невозможно. Если бы вам дано было измениться, это случилось бы раньше, сейчас вы закоснели во зле. Убив вас, я бы избавила от страданий тысячи невинных людей, которые хотят просто жить: любить, воспитывать детей, не голодать и никого не бояться. Им не нужна власть. Они хотят быть счастливыми.

— А вы думаете, что мне доставляет удовольствие разрушать счастье этих людей? Я вынужден воевать, потому что со мной воюют. Уж если вы ищете корень зла, то он не во мне, а в основе мира, созданного Илуватаром. Илуватар, создавая эльфов и людей, определил так, что все должны быть свободны. И в то же время у этого мира есть законы. Некоторым они по нраву, они согласны с существующим порядком, и Бог со своими жрецами поддерживает их. Другим же хочется иного порядка. Согласно замыслу, они могут жить, думать, как пожелают, но тут они встречают сопротивление. Мне, например, хочется создать свою расу, прекрасное — в разнообразии. Почему же моя мечта считается противоборством замыслу?! Почему я должен делиться своими знаниями, талантом и мастерством с Валарами, эльфами и людьми? Отчего не поступают также сами Валары? Прекрасные сильмарилы, созданные благородным Феонором, они оставили исключительно для Валинора, Благословенный Валинор они украшают и обустраивают непрестанно, забыв о существующих где-то насущных проблемах. Наслаждаются изысканной утонченной жизнью, а до других, так называемых «младших собратьев», им нет дела. Даже нуменорцев, которые помогли им в войне против Моргота, они не пускают на свою землю. К ним нельзя обратиться за помощью, они отмахнутся от вас, как от надоедливых насекомых. Им претят ваши низменные мысли и вульгарные просьбы, гораздо интереснее наблюдать за цветением персиков. Нет справедливости в творении Илуватара. Ему и не надо было справедливости. Он создал иерархию рас: высшая раса — могущественные и одаренные Валары, следующие — прекрасные, бессмертные эльфы, ну, а потом уже — люди, которые наделены пылкими страстями, но, увы, подвержены болезням, старению и умиранию. Если бы Илуватар хотел истинного мира, то сотворил бы всех «свободных» с одинаковыми возможностями в этой жизни. А он создал господ и рабов. Эльфы были задуманы как рабы Валаров, а люди — как рабы эльфов. Не признавать эту схему — значит противиться замыслу Илуватара. Весь мир построен на неравенстве. Не все народы, принцесса, верны Илуватару, многие на моей стороне. И я стараюсь, как могу, защитить их от ненасытных нуменорцев, которые облагают их данью. Этим людям нечего есть, как же они могут развиваться и совершенствоваться? Эльфы и преданные им люди боятся и ненавидят меня. Точно также как мои люди ненавидят и боятся эльфов и нуменорцев. Нет в этой ситуации правых и виноватых. Илуватару ничего не стоит положить конец распрям в этом мире, он обладает беспредельной силой. Что стоит ему, такому могущественному, уничтожить меня, примирить и накормить сотворенные им народы? Но он никогда не сделает этого. Похоже, что его интересует только придуманная им запутанная и завораживающая игра, а никак не состояние игроков, потому-то и отвернулись от него нуменорцы. Вот и приходится сражаться за место под солнцем, предавая друг друга. Я хорошо изучил человеческую сущность, принцесса, но ваш предательский удар меня почему-то оскорбил, видимо, иногда все-таки рассчитываешь на доверие. — Саурон натянуто улыбнулся. Кровь снова засочилась из раны. — Довольно, я сегодня слишком много говорю. Наверное, потому, что больше беседовать нам не придется, моя коварная гостья. Спокойной ночи.

Он ушел, оставив ее в темной комнате наедине с тяжелыми мыслями. Саурон не наказал ее, не уничтожил, не причинил боли, но его проникновенные речи растревожили принцессу. Казалось, он говорил от всего сердца, и все слова его были похожи на правду, следовало хорошенько подумать, чтобы возразить ему. Она чувствовала себя виноватой в том, что пыталась убить его, хотя еще совсем недавно считала такой поступок благодеянием.

«Он прав, я знаю о нем лишь по слухам, как же я могла вынести ему приговор? В нем не больше жестокости, чем в нуменорских солдатах. Он даже не отомстил мне», — мысли одна за другой приходили ей в голову и удручали ее так, что она не могла уснуть. Мир казался таким несправедливым, а будущее беспросветным.

На самом деле ее удар нанес Саурону больше вреда, чем она предполагала. Клинок-то был эльфийским, разъедающим плоть врага. Саурон знал, что ему придется в течение долгого времени лечить эту рану. «Я не убью ее сейчас, — думал он, — она не отделается так легко. Найду ее мужа и у него на глазах отдам эту мстительную принцесску самому безобразному орку. Пусть узнает, что такое унижение и боль. А может, я буду тонко и многократно истязать красотку и ее любимых друзей, пока не почувствую, что кровь моя отомщена».

Побег

Было раннее утро, когда Мириэль ощутила всем своим существом, что надо немедленно бежать. Инстинкт самосохранения, никогда не подводивший ее, тревожно и настойчиво взывал к разуму, логические построения вчерашних раздумий рухнули, как дом на песке. Босая, в смятой одежде, Мириэль бросилась к двери, выскользнула в коридор и осторожно двинулась вперед, выбирая направление наугад. Царила тишина, таящая неведомых и безжалостных врагов, казалось, что все предрешено. Страх крался за беглянкой, она ускорила шаг.

Принцесса не обманулась в своих предчувствиях, ибо Саурон, проснувшись с головной болью, вспомнил, что покушавшаяся на его бесценную жизнь особа все еще наслаждается роскошным ложем, и приказал слугам сбросить ее в подземелье, где ей надлежало ждать приговор. Сауроновы ищейки — отталкивающие представители человеческой расы с приплюснутыми лбами и торчащими ушами, ринулись выполнять его прихоть. Обыскав комнату и переворошив постель, они помчались вперед, низко пригнувшись к земле, словно вынюхивая ее след.

Мириэль бежала, едва ступая, боясь вздохнуть. Волчонок, которого она держала на руках, изрядно потяжелел за эти дни, но она привязалась к нему и не могла бросить. Принцесса исцарапала ноги и больно ушибла локоть о стену. «Почему мне приходится убегать, бояться, прятаться, дрожать за свою жизнь?! Ненавижу все это, — думала она. — Хочу обладать силой, чтобы противостоять своим врагам, или быть могущественным магом». — Она мечтала стать невидимой или рассеять преследователей в пыль, но вместо этого оказалась в тупике, и ее охватила паника.

Волчонок остро чувствовал и настроение друга, и близость опасности, он четко знал, что медлить нельзя. Вырвавшись из рук принцессы, Олвик стремглав бросился в один из боковых проходов. Ей поневоле пришлось следовать за ним. В одной из комнат щенок остановился и радостно завилял хвостом. «Чему ты радуешься, дурачок, — разочарованно вздохнула Мириэль, — отсюда тоже нет выхода!» Тогда волчонок потянул ее за край платья в тень, и там она разглядела люк. Девушка с усилием приподняла крышку. Перед ней зиял колодец неизведанной глубины. Окунувшись в сырую темноту и ничего не увидев, Мириэль посмотрела на щенка недружелюбно: «Олвик, ты хочешь, чтобы я туда прыгнула»? Судя по выражению преданной собачьей морды, именно этого он и хотел. «Ну, нет, — рассердилась принцесса, — я не самоубийца, хочешь, сам прыгай». И тут она услышала шлепанье ног ищеек Саурона, дыхание перехватило от ужаса. «Но лучше уж к ним в лапы, чем в черную дыру», — взвесила она свои шансы. Олвик подталкивал ее носом к открытому люку. Она еще раз зло взглянула на него. Он держал в зубах конец веревки. Больше Мириэль не раздумывала. Обвязав веревку вокруг пояса и подхватив волчонка на руки, она глубоко вздохнула, съежилась и прыгнула вниз. «Только бы не сорваться», — промелькнуло в голове. О том, что ждет ее внизу, она подумать не успела.