Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Да, спорил он много, часто обижался на своих оппонентов, но уже тогда знал то, чего никогда так и не смогли понять ни Плеханов, ни Богданов, ни «умница» Мартов: что бы ни говорилось и кто бы ни оказался прав (в споре, конечно) сейчас, в конечном счете все будет доказываться кулаками...

Вызова от Ильича так и не последовало, и в начале июля 1911 года Коба отправился в Вологду с «проходным свидетельством», в котором черным по белому было написано, что «обладатель свидетельства обязан следовать прямо в Вологду и под страхом немедленного возвращения в Сольвычегодск не имеет права уклоняться от маршрута и останавливаться где бы то ни было». Оно и понятно, ведь теперь, после окончания ссылки, ему запрещалось проживать на Кавказе, в обеих столицах и рабочих центрах.

Коба поселился в Вологде, и у его дома круглосуточно дежурили филеры, отмечая буквально каждый шаг «кавказца», как называли Кобу вологодские жандармы. И ничего удивительного в этом не было. К этому времени Коба являл собой весьма авторитетную фигуру социал-демократического движения России. И далеко не случайно летом 1911 года именно его собирались сделать разъездным агентом ЦК РСДРП. О чем быстро стало известно полиции.

«В Вологде в настоящее время, — докладывал один из агентов, — проживает отбывающий или уже отбывший срок административной высылки серьезный эсдек, носящий партийный псевдоним Коба. Этому Кобе удалось через тульскую публику списаться с заграничным партийным центром, и он... получил предложение взять на себя выполнение функций агента ЦК. Коба на предложение согласился и ждет лишь присылки необходимых для путешествия средств». Вот так, не больше, но и не меньше...

Полковнику М.А. Конинскому совсем не хотелось гоняться за вечно исчезавшим «кавказцем», и он предложил арестовать его. Однако Москва была против. Полным ходом шла подготовка к общепартийной конференции, и Коба мог принести куда больше пользы на свободе...

Ну а пока Коба встречался с некой нарядной барышней, которая и получила такую кличку (Нарядная) в полиции. Ею оказалась дочь богатого крестьянина из селения Усть-Ерга Пелагея Георгиевна Онуфриева, приехавшая в Вологду к своему жениху Петру Чижикову. И пока жених был занят на работе, его невесту как мог «развлекал» Коба. Да так, что на прощание та подарила ему свой нательный крестик и попросила фотографию на память.

Фотографии у Кобы по понятным причинам не было, и он вручил Нарядной книгу П.С. Когана «Очерки западно-европейской литературы», сделав на ней весьма многозначительную надпись: «Умной, скверной Поле от чудака Иосифа».

Распрощавшись с «умной и скверной», «чудак» Коба отправился в Петербург. Он поселился в гостинице «Россия», где и был взят 8 сентября с документами на имя Петра Чижикова и записной книжкой, в которой было много немецких фраз, что наводило на мысль о его предполагаемом путешествии в Берлин.

Через три месяца Коба снова оказался в Вологде под уже привычным надзором полиции. Он посетил Чижикова и отправил Онуфриевой открытку с изображением Афродиты. «24 декабря, — было написано на открытке. — Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и Вы за здоровье известного Вам «чудака» Иосифа».

В Вологде Коба сошелся с несколькими ссыльными и, узнав от них адрес Скрябина, завязал переписку с будущей «каменной задницей». В феврале 1912 года его посетил Серго Орджоникидзе, посланный Лениным на работу в российское подполье. От него Коба и узнал о совершенном Лениным на Пражской партийной конференции перевороте.

Как поведал ему Серго, в Праге собралось 14 делегатов с правом голоса (10 из них были большевиками). Тем не менее Ленин объявил партконференцию «общепартийной» и «верховным органом партии». В своем выступлении он отметил «печальный факт распада и развала большинства организаций партии», вызванный контрреволюционными преследованиями и усилившийся в результате длительного отсутствия «партийного практического центра». Ну и само собой понятно, были осуждены все, кто не признавал большевистской политики действий и организации.

Центральный комитет партии, который был избран в 1907 году в Лондоне, не собирался ни разу в течение двух лет и, по сути дела, заявил Ленин, прекратил свою деятельность. А раз так, то был избран новый Центральный комитет из шести человек, в состав которого вместе с Лениным и Зиновьевым вошли Каменев и Орджоникидзе.

Таким образом, Ленин добился создания собственной РСДРП, и теперь большевики были уже не фракцией, а партией. Он сделал несколько изменений в уставе партии, и теперь ЦК кооптировал дополнительных членов, одним из которых, к своей великой радости, стал Сталин. Стал он и членом только что созданного Русского бюро, которое было ответственно за работу в России.

Решительные действия Ленина в Праге вызвали страшное негодование других партийных групп. Весьма недовольный самоуправством Троцкий созвал в августе 1912 года в Вене совещание российских социал-демократов и делал все возможное, чтобы избежать раскола. Однако Ленин шел «своим путем», а ставший временной коалицией меньшевиков и других мелких групп «августовский блок» Троцкого вызывал у него только насмешки. Никогда еще взаимная ненависть между Лениным и «иудушкой» Троцким не была столь сильной, как в это время, и последующие полтора года стали самыми напряженными в их непростых отношениях.

Конечно, Ленин не имел никакого права действовать подобным образом, но он оправдывал свои решения благом для революции. Да и какие в политической игре могли быть правила, особенно если ее вел Ленин? И теперь, когда большевики объявили себя единственными представителями РСДРП, вождь требовал быстрейшего возвращения Кобы в Закавказье. Предстояли новые схватки с меньшевиками, и Ленин очень нуждался в преданных людях.

15 февраля Коба отправил Онуфриевой очередную открытку с изображением слившейся в поцелуе скульптурной пары. «Целую Вас ответно, — написал он на открытке, — да не просто целую, а горячо (просто целовать не стоит). Иосиф». А еще через две недели один из агентов докладывал о том, что «около 2 часов ночи, без надлежащего разрешения, забрав часть ценного своего имущества, И.В. Джугашвили выбыл из гор. Вологды неизвестно куда, будто бы по своим делам на неделю».

Прибыв в Москву, Коба отправился на квартиру члена ЦК РСДРП и по совместительству агента охранки Р.В. Малиновского и с восторгом сообщил ему о задании вождя. В тот же день его «кураторы» получили записку следующего содержания: «Избраны члены Русского бюро ЦК, куда вошли: Тимофей, Серго и Коба, к ним присоединен в роли разъездного агента Филипп; всем поименованным лицам назначено жалованье по 50 руб. в месяц».

И надо ли говорить, что в Закавказье Коба отправился в сопровождении агентов наружного наблюдения. 29 марта он провел в Балханах совещание руководящих работников-большевиков, на котором была принята резолюция в поддержку решений Пражской конференции. Как и всегда, Коба выступил с уничтожающей критикой закавказских меньшевиков.

Вскоре он вернулся в Москву, и начальник Московского охранного отделения П.П. Заварзин телеграфировал в Петербург: «9 апреля Николаевского вокзала поездом № 8 выехали Москвы Петербург центровики эсдеки Серго и кооптированный Коба. Примите наблюдение, филеров Андреева, Атрохова, Пахомова верните. Ликвидация желательна, но допустима лишь местным связям без указания источника на Москву».

Коба ушел от слежки и, без особых приключений добравшись до Петербурга, поселился на квартире рабочего-большевика Николая Гурьевича Полетаева, который являлся членом III Думы и издавал большевистскую газету «Звезда». Полетаев пользовался депутатской неприкосновенностью, и на его квартире Коба чувствовал себя в полной безопасности.

Полетаев привлек Кобу к изданию газеты «Звезда», в которой он опубликовал около десяти своих статей. В то же время он вместе с депутатами Думы Полетаевым и Покровским и двумя литераторами Ольминским и Батуриным готовил первый номер «Правды». Инициатором ее издания был сын казанского купца большевик В.А. Тихомиров, который и предложил после получения наследства Ленину помощь в издании легальной большевистской газеты. Ленин согласился, и Тихомирнов через студента Петербургского политехнического института В.М. Скрябина внес деньги в партийную кассу.

Первым секретарем «Правды» стал Федор Федорович Ильин, который будет больше известен под фамилией Раскольников. 22 мая 1912 года он был арестован, и его должность занял уже сам Молотов. Надо полагать, что в те же дни он познакомился и с Кобой, и, судя по всему, это знакомство было далеко не самым приятным в его жизни. По рассказам некоторых сотрудников «Правды», Коба очень быстро продемонстрировал товарищам по редакции капризность и неуступчивость. Но как бы там ни было на самом деле, 22 апреля первый номер «Правды» вышел в свет. Коба выступил в ней с большой статьей, в которой обещал с честью пройти через все тернии.