Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Пока, – сказал бывший муж, – и не кури так много.

– Если Тим опять станет тебе звонить, скажи ему, что ты приедешь за ним в субботу, – неизвестно зачем велела Кира. Затем, что расстроилась из-за куртки, – и больше без предупреждения не являйся.

– Не явлюсь.

На лестнице он встретил капитана Гальцева, который посмотрел на него с неудовольствием.

– Что это вы к бывшей супруге зачастили, – поинтересовался тот ехидно, – или что, чувства вернулись?

– Она не убивала своего шефа, – сказал Сергей негромко. На верхней площадке кто-то курил, и он не хотел, чтобы их слышали. – Любой, кто хоть немного ее знает…

– Она не убивала, вы не убивали, Батурин Григорий Алексеевич, бывший военный корреспондент, тоже не убивал, а потерпевший с дыркой в сердце в морге лежит. Это как получилось?

– Вы тоже не убивали, – Сергей нащупал в кармане ключи от машины, – а он тем не менее лежит.

Капитан моргнул:

– Я тут ни при чем.

– И моя жена тут ни при чем.

– Бывшая.

Сергей вдруг рассвирепел:

– Моя жена тут ни при чем, – повторил он с нажимом. – Вы нашли у нее оружие? Вы выяснили мотивы убийства? Вы уже опросили всех соседей? Вы знаете, как стреляли – сверху, снизу, в упор?

Капитан прищурил вмиг ставшие оловянными глаза.

– Я у тебя, твою мать, советов не спрашивал.

– А я тебе никаких советов и не давал.

Они смотрели друг на друга и сопели, как быки на арене.

– Давай, – выпалил наконец Гальцев, – проваливай! Еще раз мне попадешься, ей-богу, в «обезьяннике» будешь ночевать!..

Сергей собрался выдать все, что думает и о капитане, и об «обезьяннике», и о милиции вообще, но в последнюю секунду поймал тираду за хвост и затолкал обратно – ничего этого говорить явно не следовало, хотя бы потому, что он был уверен, что капитан «из принципа» отволочет его в «обезьянник».

Ну, его-то еще ладно, но он вполне мог отволочь и Киру!..

Примерно до первого этажа он придумывал «достойные ответы» и строил невозможные планы мести, а потом выбросил капитана из головы. Сергей Литвинов виртуозно умел выбрасывать из головы то, чему в данный момент там не было места. Он никогда не переживал дольше срока, отведенного себе самому на переживания. По истечении этого срока он начисто забывал о том, из-за чего переживал, и продолжал жить дальше.

Все пятнадцать лет теща называла его «бревно бесчувственное», и отчасти он был с ней согласен.

Горячее мартовское солнце нагрело темный бок его машины и обивку сидений, и ему нравилось, что в машине так тепло и пахнет горячей синтетикой – от панелей и кресел.

Сергей любил свою машину, и дороги, и поездки, и кофе из термоса – символ «большого путешествия», – и незнакомые места, и «Любэ» в приемнике, и чтоб Кира сердилась и говорила, что она ничего не понимает в этой дурацкой карте, и чтоб Тим на заднем сиденье, чавкая, жевал яблоко и сидел, по-турецки поджав под себя босые ноги.

Они сто лет никуда не ездили втроем и вряд ли еще поедут. С Ингой – Таней, Катей, Дашей, Лизой – ездить было неинтересно, некуда и незачем.

Он повернул ключ в зажигании, сердясь на себя за то, что эти мысли никак невозможно было вытряхнуть из головы, и задумчиво глянул на засветившуюся панель приемника.

Ключи от их общего с Кирой «загородного дома» все еще висели на связке. Он собирался их отцепить, каждый день собирался, как и ключи от ее – бывшей общей – квартиры. Из-за обилия ненужных, чужих, Кириных ключей связка была громоздкой и неудобной, но почему-то он все не отцеплял их.

Он должен поехать на дачу и найти там ее рукопись «про детективы». Если повезет, она может оказаться в папке, а на папке можно найти отпечатки пальцев того, кто вытащил оттуда листок. Хуже всего, если на папке нет никаких отпечатков, кроме Кириных, и поэтому он должен добраться до нее раньше капитана Гальцева с его страстным желанием упечь кого-нибудь в «обезьянник».

У Киры страсть раскладывать все по папкам. Она и его бумаги пихала в дурацкие целлулоидные папки грязно-синего и яично-желтого цвета, а он потом не мог ничего найти и вытряхивал все из них, и сваливал в кучу, и эти бумажные кучи пылились на подоконнике – до следующей Кириной ревизии.

Сергей открыл «бардачок», нашарил там худосочный пыльный блокнотец с прикрученной витым шнуром ручкой и записал в столбик, чувствуя себя гениальным сыщиком из мультфильма, – Леня Шмыгун, Леша Балабанов, Верочка Лещенко.

Бедная секретарша Раиса сказала, что милиция спрашивала у нее, кто находился в приемной, когда Костик ругался с Батуриным, и оказалось, что были эти трое. Неизвестно, о чем думал капитан, а Сергей Литвинов думал, что кто-то из них мог услышать, как Костик вечером собирается к Кире.

Сергей немного подумал и дописал еще Батурина и Раису – они тоже вполне могли слышать.

Мотивы, о которых он толковал обидчивому капитану, не давали покоя ему самому. Что это могут быть за мотивы?

Страх? Деньги? Месть?

Сергей прибавил громкость приемнику, распевающему про «десант и спецназ», и стал осторожно выбираться с асфальтового пятачка стоянки на забитую машинами Маросейку. Если так и дальше пойдет, он доберется до Малаховки часов через пять, в Париж слетать и то быстрее.

Значит, так.

Мотив первый – страх.

Константин Сергеевич Станиславов был главным редактором политического журнала, который то и дело разоблачал каких-то «нечистых на руку» чиновников, интригующих политиков, министров-взяточников и генералов, укравших все бюджетные деньги, отпущенные на восстановление мирной жизни неизвестно где.

Восемь – или сколько там? – чемоданов компромата, обещанные одним кристально честным депутатом трем сотням других кристально честных депутатов, все еще не были забыты. Могло быть так, что Костик пригрозил кому-то разоблачением, потребовал деньги за молчание, а ему решили не платить – зачем мертвому деньги?

Кажется, в прессе – в журнале «Старая площадь», к примеру, – это называется «заказное политическое убийство».

Сергей втиснул свою машину между двумя другими и, получив обязательный допинг в виде порции мата от водителей обеих потесненных им машин, с тоской посмотрел вперед. За углом желтого и длинного, как Китайская стена, дома безнадежная пробка, в которой он сидел, упиралась в безнадежную пробку Садового кольца.

Невозможно ехать. Хоть плачь.

Заказное политическое убийство – да.

Два киллера в черных масках, темный подъезд, пистолеты с глушителями. Охранника убивают первым, хозяина вторым. Контрольный выстрел в голову – и непременная машина, поджидающая исполнителей заказа за углом.

Почему-то именно с этой машины у правоохранительных органов начинаются невиданные и мучительные сложности. Каждый раз отъезд киллеров на заранее приготовленной машине повергает «органы» в растерянность и шок. Введение в городе плана «Перехват» не дает никаких результатов – «ясный перец», как сказал бы Тим.