Тайга и зона - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле «ночника» на улице Советской таксомотору замахали с тротуара. Двое парней в чёрных кожанках и лыжных шапочках. Пётр оценил парочку как опасную. И проехал мимо. Ну их в пень, ещё, бляха, свежи воспоминания об удавочке. Был недавно такой случай с удавочкой, накидывали.
Один урод, вроде почтенного возраста, вроде вполне законопослушного вида заказал доехать до дачного посёлка Серебряный ручей, что в десяти километрах от Шантарска. Хороший заказ обернулся проволочной петлёй на шее. И, блин, ничего не сделаешь, не дёрнешься-не рыпнешься, когда металл, взрезаясь в кожу, давит на кадык. Сиди пень пнём, косись в зеркало, держи руки на руле и гадай, чего дальше будет… Но, в общем, тогда обошлось. Урод ограничился тем, что выгреб выручку, открыл дверь и, оставив удавку на память, удрал в ближайший лесок.
Глянув на часы – десять сорок, – Пётр решил смотаться к кабаку «Беличий глаз». Тот закрывается в одиннадцать, посетители вот-вот начнут расходиться, а народ там собирается, главным образом, безлошадный – это вам не бандюганско-чиновничий ресторанец «Шантара». До шалмана отсюда катить недалече: с Каландаришвили сворачиваешь в переулок Хлопова, потом по безымянному мосту, перекинутому через Лысый овраг, потом вдоль парка Независимости, выезжаешь на проспект Смирнова и вот ты у «Беличьего глаза».
В переулке Хлопова под колёса чуть было не угодил какой-то алкаш. На безымянном мосту машину Петра облаяла собачья стая. Зато вдоль парка Независимости ехать было одно удовольствие: односторонка, свободная от людей и попутных машин, хорошо освещённая почётным караулом фонарей… Ё-моё, а это что такое?.. Твою мать!..
Ограда парка была неразличима во мраке. Также уличный свет не доставал и до памятника пионерам-героям (парк Независимости в прежней жизни звался парком 50-летия ВЛКСМ), который находится между улицей и оградой. Но сейчас занесённое снегом гранитное подножие памятника выхватывал из тьмы свет автомобильных фар.
И если бы только это одно он выхватывал…
Ещё же на снегу возле автомобиля («мерседес» – отстраненно зафиксировал Пётр) лежали в разных позах три человеческие фигуры. И вокруг них чёрные точки на белом снегу – хотел бы Пётр, чтоб это была не кровь, но что ж тогда ещё?..
Такси поравнялось с памятником, и Пётр, сам не зная зачем, сбавил скорость. И разглядел в руках у безжизненно завалившегося на капот человека пистолет с навинченным глушителем, а в двух шагах от водительской дверцы – бесхозно валяющийся короткоствольный автомат. Водила, он же четвёртая жертва трагедии, упал лицом на руль напротив пулевых отверстий в лобовом стекле. «Ну да, – пришло Петру на ум, – такие места как раз и выбираются под стрелки. Безлюдно, чужие машины издали видать…»
Почему он сдал назад, а не врезал по газам? Да хрен его знает! Ведь таксёрская сущность взывала к осторожности, взывала не искать на жопу приключений… Наверное, виновата во всём вторая, армейская сущность. Или же дело решило то, что один из лежащих на снегу людей пошевелился: подтянул руку к животу, судорожно перевернулся с боку на бок, выгнулся дугой и вновь обмяк…
Улица, просматривающаяся от одного края парка до другого, была пуста. И неизвестно, кто и когда здесь проедет. А если проедет, станет ли связываться… Для раненого простой такой вопросец «жить или помереть» могут решить сейчас минуты, а то и секунды. В конце концов, просто замёрзнет к чертям собачьим на сибирском морозце в минус двадцать два.
И Пётр решился. Словно под руку его толкнули.
Противу всяких дорожных правил он развернулся на улице с односторонним движением, заехал на площадку перед памятником, остановился возле давно и, возможно, навсегда потушенной чаши «вечного огня». Напялил шапку, вылез из «Волги», матеря всех бандюганов с их разборками, самого себя, сердобольного добрячка, и шантарскую зиму в придачу.
Но раз уж ввязался, то сказавши «А» следовало выговорить и «Б». Потому, прежде чем подойти к недостреленному мафиознику, Пётр обошёл остальных бойцов-неудачников. Остальные были однозначно и несомненно мертвы. А вот тот, кто давеча шевелился, ещё дышал…
Мужику (лет пятидесяти, среднего роста, не шибко крепкого с виду, с благообразной сединой, с наколками-перстнями на белых от мороза пальцах, упакованному в кашемировое пальто) досталось две пули. Одна прошила предплечье – это, похоже, ерунда, а не ранение, а вот другая вошла в живот.
«Где ж их любимый контрольный выстрел? – со злостью подумал Пётр, подхватив раненого под мышки и волоком потащив к задней дверце „волгаря“. – Дострелили бы, как положено, мне б не пришлось корячиться. Везде брак и недоделки.
Нет, а вправду, чего ж не довели работу до ума?
Может, сами еле ноги унесли? Может, тот с автоматом, поливая всё вокруг свинцом на последнем дыхании, заставил противную сторону спешно отступить, распихав своих подбитышей и недобитышей по салонам и багажникам? Ладно, не моё это дело…»
Затащив недостреленного мафиози на заднее сиденье, Пётр подобрал слетевшую во время возни шапку, обошёл машину, сел за руль, закурил и задумался. Куда ехать-то, какие больницы тут поблизости? Так, до Седьмой далеко, Пирогова ближе будет, но всё равно треть города придётся отмахать. Ну не может быть, чтобы в этом районе не стояло никаких лечебниц! Редко по больницам доводится развозить… Стоп, стоп…
Ну как же! На Говорова имеется больничка! Старуху ж недавно туда отвозил, которая ещё от боли ругалась так, что любой грузчик удавился бы от зависти, а ейная дочь краснела и отворачивалась.
Пётр подал машину задом, развернул против положенного движения. Некогда объезжать этот парк. Да и вряд ли тут где-нибудь, в безрыбном месте, станут зябнуть гаишники.
От гаишников мысль естественным образом протянулась к ментам. Блин, а ведь он обязан доложить в мусорню о бойне возле памятника. Хоть через диспетчера, хоть через задницу, но обязан доложить, а то потом устанешь отбрехиваться на допросах.
Сзади донёсся стон и шуршание одежды. Раненый очнулся и даже нашёл в себе силы выпрямиться. Зеркало заднего вида отразило его бледное лицо.
– Ты в такси, я мимо проезжал. В больницу тебя везу, – Пётр упредил вопросы пассажира. – Больше живых нет, я смотрел.
Человек на заднем сиденье прикрыл глаза. Или вспоминая недавние события, или что-то обдумывая, или собираясь с силами.
– Забудь и слушай сюда! – распахнув глаза, резко бросил пассажир. Он явно привык приказывать и по два раза свои приказы не повторять. – Достань «трубу» из правого кармана пальто.
Взглянув в суженые серые бойницы глаз на костистом, жёстком лице, Пётр понял, что возражать бесполезно. Пришлось остановить машину.
Протиснувшись между сиденьями, он дотянулся до пальто своего криминального седока (тот чуть повернулся, чтоб удобнее было доставать), залез в карман, надеясь, что не заляпается кровью, вытащил мобилъник. Кажется, не заляпался.
– Набирай… – распорядился пассажир. И неожиданно замолчал. Лицо его исказила боль, он заёрзал, завозился, прижал руку к животу. Потом, справившись с приступом, глухим голосом задиктовал номер. Пётр вдавил нужные кнопки.
– Дай мне…
Пётр протянул «трубу» владельцу.
– Это я, да, – пассажир говорил, закрыв глаза. – Я ранен, остальные в жмурах. Еду к лепилам, такси подвернулось… Что? В руку и в живот. Вызывай Репу, Аркашу и Глобуса. Да, пусть всё бросают, не до мелочёвки. Всё понял? Давай… – Он бросил телефон на сиденье. – Теперь слушай адрес, водитель. Загородная улица, дом шесть. Это больница. И гони, парень. Получишь за труды, не обижу. Менты станут тормозить, отрывайся. Жми со всех лошадей. Не боись ничего, от всего отмажу. Всё, давай…
И он обмяк. Судя по всему отключился конкретно. Наверное, выдержать несколько минут в сознании стоило ему жуткого напряжения.
«От всего отмажу! А если ты подохнешь по пути, кто меня отмажет от твоих корешей! – зло подумал Пётр. – Ох и вляпался я, кажись. Но с другой стороны…»
С другой стороны (видимо, давала себя знать таксистская жилка), может, удастся огрести несколько кусочков зелёной бумаги с изображением заокеанских президентов. А бумажки те всяко лишние не будут.
«А с третьей стороны, – пришло в голову и такое соображение, – если ты вдруг коньки откинешь, то выкину тебя к лешему на обочину, подальше от глаз, и еду как ни в чём не бывало. Лишь бы менты до этого не прицепились».
Общения с ментами удалось избежать. И вовсе не оттого, что ему невероятно везло в этот вечер (насчёт везенья тут можно и поспорить), просто он сделал всё возможное, чтобы, не привлечь внимание как шакалов из семейства взяткоядных с полосатыми палками наперевес, так и прочих деятелей от правопорядка. Во-первых, Пётр проложил маршрут так, чтобы просто-напросто стороной объехать излюбленные точки гаишных засад. Лях с ним, что длиннее выходило раза в полтора – чай, не батю родного везёт, а какого-то хмыря с насквозь криминальным уклоном. Загнётся – честные люди только спасибо скажут.