Пересмешник - Алексей Юрьевич Пехов

Они стояли внизу, прямо под окнами, кажется, на маленьком балконе, откуда открывался вид на море и часть парка.

— Не вижу в этом ничего замечательного.

— Я знаю твою националистическую позицию, мой юный друг. Но ты слишком долго был в западных колониях. Там относительно чисто — ни стоунов, ни фиосс, ни махоров. Понимаю, что за пятнадцать лет владения изумрудными копями ты привык к определенному укладу, но Рапгар город интернациональный, так что рекомендую тебе умерить пыл, пока кто-нибудь не оскорбился.

— Думаешь, я боюсь? — возмутился Тревор.

— Стоило бы. Мяурры и хаплопелмы не любят подобных взглядов. А пикли вообще не станут церемониться. К тому же, многие лучэры и люди благоволят Иным. И это достаточно влиятельные господа, чтобы испортить жизнь даже такому богатому человеку, как ты, — Ацио, судя по акценту, из народа кохеттов, говорил несколько насмешливо, но в его словах чувствовалась не издевка, а участие. — Да и я, как представитель Комитета по гражданству, не на твоей стороне. Привыкай к законам и населению родного города. Не все Иные плохи, что бы об этом ни говорили секты Свидетелей крови и Носящих красные колпаки.

— В последнюю я бы с удовольствием всту… — собеседник охнул и приглушенно заворчал.

— Это уже перебор, Тревор. Надеюсь, нас никто не слышит. За такие слова серые жандармы берут в оборот, не глядя на регалии. В Красных колпаков стреляют без предупреждения.

Это точно. Выродки из числа лучэров здорово разозлили Князя, когда убили бригадного генерала мяурра и совершили несколько покушений на влиятельных Иных. Они объявили войну власти, и та согнула преступников в бараний рог. Без жалости и церемоний. Последние полгода об этих чэрах ничего не было слышно, и самые большие оптимисты поспешили объявить, что организация вырезана под корень.

А вот Талер не так в этом уверен. Он считает, что основную ячейку Колпаков уничтожить не удалось, и теперь они сидят в какой-нибудь дыре, вроде Копоти, и строят очередной заговор. Впрочем, от моего друга тяжело было бы ожидать какого-то иного мнения.

— Я знаю, что вы друг чэры эр’Бархен, но и она не сможет спасти вас от надзора Скваген-жольца. Серые — не синие. Они подчиняются напрямую Князю, а тот дал приказ совершенно однозначный. Так что прошу вас — не надо запрещенных названий, особенно, когда нас могут слышать.

— Хорошо, — вздохнул этот Тревор, кем бы он ни был. — Вы совершенно правы. Извините мою горячность.

Я встал, намереваясь закрыть окно, считая, что услышал и так достаточно того, что не предназначалось для моих ушей, но следующие слова господина Тревора заставили меня остановиться:

— Скажите, Ацио, кто был тот лучэр, что так замечательно испортил игру старшему инспектору Грею?

— А-а-а, — протянул мужчина, едва заметно усмехнувшись. — Его зовут чэр эр’Картиа. У него с господином старшим инспектором старые счеты. Вы разве не в курсе этой истории?

— Разумеется, нет. В колонию новости порой совсем не доходят, особенно, если они светские и незначительные.

— Я бы не сказал, что история незначительная. Сигару?

— Извольте.

Чикнули ножницы, зашипела химическая спичка. После этого кохетт сказал:

— Громкое было дело. Газеты едва не захлебнулись от восторга. Знаете, что произошло на вилле «Черный журавль»? Неужели не слышали?! Ну, дела! Ваши изумрудные поля совсем оторваны от мира! Если кратко, то эр’Картиа из тех людей, кому сопутствовала удача. Влиятельная фамилия, еще более влиятельные родственники, в том числе и в Палате Семи. Кстати говоря, они враждуют с чэрой эр’Бархен, которая вам покровительствует.

— Очень интересная информация, — поблагодарил Тревор. — Но продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

— Эр’Картиа в то время был азартным игроком. Я бы сказал — лучшим из тех, кто садился за карточный стол. Он жил «Княжеским покером», но в конце концов удача от него отвернулась. Если честно — не возьмусь говорить со стопроцентной уверенностью, основные слухи поступали из газет и сплетен, но это было что-то, связанное с карточным долгом, — Ацио на мгновение замолчал, наверное, выдыхая сигарный дым. — Тогда к этому много чего приплели. Короче, между двумя игроками вспыхнула ссора, которая через несколько дней закончилась смертью должника.

— Чэр убил его?

— Так считали.

— С каких пор убийство в Рапгаре считается громким делом? — хохотнул Тревор. — В славном городе только и делают, что убивают друг друга. Ночной Мясник тому пример.

— Не скажите. Ночной Мясник и эр’Картиа — случай особый.

Ну, спасибо, любезный господин из Комитета по гражданству, что сравнили меня с этим психопатом!

— Убийство убийству рознь. Лучэр убил другого лучэра. Да еще и зятя Князя.

Пораженный Тревор тихо выругался и сказал:

— Тогда что он делает на свободе?! Здесь?!

— Я говорю — темное дело. Свидетелями ссоры были очень многие. Все произошло на ежегодном осеннем балу. Убитый — чэр эр’Фавиа — отказался возвращать долг, аргументируя это тем, что эр’Картиа жульничал. Разразился громкий скандал. Молодой чэр дал должнику пощечину прилюдно. Затем он пошел на виллу, где тогда жил эр’Фавиа и самая младшая из дочерей Князя. Слуги видели его. Слышали новую ссору. А затем нашли тело хозяина и господина эр’Картиа, который был без сознания, весь в крови убитого и с ножом.

— Ясно.

— Князь был в бешенстве.

— Могу себе представить.

— Нет. Не можете, — сказал Ацио. — Свидетели были единодушны. Слуги и друзья убитого под присягой подтвердили, что эр’Картиа угрожал. Нож, кровь. Разбор дела не занял много времени. Следствие провели два младших инспектора — Грей и Фарбо. Они много чего раскопали. Не отмажешься. Палата Семи практически единогласно признала лучэра виновным в жестоком убийстве. Все остались довольны.

— Кроме эр’Картиа, — усмехнулся заинтересованный Тревор.

— И его друзей, — подхватил кохетт. — Гальвирры, кстати говоря, к ним относятся. Обвиненный до последнего отрицал свою вину, но так и не смог внятно объяснить, что там произошло. Впрочем, из-за того, что Князь требовал разобраться с делом как можно быстрее, к нему мало кто прислушивался.

— Удивляюсь лояльности Владыки. Я слышал, что у него крутой нрав. Убийцу мужа дочери он мог бы задушить голыми руками, без всякого суда. Никто бы ему и слова не сказал.

Ацио издал звук, который я расценил, как согласное хрюканье.

— Верно. Но газеты пронюхали раньше, дело получило серьезный общественный резонанс, так что процесс получился публичным и показательным.

— Так что же случилось с эр’Картиа? Он не показался мне преступником.

— Мне тоже. В отличие от судьи, следователей, Палаты Семи, газетчиков и публики. Его признали виновным и казнили.

Я вздрогнул, а за окном повисла тишина.

— То есть… — Тревор прочистил горло. — Вы намекаете на то…

— Ну, да. Палач