Мой милый босс (СИ) - Родина Арина

— Отомри уже, — сказала она насмешливо, глядя мне прямо в глаза, — только не целуйтесь при мне, обзавидуюсь.

— От коллектива ничего не скроешь, — Денис вздохнул и притянул меня за талию, заставляя откинуться чуть назад, так, что мой затылок оказался у него на плече.

— Все серьезно? — Аня улыбнулась, окинув нас оценивающим взглядом.

— Э-э-э, — глубокомысленно протянула я, поворачивая голову, чтоб увидеть ответ на лице Дениса.

— Да, — произнес он одновременно со мной и улыбнулся.

Да! Да, черт возьми! У меня с этим чудесным мужчиной «все серьезно»! Внутренности закипали, хотелось прижаться еще плотнее, утонуть, раствориться, и целоваться до беспамятства. Останавливало лишь то, что Аня все еще сидела напротив, и поглядывала на нас поверх бокала с каким-то, почти материнским, умилением.

Вечер пролетел, как мгновение: мы ели пиццу и мандарины, обсуждали фильмы и книги, Аня пыталась зазвать меня на спектакль, куда собиралась идти в январе. А через два часа, когда мы с Аней засобирались по домам, я обнаружила, что кончики ногтей и кожа вокруг них приобрели в тот изумительный оттенок желтого, который бывает лишь у любителей цитрусовых. Мыло такое с первого раза не возьмет, но попробовать стоило, и я направилась в ванную.

— Ника, подожди секунду, — сказала Аня, догоняя меня по пути, — на пару слов.

Я остановилась и непонимающе уставилась на нее. Что еще за секретики? Если собралась меня уму-разуму учить, то поздно — я давно уже взрослая девочка, сама разберусь. Она оглянулась на двери кухни, убедилась, что Денис в них не появился, и продолжила вполголоса:

— Извини за непрошеные советы, но на работе лучше не афишируй ваши отношения. Не все поймут правильно, он все-таки руководитель. Тебе это никаких бонусов не даст, а Денису может навредить. Я серьезно! — добавила она, увидев скептическое выражение на моем лице.

— И не собиралась, — я пожала плечами, — буду сидеть тихо, как мышь.

Аня фыркнула и демонстративно закатила глаза, но развивать тему дальше не стала, хотя и продолжала многозначительно поглядывать.

После прозвучавшего вслух почти-признания мне хотелось остаться. Хотелось до дрожи в коленках, но присутствие свидетеля смущало. Она нас, можно сказать, благословила, но… А еще одна чашечка чая явно не выглядела благовидным предлогом.

На улицу спускались втроем — Денис вызвался проводить. Я помахала рукой Ане, дождалась, когда машина скрылась за поворотом, и вцепилась в предложенную руку. Прижалась поплотнее и склонила голову к его плечу. Передвигаться в такой позе оказалось не очень удобно, поэтому мы шли медленно, и молчали, наблюдая, как откуда-то сверху осыпается мелкий снежок, мерцающий в свете фонарей, как волшебная пыльца. Он оседал на опушке куртки, падал на ресницы и щеки, покалывая кожу холодными искорками. Молчали мы и заходя в подъезд, и поднимаясь по лестнице, и лишь перед дверью в квартиру я сообразила, что придется что-то сказать.

— Спасибо за чудесный вечер, — опередил меня Денис, поворачивая лицом к себе, и привлекая за талию.

Я скинула капюшон и посмотрела ему в глаза. Очки он оставил дома, и лицо, без привычной тонкой оправы, казалось чуть-чуть необычным. Волосы наэлектризовались, и тянулись в разные стороны, влекомые невидимой силой. Наверняка моя собственная шевелюра выглядела и того чуднее.

Денис притянул меня еще чуть ближе, и поцеловал. Я ждала этого весь вечер, и отвечала с готовностью, с пылом, с жаждой. Сама требовательно сминала его губы, запускала руки под куртку, гладила по бокам и груди, прижималась, распаляя себя и заставляя его дышать тяжелее. Черт, если бы не Рина, я давно уже открыла двери и затащила Дениса внутрь!

— О! — раздалось со стороны лестницы.

Сожительница, которую я ожидала увидеть дома, сопящей в подушку или уткнувшейся в телефон, стояла перед нами в полном боевом облачении — с густо накрашенными ресницами, яркими губами, в коротенькой курточке, слишком легкой для декабря, и — беспечность восемнадцати лет — без шапки. Впрочем, стояла она не очень устойчиво, зато отчетливо благоухала алкоголем.

— А что это вы тут делаете, а? — тонким пьяным голоском вопросила Рина, хлопая глазами. А потом подошла к нам вплотную, и попыталась навалиться на Дениса.

34. Самодеятельность

— Это уже ни в какие ворота! — я не подбирала слов, выплескивая на соседку накопившееся недовольство, — Вовремя за квартиру заплатить не можешь, зато на боулинг у тебя деньги нашлись!

Предъявить претензии за ее неуклюжие попытки полапать Дениса я постеснялась, но вот деньги — деньги это серьезный вопрос. Достойный обсуждения в полный голос среди ночи. Я ругалась, прекрасно осознавая всю бессмысленность — Рина вряд ли понимала хотя бы половину моих претензий. Стоило бы уже лечь и выспаться, но обед на завтра сам себя не приготовит, поэтому я вымещала всю неудовлетворенность, злость и обиду на картошке, с садистским удовольствием вонзая в ее корявые бока овощечистку.

— Отвали, крошка, ты мне не мать. И это… нас мальчики угощали, я на мели, — Рина пьяно икнула и завалилась на постель прямо в одежде, — завтра все скажешь, я уже сплю.

Я отвалила — спорить с пьяными себе дороже. Но успокоиться не могла еще долго — закинула стирку, выгладила одежду, даже расставила в удобном мне порядке посуду в шкафчике, а постель легла все равно раздраженной. И еще несколько часов вертелась, размышляя, где та грань между необходимостью «помогать своим», и эгоистичным, но таким естественным, желанием иметь комфортное личное пространство. Без пучков волос в сливе, брызг от зубной пасты на зеркале, колготок под диваном. Блин, до Рины я думала, что это чисто мужская прерогатива!

К «своим» у нас автоматически относились все деревенские — я привыкла, что троюродная тетка, соседка, или даже учительница кого-то из братьев, запросто может попроситься переночевать, когда приезжает по делам в город. А тут вообще дочь маминой подруги, считай, почти сестра. Я метнула гневный взгляд на тахту, с которой доносился храп, достойный взрослого мужика.

И вот это — бедная затюканная девочка, которую выжили из общежития! Да такая сама кого хочешь выживет. Но я такого больше не позволю — мое жилье, мои правила. К утру решимость разобраться с проблемой только укрепилась.

После пробуждения церемониться и ходить на цыпочках я не стала — топала, гремела, шуршала, и, конечно же, не довольствуясь скудной кухонной подсветкой, включила верхний свет, не дающий шансов и малейшей тени, даже в углах студии. И злорадно улыбнулась, когда соседка натянула одеяло на голову.

— Или ты начинаешь вести себя как ответственный человек, или ищи себе другое жилье, — начала я без прелюдий.

— Вероника, ну че за хрень? Нормально же все было. Ты из-за бабла обиделась? Я ж почти все отдала! — Рина села в постели, не открывая глаз, и защищаясь рукой от ламп, которые наверняка казались прожекторами для ее похмельного состояния. Я увидела потекшую тушь, размазанную по лицу помаду, сбившийся в складках кожи тональник и внутренне поежилась, представляя это противное ощущение на коже.

— Вот именно, почти, и то выпрашивать пришлось. А оплата до первого числа! Больше я твои «завтра» слушать не стану. Это раз! Напилась, как свинья — веди себя как человек. Это два!

— Ой, не начинай! Ну подумаешь, выпила — ты и сама вчера пьяная с мужиком в подъезде сосалась. Еще б чуть-чуть, и в трусы к нему залезла, — она хохотнула, — считай, я твою репутацию спасла!

— С кем я сосусь, не твое дело, — я передернула плечами, — а где ты шаришься, и сколько пьешь — не мое, но в ванной убери сейчас же. И питаемся с этого дня раздельно. Чай, так и быть, можешь брать, но все остальное неприкосновенно. Это три! Посуду за собой тоже сама моешь. Все ясно?

— Фигасно! — морщась, она улеглась обратно, аккуратно опуская голову на подушку, и снова скрылась под одеялом.

Продолжать разговор в подобном тоне я не хотела, и ушла на работу, а напоследок хлопнула дверью погромче. В последующие дни Рина либо взялась за ум, либо просто меня избегала — я видела ее или спящей, или спешащей куда-то. Впрочем, оба варианта меня вполне устраивали, пока еда и вещи оставались на своих местах.