Беспамятство - Светлана Петрова

Ой, держите меня трое! Какое изумительное открытие! Я тебя обожаю. Обними покрепче. Всё остальное - хрень! Крепче! Ты - моя жизнь.

Последние слова Ляля произнесла шепотом, нежно касаясь губами чувствительного места за ухом. Максим подхватил её на руки и понёс в спальню.

Любовь этой женщины была воистину упоительна. Прежние любовницы (не случайные, а те, с которыми он жил более или менее долго, к чему был склонен по натуре) подчинялись его частым сексуальным призывам, но он чувствовал — хотели нс всегда, а чаще всего не хотели, просто покорялись превосходству мужского желания. А эта вспыхивала встречно, как порох.

Не это ли чувствовали мужчины, которые оглядывались Ляле вслед, пытаясь глазами раздеть, пощупать, поцеловать, определить самое слабое и сладкое место. Максим никогда нс испытывал ревности, он-то знал, что жсиа вся принадлежит ему и для него одного сделает всё, что он захочет, стоит только пощекотать сё губами или провести пальцами вдоль позвоночника - от шеи до самого конца.

Проблема заключалась в том, что для Максима любовь была ещё не вся жизнь. Любовь занимала слишком много места не потому, что он легко возбуждался, просто до сих пор ему никак не удавалось выстроить другие составляющие бытия. Возможно, наступит время, в котором он станет чувствовать себя полноценно, но пока ощущение натянутой тетивы не отпускало. Хотелось с кем-нибудь разделить свои волнения, посоветоваться, обсудить, чтобы поняли, ещё лучше поддержали в желании разорвать порочные связи. Но тогда он потеряет Лялю. Она отца боготворит и ничего слушать нс желает. И правильно. Что он может дать ей взамен?

События продолжали двигаться в заданном направлении, нс прерываясь, и в темпе марша. После жилых домов Максим три года строил стадион, возводил на берегу Москвы-реки серию высоток, теперь отвечал за сооружение аквапарка, но отработанные нечестные приёмы повторялись, словно в дурном сне. В конце концов, он не строитель, чтобы глубоко вникать в технологии. Его совесть застыла, как гипсовая форма на лице покойника. Иллюзии рассеялись, чувства притупились. Он не так прожил лучшие годы своей жизни, а другой уже не будет. Мог шире, интереснее, ярче, вместо этого с утра до вечера, в любую погоду на стройках, в командировках, даже с институтскими друзьями стало некогда пообщаться. Всякую свободную минуту Ляля тащила его или на светский приём, или в постель, это начинало тяготить, словно они поменялись местами: она - мужчина, а он — женщина.

Опутанный разочарованиями, Максим жил машинально, удовлетворяя самые обычные человеческие потребности. Осенью ненадолго поехал в Ростов навестить родных: примерный сын, он и прежде частенько к ним наведывался. Лялю никогда нс звал - вряд ли московская дива придётся там ко двору. Она и сама не рвалась, ссылаясь на расписание лекций. Максим неохотно признавался себе, что специально выбирал время, когда жена занята.

На этот раз вместо нескольких дней он пробыл в донской станице неделю и вернулся не один.

Глава 10

Ляля с тревогой стала замечать, что но вечерам муж приходит домой слишком усталый, вяло реагирует на предложения пойти в ресторан, в гости или театр. Его раздражали телевизор, болтовня о покупках, об институтских интригах. Как-то проснувшись ночью и не обнаружив Макса рядом, она пошла на кухню и увидела, что он сидит за столом против свекрови, а рядом - полные рюмки. Сблизив головы, они тихо беседовали. Поутру в помойном ведре Ляля приметила пустую бутылку из-под коньяка.

Спросила недовольно:

- Нашли общую тему для ночных разговоров?

Представь себе,

И что же это?

Я не сексот.

Да, нервишки супругу надо лечить. Впрочем, Ляля знала причину - неудовлетворение работой. Причём сам процесс ему нравился, но постоянно происходили разногласия с архитектором, конструктором, со снабженцами, а главное - с Бачелисом. Сорокалетний лощеный, очень современный юрисконсульт тоже был ей мало симпатичен - он обладал слишком значительной властью в корпорации, и уже одно это вызывало ощущение подвоха. Отец, вопреки устойчивой привычке контролировать даже себя, Бачслису доверял безгранично. Похоже, Макс ие разделяет папиного оптимизма и убеждённости в порядочности юриста.

Однако основная причина недовольства, конечно же, упрямство казака, нс желающего подстраиваться под современные производственные отношения. Ну, тут уж ничего ие поделаешь. Должность, которую ему предложил папа, обеспечивает им нормальную, красивую жизнь. В конце концов, она тоже нс свободна и часто вынуждена выполнять желания других. Все так делают, потому что нет другого способа общежития, как только считаться с чужими мнениями, и не обязательно тех, кого любишь. Она же терпит каждый день ГэПэ - ещё тот подарочек! Придётся и Максу приспосабливаться. Гораздо важнее, что любовь между ними не угасает, хотя бешеные порывы страсти постепенно утихли, и это тоже естественно. Чувства обязаны видоизменяться, приобретать новые формы, главное, чтобы прежними оставались взаимная радость и восторг. Так и было - она обмирала от каждого прикосновения мужа, как в первый день. А вообще, их браку уже скоро пятнадцать лет, и Макс ничем за всё время её нс разочаровал. Даже то, что привёз с Дона сестру Валю и всячески старается ей помочь, - только прибавило к нему уважения.

Валя — маленькая, чернявая, крепкая физически, неглупая, но необразованная. Простое, ничем не примечательное существо. Молчунья, глаза в пол, но Макс рассказал, что родители строгих нравов, дочь с дитём, прижитым от проезжего молодца, ели поедом. Вот он и забрал сё в Москву. Ляля нс возражала, напротив, предложила поселить иа время Валю в отремонтированной квартире. У них с Максом над головой не капает. Конечно, мама. А что мама? Как-то же уживались раньше? Может, всё и к лучшему — маму ужасно жалко, нить стала много, а отцу безразлично. Недавно мама сказала:

Мне не хватает воздуха. Словно петля на шее.

Не надоело быть несчастной? - спросила Ляля.

Ты нс понимаешь, ты сильная, нс то, что я - обречена с первого дня, - сказала Надя, понизив голос, как заговорщица.

Почему обречена? И кто отнимает у тебя воздух?

Папа. Он каждый день уносит его с собой по кусочку. К другой женщине.

Мать посмотрела на свои ладони так, будто там что-то лежало, а потом исчезло.

Бредишь! - испугалась дочь,

Нет. Он до меня больше не дотрагивается. А когда заденет случайно, вздрагивает от брезгливости. Может, это потому, что на мне грех? Как ты думаешь?

Что еще за грех? Нс выдумывай!

Я не выдумываю, - медленно, с выражением ужаса в глазах, произнесла мать. — Ты же была там.

Где?!

В деревне, Я оставила их одних умирать. Отца с матерью - ради мужа, а муж взял и разлюбил меня.

Надежда Федоровна тяжело повернулась своим оплывшим телом и вышла, не желая продолжать разговор. Если Ляля и поймет, ничего не изменится, такому проступку прощения нет, а Витю сейчас нс остановит даже привязанность к дочери, которой тоже всё равно. Сочувствует лишь на словах. А у неё горло пересохло, и нет источника живительной влаги. Жизнь пуста, как битое колодезное ведро - через прорехи вытекают последние капли.

Глядя матери вслед, Ольга обеспокоилась нс на шутку. Она тоже обратила внимание, что в последнее время пана необычайно оживлён. Возможно, действительно завел новую любовницу, но скорее всего просто хорошо идут дела. Мама всегда страдала болезненной ревностью, теперь ещё эта мания греха. Лучше бы, конечно, переехать в дом напротив и не отравлять себе жизнь, но куда девать Валю? Она там прижилась, как-то неловко се выставлять.

Тут Максим сам поднял неудобную тему:

Ляля, хочу с тобой посоветоваться. Надо бы купить сестре однокомнатную квартиру, но теперь слишком дорого, даже моей зарплаты не хватит.

Попроси у папы кредит.

Я не умею просить.

Ну, укради. Ты же каждый день соприкасаешься с такими суммами...

Я этого не слышал.

Шучу. Пусть твоя сестра со своим ребёнком и дальше живёт у нас.

Нельзя. Её надо прописать.

Какие проблемы? Пропиши. Ты же знаешь, у отца есть специальный отдел по взаимодействию с госструктурами. У них все чиновники прикормлены, от тебя потребуются совсем небольшие деньги,

Ты говоришь так, словно это нормально.

А разве нет? Такова система, а с системой в одиночку бороться бессмысленно, под нес лучше подстраиваться.

Всё равно неловко. Это твоя собственность.

Разве ты не мой муж?

Но квартира твоя,

Ольга поняла: мужчина, которого она любила больше жизни, испытывал унижение неравенством. Допустить этого нельзя, а устранить легко. Черт с ней, с квартирой! Если потребуется, отец подарит другую. Через месяц она принесла Максиму свидетельство на право собственности, где теперь значилось его имя.