Орел и Ворон - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же открыто улыбнулся нашему воеводе:
— А я, Михаил Васильевич, с детства не приучен к хмельному… Под Тверью дважды виделись мы с господином «офицером», сегодня толковали, буквально по пути в ваш шатер.
Скопин-Шуйский понятливо кивнул, после чего указал мне на иноземца:
— В таком случае, друг другу вы еще не представлены. Знакомьтесь: это ротмистр черных рейтар Себастьян фон Ронин из Дортмунда, один из немногих свейских офицеров, кто не изменил нам из-за неуплаты жалования. Отличился в сече под Тверью — спас генерала Делагарди.
Иноземец вновь кивнул мне, протягивая руку — и я крепко сжал его кисть в собственной. Не удержался, захотел проверить силу рейтара! Тот досадливо нахмурился, попытался было сжать кисть в ответ… Получилось не очень, но я и сам уже спешно разжал пальцы, устыдившись подобного мальчишества перед лицом князя. Михаил же лишь недовольно качнул коротко стриженной головой, после чего уже несколько прохладнее представил меня немцу:
— А это стрелецкий сотник Тимофей Орлов по прозвищу «Орел» из Рязани. Бедовая голова, везде на рожон лезет! Но — тут князь невольно усмехнулся, — сотник не раз отличался в сече, а за бой на Вороньей пожалована ему была булатная сабля. Ты не смотри, ротмистр, на внешний облик его дремучий — Тимофей надежный соратник, в бою не подведет, спину всегда прикроет.
Замечание о внешнем виде показалось мне довольно обидным, но Себастьян (так, кажется, его кличут?) неожиданно поддержал меня, заставив испытывать и невольную благодарность, и легкий стыд за мое озорство:
— Боже упаси меня так думать, князь! Из общения с Тимофеем, его ответов и вопросов я понял, что это опытный и разумный воин.
Михаил Васильевич доброжелательно улыбнулся нам обоим — но тут же нахмурился, словно вспомнил что-то нехорошее, что беспокоит его душу. Вскинув крепкий, чуть выпирающий вперед подбородок, он пытливо посмотрел на меня и немца своими умными, орехового цвета глазами:
— Задание для вас обоих у меня есть.
Мы с ротмистром одновременно подобрались — и воевода продолжил:
— Сами знаете, что после измены наемников мне уже не хватает ратных сил сразиться с Сапегой, снять осаду со Свято-Троицкой Сергеевской лавры, прогнать воров из Тушино… Очень жду я стрелецких приказов, пушкарей и детей боярских из Костромы и Ярославля, очень жду! Да со всей округи в войске наше стекаются крестьяне — но ведь их еще нужно вооружить и обучить, чтобы вышла из простых мужиков стройная рать, как у немецких пикинеров… А ведь если гетман Сапега прямо сейчас снимет осаду с лавры, объединится с тушинцами — хоть даже с черкасами и гусарами Зборовского — то в поле против воров мы не сдюжим. Никак не сдюжим…
Последние слова князь Михаил повторил чуть тише, обратив свой взгляд на стоящую на столе икону Казанской Божьей Матери, после чего вновь пытливо посмотрел на нас.
— Все возможное от себя мы делаем, все возможное, чтобы достойно встретить врага, делаю я сам… Но нельзя нам теперь без Божьего благословения, никак нельзя!
Последние слова Скопин-Шуйский произнес уже горячее, и после краткого молчания, продолжил столь же резко и отрывисто — не иначе от сердца речь его:
— Земля наша кровью истекает, третий, да даже четвертый Самозванец объявился на Руси за последние несколько лет — это я и «царского воеводу» Болотникова вспомнил, и «племянника» Илейку Муромского… Но ведь не просто так Господь послал на Русь великий голод и попустил нашествие иноплеменников, смуту и разлад на нашей земле! Грехи, грехи людские тому виной, грехи тех, кто власть…
На последних словах Михаил Васильевич оборвал свою речь, резко помрачнев — и на этот раз молчал князь заметно дольше. Но додумать конец его речи про грехи тех, кто власть взял, никому из присутствующих не составило труда… Наконец, воевода продолжил:
— В Борисоглебском монастыре, что находится на реке Устье близ Ростова, подвизался в подвиге затворничества и ношения вериг прозорливый и благочестивый старец Иринарх. Еще до появления второго Самозванца он приходил в Москву и предупреждал дядю моего, государя Василия Ивановича Шуйского, о скором наступлении ляхов и людей литовских… И коли Господь открывает благочестивому старцу будущее — то у кого, как не у Иринарха мне просить благословения на будущую битву с поляками и черкасами Сапеги, тушинскими ворами?! Но сам я не могу отправиться за благословением к старцу, бросив войско… Я отправлю к нему вас.
Я аж поперхнулся, с изумлением воззрев на князя — а немец и вовсе замер столбом, не в силах выговорить ни слова! Потому задать возникший у нас обоих вопрос пришлось мне:
— Княже, но позволь — зачем мне отправляться вместе с иноземцем к старцу? Мне не нужны его рейтары — достаточно будет малого отряда детей боярских. Или даже десятка-другого моих стрельцов, коих я посажу на коней!
Михаил Васильевич, однако, отрицательно мотнул головой:
— Нет, Тимофей Егорьевич, вы отправитесь вдвоем. По округе рыщет множество разъездов вражеских из черкасов и прочих воровских казаков, малые отряды воров, отделившихся от Тушинского лагеря — или же действующих по указанию Сапеги. Отправлю я под Ростов пусть даже всю твою сотню и всех рейтар ротмистра — как наемников, так и детей боярских — и вас вскоре обнаружат, а после перехватят. Более крупный отряд гетман также не упустит, просто выделит против него еще большее войско — а мне сейчас даже полусотню стрельцов никак нельзя терять! Зато вдвоем, да с резвыми скакунами, да с заводными — вы сможете оторваться от любого преследования. И при этом пара всадников не вызовет ничьего подозрения и пристального внимания. Фон Ронин спрячет под кафтан иль стеганку свою кирасу, ты сменишь стрелецкий наряд на казачий — и вот уже два ничем не примечательных вора из тушинского лагеря! Мало таких по округе бродит?!
Я замолчал, не зная, что и ответить Михаилу Васильевичу, но тут, основательно прочистив горло, слово взял немец:
— Позволь, князь, спросить — почему я? Спутником Тимофея может стать любой из твоих воинов, кто-то из его соратников! Какая нужда меня, лютеранина, отправлять к затворнику-ортодоксу?!
В общем-то, этот вопрос назрел и у меня — но Скопин-Шуйский лишь усмехнулся в ответ на слова рейтара:
— Себастьян, можешь считать, что это Божья воля. Веришь или нет — сегодня утром молился Царице Небесной, прося вразумить меня, как, кого и в каком числе отправить за благословением к старцу Иринарху. И сразу после молитвы вспомнил я про удалого стрельца по прозвищу «Орел»
