Записки сексолога - Лев Щеглов

Большинство граждан США, где, по мнению советских демографов, были утрачены семейные ценности, сегодня говорит, что для них главное – семья и здоровье. А молодые россияне полагают наиважнейшим деньги и карьеру. А ведь деньги сами по себе не имеют никакого смысла. Вспоминается шутка: первую половину жизни мы работаем на износ, чтобы заработать побольше. А вторую половину жизни тратим заработанное на лечение.

В 70–80-х годах прошлого века многие советские социологи и демографы снабжали свои статьи и книжки заклинаниями приблизительно такого содержания: несмотря на увеличение количества разводов в нашей стране, мы никогда не сравнимся по этому показателю с США и странами Западной Европы. Но дело в том, что ученые в те годы слегка кривили душой, передергивая ситуацию, чтобы никто не смог опровергнуть тезис: советская семья – самая крепкая в мире. Дело в том, что ситуацию с разводами оценивали по показателю «разводимости» (отношению числа браков к числу разводов за любую единицу времени). В те годы в СССР это отношение было 3:1. А странах Скандинавии и США – 1,8:1. Разводимость в Советском Союзе оценивали по всей стране. Самые крепкие браки был в Таджикистане: 7:1. В других среднеазиатских республиках дела обстояли чуть хуже. А вот в республиках Прибалтики, а также в Москве и Ленинграде разводимость была приблизительно такая же, как в «странах империализма».

Прошло время. Оказалось, что будущее за прибалтийской моделью семьи. Тут-то уже с другой стороны – с западной – послышались то ли радостные, то ли панические крики о том, что семья благополучно почила в бозе. Ну да – та самая здоровая семья, которую нам нередко показывают сидящей за обильным столом в телерекламе разных продуктов питания. Как же так? Неужели только в рекламных роликах бывают счастливые семьи? У нас бесперебойно работают загсы, люди играют свадьбы, в моду вошли браки, освященные церковью. И вдруг – на тебе. Семья умерла.

Кто смеет хоронить сей священный институт? Те, кто знает, чтó на самом деле происходит в семьях за ширмой внешнего благополучия. Иногда эти «знатоки» – сами заложники негармоничных семейных отношений. Иногда это просто наблюдательные люди, которые анализируют происходящее вокруг.

Ни для кого не секрет, что благополучие многих союзов – фальшь, рассчитанная на окружающих. На людях улыбки, дома – брань. Супружеские измены и даже постоянные внебрачные отношения стали нормой.

В 60-е годы прошлого века в Европе произошла сексуальная революция, которую называли еще студенческой революцией. Молодежь почувствовала себя обманутой. Послевоенное поколение обнаружило, что политика – грязь, что в основе любого процветающего бизнеса лежит преступление. В семьях редко царят счастье и гармония. Сделанный вывод был жесток: взрослый мир прогнил до основания, он порочен во всех своих проявлениях. Следующая идея, апологетом которой стали миллионы молодых во всех развитых странах Запада: единственное, в чем человек свободен, – это секс. (В начале этой книги я писал о том, что эта же идея пришла в голову советским партийным бонзам, которые, поняв, что в сексе человек свободен, стали насаждать в стране пуританские нравы.) Желанием оторваться от ценностей буржуазного общества обоснована тяга «революционеров» 60-х к восточной философии, религии, предлагающей отрешиться и воспарить, забыв о давлении норм социума. В буддизме высшее и лучшее состояние, которого может достичь человек, – нирвана – означает полную гармонию в отрыве от мирской суеты. Наркотики также стали символом презрения к существующему миру. Дети из богатых семей уходили из родительских особняков в коммуны, где, кроме идеи отрешения от буржуазных ценностей, им внушали, что секс – последнее пристанище молодого человека.

Вообще, когда человек «подсаживается» на наркотики, это сигнал о том, что он не приемлет мир. Алкоголь – это совсем другое, ибо пьянство – порочный, вредный для здоровья, отвратительный, но вид социализации. Алкоголики любят сидеть в компаниях, общаться, разговаривать, тусоваться. Наркоман же уединяется в своем трансе, в ярком и богатом мире переживаний, который дарят ему наркотики…

Жители молодежных коммун времен «ревущих шестидесятых» впервые массово и публично декларировали идею о том, что традиционный брак, сам институт семьи в обыденном о ней представлении, насквозь прогнил. Стали искать новые формы. Вот тогда-то и возникла идея коммунных браков. Одно время члены таких «семей» боролись за то, чтобы видоизмененные ячейки общества были признаны государством. Руководствовались они самыми высокими мотивами. В атмосфере эмоционального и сексуального разнообразия, которые предоставляет человеку семья-коммуна, им казалось, что счастье ближе. Ведь в такой семье исключена возможность измены как чего-то запретного, наказуемого. Разве что как в старом анекдоте про шаха, который изменил своему гарему с другим гаремом. Новоявленные семейные коммунары полагали, что дети в таких сообществах, благодаря разнообразному окружению, вырастут психически здоровыми, гармоничными личностями. Ведь правильно замечено: две главные беды современных детей – гипоопека со стороны родителей (когда родным некогда заниматься собственным чадом) и гиперопека (воспитание в стиле «кумир семьи», когда ребенку все дозволено. Это, как я уже писал, нередко заканчивается истерическим неврозом). «Общие» родители утверждали, что эти два бича современного воспитания минуют их детей. Когда чад человек десять, кумира семьи сотворить невозможно. А гипоопека исключена, так как среди взрослых всегда найдется кому присмотреть за потомством. Когда все взрослые на работе, дети не идут в детский сад – за ними присматривает дежурная пара. Она будет лучше обращаться с малышами, чем наемные няни и воспитатели, ибо это для них свои, семейные дети. Все шло к воплощению мечты о равенстве ранних христиан и романтиков-коммунистов. Помешала, как обычно, презренная проза: страшно сказать – деньги. Ведь традиционную семью хотели упразднить, а деньги отменять никто не собирался.

Итак, в таких семьях был один кошелек. Те, кто больше работал и больше зарабатывал, стали возмущаться тем, что супруги-бездельники ничего не получают, но зато много тратят. В составе коммун стали образовываться парочки, которые не хотели ни с кем делиться своими партнерами. Но больше всего идеалистов-утопистов доконала ситуация общего кошелька. В особенности когда выяснилось, что муж № 7, например, зарабатывает в двенадцать раз больше, чем муж № 10, и, получается, он не только содержит лентяя, но еще и платит по кредитам за собственное образование и за технику, которой пользуется вся семья…

Короче говоря, в бозе суждено было почить именно коммунному браку, а не традиционному институту семьи. Просто система видоизменяется, меняются ценности, на которых она держится. Это как при капитальном ремонте здания, когда реконструируется его каркас, арматура.

Подведем итог. Раньше институт семьи стоял на трех «китах»:

1) создать семью с человеком не из своего племени во избежание вырождения;

2) обогатиться через брак: заплатить калым за невесту или «получить» жену с приданым;

3) породниться – опять же через брак – с известной, состоятельной семьей.

Ни о каком личном выборе речь не шла. Еще герои великих древнегреческих трагедий жестоко страдали и часто бывали наказаны смертью за попытки совершить индивидуальный выбор. Троянская война случилась тоже из-за любви к прекрасной Елене.

Только в конце XVIII – начале XIX века в вопросах поиска спутника жизни стали учитывать желание жениха или невесты…

В ХХ веке брак с одних ценностей «перескочил» на другие. К 70-м годам прошлого столетия рухнули ценности, на которых держался брак прошлого. Давайте посмотрим, из-за чего были забыты былые ценности супружества.

1. Брачность – возникшая через брак новая родственность. Для большинства людей собственные кровные родственники – мать, отец, брат, сестра и т. п. – самые добрые, умные, прекрасные люди на Земле. Раньше предполагалось, что муж или жена автоматически входят в разряд родственников. Однако с тех пор, как общество стало принимать возможность второго, третьего брака, брачность обесценилась. Какая может быть родственность с человеком, который заменим?

Правда, нельзя сказать, что общество готово принимать человека, который в поисках своей половинки вступает в брак четыре и больше раз. Когда некто раз пять-шесть меняет работу, это нормально: человек ищет себя. Зато медсестра в психиатрической клинике, подавая врачу историю болезни пациента, обязательно заметит:

– Он женат в четвертый раз.

Нам кажется, человек, состоящий в четвертом браке, не может быть полностью нормальным.

В современном обществе бытует установка: хорошо, если этот брак окажется на всю жизнь, но если не получится, спутника жизни всегда можно сменить. Женясь и выходя замуж, сегодня мало кто надеется на то, что это навсегда.