Загадка Таля. Второе «я» Петросяна - Виктор Васильев

Эта победа стоила двух. Сумей Керес победить, и он не только вновь вырвался бы вперед, но третьим выигрышем подряд нанес бы, возможно, Талю психологическую травму. Зато и поражение Кереса неминуемо должно было сыграть в этой трудной для него ситуации роковую роль. Собственно, так оно и вышло.

Положение в турнире обязывало Таля играть спокойно. И хотя ему страшно хотелось снова очертя голову кинуться на укрепления соперника, он — кажется, первый раз в жизни — попытался проявить благоразумие и воздержаться от сумасбродств. Может быть, это ему и удалось бы, но теперь уже Керес, на свою беду, был настроен агрессивно. И Таль, изменив первоначальному решению, решил пойти навстречу замыслам противника.

Атака Кереса выглядела очень опасной, и черный король оказался в неприятном окружении нескольких белых фигур. Позиция черных и впрямь висела на тонкой струнке (помните?). Но перед лицом смертельной угрозы Таль защищался необычайно хладнокровно. И стоило Кересу допустить неточность, как Таль немедленно перехватил инициативу и начал контрштурм. В жестоком обоюдном цейтноте он переиграл Кереса и одержал необычайно важную — и в спортивном, и в психологическом смысле — победу.

Это еще не было концом дуэли — творческий дух Кереса не угас, — но это было уже началом конца. Рана, нанесенная Кересу в семнадцатом туре, продолжала кровоточить до последнего тура.

Тем значительнее подвиг выдающегося гроссмейстера, который в следующих пяти турах набрал четыре с половиной очка! Но трагедия Кереса состояла в том, что и его главный соперник не снижал темпа.

Последний день загребского этапа был по инициативе Бенко отмечен небольшим спектаклем. Проиграв Талю две партии, Бенко с серьезным видом стал утверждать, что Таль гипнотизирует его, и открыто объявил, что следующую партию будет играть с ним в темных очках.

Публика была заинтригована, и перед началом тура Бенко оказался в центре внимания. Сев за столик, Бенко, сохраняя строгий вид, вынул темные очки и водрузил их на нос. По рядам прокатился возбужденный ропот. Но Бенко ждал сюрприз. С самым серьезным видом Таль вынул из кармана огромные черные очки, одолженные у Петросяна, и тоже надел их. Зал хохотал, даже Бенко и тот рассмеялся. Но очков он не снял, нет. Талю же вскоре они надоели, и он сунул очки обратно в карман, хотя зрители, обрадованные неожиданным приключением, и кричали, чтобы он снова надел их. Очки не помогли Бенко. Уже после двадцати ходов его позиция была безнадежной.

После двадцать первого тура претенденты расстались с Загребом и направились в Белград. На прощальном вечере Талю был вручен приз газеты «Вестник» — за лучший результат в третьем круге: он увозил из Загреба шесть очков. Всего же у него теперь было пятнадцать с половиной. Керес имел четырнадцать.

Финиш турнира проходил в Белградском Доме профсоюзов, зал которого вмещает до двух тысяч зрителей. Здесь состоялась очередная и последняя встреча со Смысловым, встреча, которая по напряженности, драматизму и неожиданности финала не уступала трем предыдущим. Нетрудно понять, что Смыслову очень хотелось проучить Таля: во второй партии тот задел самолюбие экс-чемпиона мира, выиграв у него в эффектном стиле, в третьей же ускользнул от экзекуции, когда рука с розгой была уже занесена.

А Таль? Были ли у него причины рваться врукопашную? Вряд ли. Его, пожалуй, больше устроил бы не жаркий диспут, а мирная беседа за шахматным столиком. Но на финише его, как всегда, заносило! И, едва закончив дебют, он ринулся вперед, не разбирая дороги.

В ответ на движение королевской пешки Смыслов избрал на этот раз не Каро-Канн, а более инициативную сицилианскую защиту. Вскоре в центре и на королевском фланге завязались стычки. А затем Таль неожиданно пошел на явно неоправданную жертву коня. Отважившись на этот рискованный шаг, Таль отлично сознавал, что кидается в омут. Но он ничего не мог с собой поделать.

Заполучив лишнюю фигуру, Смыслов был занят поначалу ликвидацией непосредственных угроз. С этой задачей он благополучно справился, но при этом попал в цейтнот. Таль же продолжал вызывать злых духов, и на доске завихрился комбинационный смерч. Смыслов начал путаться, совершил одну ошибку, другую, непостижимым образом увел ладьи от короля, оставив его без свиты, и на 41-м ходу Таль нанес неожиданный удар, после которого оставалось только капитулировать.

Это была откровенно пиратская игра. Таль, правда, в душе сознавал, что в этой партии не только ходил по краю пропасти, но и почти свалился в нее. И все же он испытывал огромное удовлетворение. По неписаным шахматным законам нельзя было, оставшись без фигуры и не имея за нее достаточной позиционной компенсации, рассчитывать на спасение. Но вот он доказал обратное.

Партии, подобные этой, ломали привычные представления. Таль «выжимал» из своих фигур больше, чем его противники. Коэффициент полезного действия его фигур и пешек был предельно высок. Поэтому, действуя и меньшими силами, он создавал на стратегически важных участках шахматного фронта необходимое давление. А если в таких партиях и присутствовало то, что принято именовать «везением», то Таль был вправе по этому поводу сказать: «Добейтесь того, чтобы вам так везло! Рискуйте так же, как я, оставайтесь без фигуры, и да поможет вам бог!».

Победа над Смысловым имела неожиданное следствие. В следующем туре рассерженный неудачами Смыслов великолепно провел партию, отыгравшись на попавшем ему под горячую руку Кересе. Таль же в очередной раз победил Глигорича и к двадцать четвертому туру оторвался от Кереса уже на два с половиной очка.

Казалось бы, все кончено — в последних встречах оставалось выполнить кое-какие формальности и благополучно дотянуть дело до конца. Но у Таля внезапно обнаружились признаки депрессии. Таль принадлежит к тем натурам, которые наиболее полно раскрывают себя в борьбе, в соперничестве. Когда Таль видит перед собой спину уходящего вперед противника либо, на худой конец, слышит за собой его неровное дыхание — в такие моменты он полон энергии, вдохновения, в нем кипят страсти. Но вот когда победа созрела и остается только протянуть к ней руку, Талю это последнее усилие трудно сделать. Боец с головы до ног, он не умеет добивать поверженного гладиатора.

Не будем поэтому удивляться, что перед последней партией с Кересом у Таля было угнетенное состояние. Авербах и Кобленц давали ему наказ, который был единственно разумным.

— Играй на ничью!

— Белыми на ничью? — удивился Таль. — Неудобно. Просто стыдно даже.

Играть же на выигрыш ему не хотелось. Не было стимула. Устал: край обрыва — не то место, где хорошо отдыхается.