След "черной вдовы" - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Светлана чувствовала просто необычайный прилив сил и какую-то освежающую атмосферу вокруг себя. И все ей подсказывало, что день сложится удачно. И что закончились... а точнее, вот-вот закончатся ее страдания, которые начались еще в Петербурге, полгода назад, когда она решительно порвала с Максом. Желая и безумно страшась этого разрыва. И если бы не твердая, поистине мужская, поддержка Виктора, понимала она, сама вряд ли пошла бы на такой опасный для себя, как тогда казалось, шаг. Шаг, который действительно стоил жизни Виктору. И едва не стоил ей. Уж на это сегодня ночью, во время бессонницы, ей хватило соображения. А об остальных она как-то и не задумывалась — ни туповатый, уже покойный, Олег, ни услужливый Димка, находящийся до сих пор в коме, ее не интересовали. Да за всех ведь просто и невозможно страдать... Нет, неправильно, невозможно всем сострадать, поправила она себя, поднимая золоченую трубку с рычагов сделанного под старину телефонного аппарата. Эту «прикольную штуковину» ей Виктор привез в подарок из Германии, где на подобные игрушки большие мастера. Еще недавно все это радовало глаз, создавало приятное настроение, а теперь, странное дело, даже слегка раздражало — трубка тяжелая, неудобная в руке... Ну да, руки давно привыкли к миниатюрным мобильникам...
Прямой номер директора Большого театра не отвечал, что могло означать одно: Борис Ильясович еще не прибыл в свой кабинет, а звонить секретарше и спрашивать, где ее шеф и когда явится на службу, — этот вариант Светлане не подходил по определению. Виктор, например, беседовал с Ахундовым, когда возникала такая необходимость, исключительно по мобильному. Но этим номером пользовался он сам, Светлана его не знала. Виктор говорил, что ей вполне достаточно пока и служебного телефона директора. И вон как дело повернулось, едва произошло несчастье, как все словно куда-то провалились!
Впрочем, справедливости ради, стоило уточнить: это не столько все вокруг исчезли, сколько потерялась для них она сама, Светлана. И можно предположить, что после того, как во всех средствах массовой информации прошло сообщение о покушении и убийстве Виктора Нестерова, который ехал вместе, естественно, со своей «протеже», как это нынче называется, сюда, домой, наверняка уже звонили из дирекции. Но ее же не было! Ее прятал тот мужичок, на которого в другой раз и в нормальной обстановке она и внимания бы не обратила, а тут будто сорвалась. Однако теперь же она дома, а никто не звонит! Что они там себе думают?!
Она достаточно долго терпела в ожидании законного известия о том, что все формальности наконец улажены, хотя сама толком не знала, что это за формальности. А Виктор говорил, чтобы она не лезла не в свое дело, что его договоренности с Ахундовым ее никоим образом не касаются. Но, по правде говоря, хотя она никуда «не лезла», тем не менее знала, что ее переход в Большой театр из Мариинки стоил немалых денег. Не в том смысле, что все в стране покупается и продается, а в том, что денежные знаки в России используются главным образом в качестве смазки, чтоб машина быстрее крутилась и сбоев не давала, —-это слова, кстати, Виктора, а уж он-то деньги считать умеет. И в этой связи тем более странно, что никаких уведомлений из дирекции до сих пор не последовало.
Итак, телефон Бориса Ильясовича не отвечает. Что же делать? Разговаривать с секретаршей, этой разрисованной ведьмой, ей не хотелось. А просто позвонить и спросить, когда появится директор, неловко, такой шаг поставит Светлану на уровень обыкновенных просителей. Да к тому же она была уверена, что ее голос та мымра, конечно, запомнила, особенно после того, как увидела своего шефа, откровенно лебезящего, прямо- таки расстилающегося ниц перед посетительницей из Петербурга, прибывшей в сопровождении Нестерова, который умеет... нет, теперь надо говорить —умел! — наводить трепет на обслуживающий персонал.
А теперь стыдно сказать, если кто и спросит, что она, Светлана, и на похоронах Виктора не была, и даже где его похоронили, спросить не у кого...
Вдруг ей пришла удачная мысль.
— Николай! — позвала она охранника, и тот явился, уставился на нее своими невыразительными, пустыми, как у какого-нибудь братка, глазами. И вид был такой, будто он спал, а она его зря разбудила. —У меня к вам личная просьба. Могу обратиться за помощью?
Он тупо молчал.
— Я что, неясно выразилась? — Она начинала злиться.
— Я слушаю, слушаю... — равнодушно ответил он. — Говорите, слушаю.
— Вы могли бы позвонить по телефону, номер которого я вам сейчас продиктую, и спросить, когда появится на службе Борис Ильясович Ахундов? Это — директор Большого театра. И у меня с ними контракт. Но поскольку меня не было дома больше недели, я не знаю, звонили оттуда или нет. Прямой его номер не отвечает, а мой голос секретарше известен, и она способна нарочно сделать мне какую-нибудь гадость.
— Диктуйте.
Она продиктовала, ожидая, что охранник его хотя бы запишет. Но тот взял у нее трубку и набрал указанный номер. Пауза длилась недолго.
— Здравствуйте, — неожиданно мягким, прямо-таки обволакивающим голосом начал Николай. — Прошу извинить меня за беспокойство, милая девушка, могу я узнать, когда будет у себя в кабинете Борис Ильясович?
Последовала пауза. А затем Николай заговорил снова и несколько более жестким тоном:
— Нет, уважаемая, вы меня неправильно поняли. Всего того, о чем вы сейчас сообщили, мне абсолютно не нужно, у меня другое дело к Борису Ильясовичу. А правильнее сказать, не у меня к нему, а, скорее, у него ко мне. Я не представился, директор частного охранного агентства Грязное к вашим услугам. И если вы не в курсе, значит, Борис Ильясович не счел необходимым вас о том информировать. Итак, когда прикажете его ожидать, а то ведь у меня другие дела, могу отъехать, и вряд ли ему доставит удовольствие необходимость безуспешно потом разыскивать меня... Хорошо, давайте я запишу номер его мобильного телефона... Кто, говорите?.. A-а, это его заместитель? Не возражаю, он может быть в курсе. — Николай уставился с вопросом в глазах на Светлану, и она прошептала:
— Али Магомедович.
— Вы говорите про Али Магомедовича, да?.. — Он снова взглянул на Светлану, и та кивнула. — Давайте номер, я сам ему перезвоню. Благодарю, милая девушка, я запомнил.
Николай Щербак записал на листочке бумаги телефонный номер и передал его вместе с трубкой Светлане.
— Дело в том, что ваш директор в отъезде, как я понял, в Питере. Но все необходимые распоряжения он отдал своему заму, который в курсе всего. Вы кивнули, и я решил, что вам понадобится и его телефон. Вот, можете звонить. Я не нарушил ваших планов?
— Наоборот, сделали даже больше, чем мне требовалось. Благодарю, вы теперь свободны.
Светлана положила перед собой записку и набрала номер заместителя директора Большого театра, который был «в курсе всего». А Щербак вышел в прихожую и поднял параллельную трубку, о которой Светлане знать было совершенно незачем. Но контроль есть контроль, мало ли что!..
— Али Магомедович? Это — Волкова, — безапелляционным тоном начала Светлана. — Не дождавшись известия от вас, решила позвонить сама и напомнить, уважаемый...
— A-а, ну наконец-то! — безумно обрадовался заместитель. — Куда ж это вы запропастились, дорогая моя?! А мы тут вас просто обыскались! Столько дел! Столько проблем! Борис Ильясович — тот совсем, можно сказать, извелся! Да вот и отбыл по нашим оргделам, знаете ли, в ваши бывшие Палестины, думаю, еще с недельку там пробудет. А как ваше здоровье? Поправилось наконец? Или остались проблемы? Я надеюсь, что у нас с вами после этого ужасного ранения будет все в порядке? Или вам еще предстоит долгое лечение? Знаете...
Он трещал без пауз, не давая вставить даже слово, говорил и говорил, словно упиваясь собственным голосом. И это очень раздражало Светлану. И еще — почему он так акцентирует необходимость какого-то лечения? Неужели они решили, что она прикована к койке, и потому ни о каком контракте речи быть не может? Какая чушь!
— Мне приятна ваша забота, Али Магомедович, о моем здоровье, — сухо перебила она нескончаемый поток слов и сожалений, — но, по-моему, вы плохо информированы. Ни о какой ране речь не идет. Я здорова, как может быть здоровым всякий нормальный человек. И никаких проблем тоже нет, кроме одной. Главной. Что с моим контрактом? Почему мне до сих пор не прислали его на подпись? Или меня не пригласили в дирекцию? Я решительно вас не понимаю! Извольте объясниться!
— Конечно, конечно, уважаемая Светлана Алексеевна, — снова заторопился заместитель директора. — Разумеется, объясню, гораздо лучше это сделал бы сам Борис Ильясович, но, поскольку эту миссию он перепоручил мне, я готов сообщить вам, боюсь, малоприятную весть, хотя искренне вам сочувствую в вашем трудном положении.