За кулисами диверсий - Вадим Кассис

Нет, мы нисколько не сочувствуем Галине, так же как и не ставим под сомнение щедрость Джорджа Перри, тем более что подаренный телефон американская администрация выставки объявила «похищенным кем–то из посетителей». Мы не стали бы ворошить прошлого, если бы нам в голову не пришла мысль о том, что в общем–то биографии хозяев до удивительности напоминают биографии слуг на «Свободе». Действительно, мерзкие дела не могут не делаться руками мерзких людей. И какой бы ни был клоповник — из железобетона или мрамора, с зеркальными стеклами или без оных, в нем не будет стоять запах ландышей…

И вот этот дурнопахнущий клоповник стараются выдать хотя и за частную, но имеющую право на существование организацию. Да, мы знаем, что финансирование РС перешло от ЦРУ к специально созданному для этих целей органу — «Совету международного радиовещания». Но он–то, этот совет, подчиняется госдепартаменту! И в каких же это анналах истории международных отношений можно отыскать пример того, как правительственная организация одного государства в мирное время изо дня в день занимается грубейшим вмешательством во внутренние дела другого государства, с которым оно имеет официальные дипломатические отношения? Беспардонная антисоветская клевета, грубые инсинуации и дезинформация американской радиостанции «Свобода», на которой работают бывшие гитлеровцы, уголовные преступники, всякого рода отщепенцы и другое отребье, — беспрецедентный пример нарушения основ международного права, международных обычаев, выработанных десятилетиями межгосударственных связей.

Отлучение

Когда собираешься в гости к людям, у которых прежде не бывал, в общем–то не так уже бесполезно познакомиться с ним и загодя. Поэтому, подъезжая по отмытой весенними дождями дороге к аулу Ассоколай, один из нас еще раз прокручивал в памяти то, что знал об адыгейцах. Древнейший народ, осевший на кубанских землях много–много веков тому назад. Народ, который не раз пытались поработить, изгнать, а иногда и стереть с лица земли сарматы и аланы, жестокие гунны кровавого Атиллы и дикие орды Батыя, крымские ханы и ногайские каймаканы. Даже генуэзские купцы, добравшиеся сюда на своих быстрых бригантинах, и те захотели превратить в рабов свободолюбивых жителей гор, лесов и степей. Бытие определяет сознание. Постоянная опасность вражеских нападений наложила отпечаток на характер и образ жизни адыгейцев, сделала их суровыми и гуманными, добрыми и недоверчивыми, заставила отказаться от постройки фундаментальных жилищ, приучила к постоянным кочевьям, минимуму вещей, скромности в пище, определила характер одежды, неприхотливой, но удобной для того, чтобы мигом взлететь на коня в случае тревоги…

Аул встретил новыми домами из красного кирпича, под шиферными крышами, с пристроенными к ним гаражами, просторным Домом культуры с народным театром и разнообразными кружками художественной самодеятельности, школой–десятилеткой, магазинами с костюмами и пальто последних моделей… Всему этому голова — многоотраслевой колхоз имени Кирова, один из передовых в Теучежском районе Адыгейской автономной области. Жители аула, с которыми познакомились, сразу же объяснили, что называть их адыгейцами в общем–то правильно, но еще правильнее — адыгами. Так пошло исстари. К историческим дефинициям характера адыгов можно было бы добавить еще чувство ответственности всех за каждого, гордость за свой народ и бескомпромиссность. Обсуждали в субботу свалившуюся нежданно–негаданно беду — открывшееся предательство бывшего жителя аула, и не нашлось ни одного равнодушного, который остался бы вечером дома, у экрана телевизора…

Немногие получают в Ассоколае «Неделю». Но статью «Слуги и хозяева «Свободы», опубликованную в еженедельнике, прочитали все. Старикам–аксакалам, слабо знающим русский, внуки–школьники перевели статью на язык предков, особо выделив один абзац, содержащий семнадцать строк. А в нем, в этом абзаце, говорилось, что сын бывшего кулака из адыгейского аула Ассоколай Газават Катбамбетов после прихода в августе 1942 года фашистских войск в Краснодар стал сотрудничать с гитлеровцами, был направлен в Замбергскую разведывательно–диверсионную школу, а потом, уже после войны, нанялся на радиостанцию «Свобода», где работал диктором, выступая с гнус-: ной клеветой против нашей страны и своего адыгейского народа, якобы стонущего под «игом Советской власти».

— Мы просим выступить вечером на сходе, рассказать об этом мерзавце, который опозорил наш аул. В суровую годину весь наш народ грудью встал на защиту родной Советской власти. 28 Героев Советского Союза — уроженцы этих мест, нашей автономной области, а из них семь — адыги. И вот объявился этот выродок, — гневно говорил председатель сельсовета Нух Хаджикечевич Гучетль. — Мы знали, что Катбамбетов ушел с фашистами, но не думали, что он еще продолжает нам гадить…

Ни один материал, тем более такой, как «Слуги и хозяева «Свободы», не идет на полосу без самой тщательнейшей проверки За строками, посвященными Газавату Кат–бамбетову, стояли копии допросов бывших гитлеровских пособников, знавших его по учебе в Замбергской разведывательно–диверсионной шкоде, тексты клеветнических выступлений перед микрофоном радиостанции «Свобода» некоего «защитника прав малых народов» сначала под шутовским псевдонимом Кавкасли, затем и под фамилией Катбамбетов. Было известно и другое: в соседнем с Ассоколаем ауле проживает его дочь Дарихан Газаватовна, не так давно ездившая к нему в Мюнхен…

Итак, аул Октябрьский. Улица Толстого, дом3. Новый кирпичный домик На стук в дверь вышла девушка, оказавшаяся сестрой Дарихан по матери, пригласила нас войти. В гостиной добротный гарнитур, на полу ковер, в шкафу за стеклом много книг западных и отечественных классиков, отдельно Сергей Есенин — стихи поэта и книги о нем. Его особенно, как выяснилось, любит Дарихан Газаватовна, или Люба, как зовут ее в районной больнице, где она работает медсестрой в отделении гинекологии. Вошла, зябко поеживаясь, сказала, что больна, простыла, вот и сидит поэтому на бюллетене. На вопрос, что знает о прошлом отца, ответила, что ничего не знает, потому что родилась в 1943 году, уже после того, как Катбамбетов, бросив беременную жену, мать Дарихан, уехал в Краснодар и больше не вернулся домой…

— А что ваша мать говорила о нем?

— Что она может говорить? Мама вышла замуж в Шестнадцать, когда все кажется в розовом свете. Да и прожили они недолго — немногим более двух лет. Началась война, и отец исчез уже навсегда. Вообще–то он учительствовал, преподавал в разных школах после того, как окончил педагогический институт в Краснодаре.

— Но вы ведь недавно видели отца?

— Да, видела. Получила разрешение и поехала к нему в Мюнхен.

— Говорили с ним?

— Да, много говорила. Просила вернуться на Родину, признать свою вину, понести заслуженную кару, честной жизнью, трудом заслужить прощение и снять с нашей семьи позорное пятно.

Плакала Дарихан, настойчиво повторяла, что «осуждает отца» и даже «стыдится его», а в глазах все–таки стоял едва уловимый, немой вопрос: может, не виноват?

Нет, Люба, виноват он и оступился не случайно. Просто не стали рассказывать вам, что перед встречей был еще один разговор в Ассоколае. Собеседник представился несколько длинновато: «Бывший инструктор Замбергской разведывательно–диверсионной школы, бывший обер–лейтенант немецкой армии, бывший советский военнопленный, ныне пенсионер Напцок Заурбий Худович».

— Спрашиваете, был ли я знаком с Газаватом Кат–бамбетовым? А как же! Не только был знаком, но и рекомендовал начальству по школе Газавата как своего земляка, сына кулака, «нашего» в общем человека, к тому же хорошо знающего русский язык. Опять же по моей протекции получил он звание старшины. Сам просил: «Заур, говорит, похлопочи за меня, а то вы все в военной форме, а я в штатском, и паек не тот». А потом он стал вроде как бы адъютантом у меня. Куда я, туда и он. Выезжали в Берлин, там собирались формировать так называемую северокавказскую бригаду, бывали и в других городах: во Львове, Проскурове, Слониме, подбирали из дезертиров и уголовников «слушателей» в нашу школу…

— А чем занимались в школе?

— Чем занимаются в диверсионных школах? Готовили из «слушателей» диверсантов для заброски в тылы Советской Армии. Но готовили не мы, другие… Мы же только подыскивали кандидатов. После войны я отбыл положенный срок, а потом честно трудился и теперь на пенсии…

— А Катбамбетов?

— Ему удалось улизнуть. Сначала вроде в Турцию, а потом, как я слыхал, в Западную Германию.

Да, после разгрома гитлеровской Германии Катбамбетов действительно бежал в Турцию, где встретил своего троюродного брата Али Катбамбетова. Тот помог ему поначалу устроиться, даже начать какое–то торговое дело… Кстати, в 1976 году турецкий гражданин Али Катбамбетов посетил аул Ассоколай, где жи–по сей день его родная дочь Мариэт. Вспоминают аульчане, как целовал турецкий подданный родную Аыгейскую землю, как обнимал деревья, как не мог наговориться с дочерью. А она, между прочим, спросила его, оставшись с глазу на глаз: «Люди говорят, что выступает по плохому радио какой–то Катбамбетов и пугает Советскую власть. Не ты ли это, отец?» — ответил Али Шумафович, — это мой троюродный брат. Соблазнился он на большие деньги и продал свою душу «Свободе». Нехороший он человек. На это радио других и не берут. Поссорился я с ним, запретил даже на похороны мои приезжать. Но ты об этом никому не рассказывай. Мало ли Катбамбетовых на свете…»