Королева Марго - Александр Дюма

— Жийона, помоги мне приподнять его, — сказала Маргарита, — если он приподнимется сам, то лишится последних сил.

— Ваше величество, я так смущен… я, право, не могу позволить… — пролепетал Ла Моль.

— Надеюсь, сударь, что вы не будете мешать нам, — сказала Маргарита. — Раз мы можем вас спасти, было бы преступлением дать вам умереть.

— О, я предпочел бы умереть, чем видеть, как вы, королева, пачкаете руки в моей недостойной крови!.. — воскликнул Ла Моль. — О, ни за что! Ни за что!

И он почтительно отстранился.

— Эх, дорогой дворянин, — с улыбкой заметила Жийона, — вы уже испачкали своей кровью и постель, и всю комнату ее величества.

Маргарита запахнула халат на своем батистовом пеньюаре, пестревшем кровавыми пятнышками. Это движение, исполненное женской стыдливости, напомнило Ла Молю, что он держал в объятиях и прижимал к груди королеву, такую красивую и так горячо им любимую, и легкий румянец стыда мелькнул на бледных щеках юноши.

— Ваше величество, — с трудом выговорил он, — разве вы не можете поручить позаботиться обо мне какому-нибудь хирургу?

— Хирургу-католику, да? — спросила королева таким тоном, что Ла Моль все понял и вздрогнул.

— Разве вы не знаете, — продолжала королева с редкостной теплотой в голосе и взгляде, — что мы, дочери королей, обязаны изучать свойства растений и уметь приготовлять бальзамы? Во все времена облегчение страданий было нашим долгом — долгом женщин и королев. И если верить нашим льстецам, мы не уступим любому хирургу. Разве до вас не доходили слухи о том, сколь сведуща я в медицине?.. Ну, Жийона, за дело!

Ла Моль еще пытался сопротивляться, повторяя снова и снова, что лучше умереть, чем обременять королеву собой, что ее труды, которые она возьмет на себя из сострадания, могут потом возбудить отвращение к нему. Но эта борьба окончательно исчерпала его силы. Он пошатнулся, закрыл глаза, запрокинул голову и снова лишился чувств.

Маргарита подняла кинжал, который выпал у него из рук, быстро перерезала шнуры его камзола, а Жийона другим кинжалом распорола, вернее, разрезала рукава.

Затем Жийона взяла льняное полотно, смоченное свежей водой, и смыла кровь, сочившуюся из плеча и груди молодого человека, а в это время Маргарита, взяв острый золотой зонд, начала исследовать раны так осторожно и так умело, как это мог бы сделать в подобных обстоятельствах только Амбруаз Паре.

Рана в плече оказалась глубокой, клинок же, ударивший в грудь, скользнул по ребрам и задел мускулы, и ни один из этих ударов не повредил того естественного панциря, который защищает сердце и легкие.

— Рана болезненная, но не смертельная, acernmum humeri vulnus, поп autem lethale, — прошептала ученая красавица хирург. — Дай мне бальзам, Жийона, и приготовь корпию.

Между тем Жийона уже успела насухо вытереть и надушить грудь молодого человека, его руки античной формы, его красивые плечи и шею, прикрытую густыми кудрями, больше походившую на шею статуи из паросского мрамора, чем на часть тела израненного, чуть живого человека.

— Бедный юноша, — прошептала Жийона, любуясь не столько делом своих рук, сколько тем, над кем она трудилась.

— Красив! Не правда ли? — спросила Маргарита с чисто королевской откровенностью.

— Да, ваше величество; но, по-моему, не следовало бы оставлять его на полу; нужно поднять его и уложить на софу, к которой он прислонился.

— Ты права, — отвечала Маргарита.

Обе женщины нагнулись, соединенными усилиями подняли Ла Моля и положили его на широкую софу с резной спинкой, стоявшую у окна, которое они приотворили, чтобы раненый дышал чистым воздухом.

Ла Моль, разбуженный этим перемещением, вздохнул и открыл глаза. Он испытывал теперь то непередаваемое блаженство, какое испытывает раненый, который возвращается к жизни и который вместо жгучих болей ощущает покой, а вместо теплого, тошнотворного запаха крови чувствует благоухание бальзамов.

Он начал лепетать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыбкой приложила палец к его губам. Послышался стук в дверь.

— Это стучатся в потайную дверь, — сказала Марго.

— Кто б это мог быть? — спросила Жийона.

— Пойду посмотрю, — сказала Маргарита, — а ты останься и не отходи от него ни на минуту.

Маргарита, закрыв за собой дверь в кабинет, вошла в свою комнату и отперла дверь потайного хода, ведущего к королю и к королеве-матери.

— Госпожа де Сов! Это вы? — воскликнула она, отшатываясь от баронессы не с испугом, а с ненавистью, как бы подтверждая бесспорную истину, что женщина никогда не прощает другую женщину, отнявшую у нее хотя бы и нелюбимого мужчину.

— Да, это я, ваше величество! — произнесла г-жа де Сов, умоляюще складывая руки.

— Вы здесь, сударыня? — повышая голос, продолжала донельзя удивленная Маргарита. Шарлотта упала на колени.

— Простите, ваше величество, — заговорила она, — я понимаю, как я перед вами виновата. Но если бы вы знали все!.. Не вся вина лежит на мне, был и особый приказ королевы-матери!..

— Встаньте, — сказала Маргарита. — Я полагаю, вы явились сюда не для того, чтобы оправдываться передо мной! Встаньте и говорите, зачем вы пришли.

— Я пришла… — с полубезумным видом говорила Шарлотта, продолжая стоять на коленях, — я пришла, чтобы узнать, не здесь ли он?..

— Кто — здесь? О ком вы говорите, сударыня?.. Ничего не понимаю!

— Я говорю о короле.

— О короле? Вы бегаете за ним даже ко мне? Вы же отлично знаете, что здесь он не бывает!

— Ax! — продолжала баронесса де Сов, не отвечая на эти выпады и, видимо, даже не понимая их. — Дай Бог, чтобы он был здесь!

— Почему?

— Ах, Боже мой! Да потому, сударыня, что гугенотов избивают, а король Наваррский — вождь гугенотов.

— Я забыла об этом! — воскликнула Маргарита, хватая за руку г-жу де Сов и вынуждая ее встать. — Я не подумала, что королю грозит такая же опасность, как другим!

— Большая, в тысячу раз большая! — воскликнула Шарлотта.

— В самом деле, герцогиня Лотарингская предупреждала меня. Я говорила ему, чтобы он не выходил на улицу. Разве он вышел?

— Нет, нет, он в Лувре. Но его нигде нет! Если он не здесь…

— Нет, здесь его нет…

— Ой! — в порыве отчаяния воскликнула г-жа де Сов. — Тогда ему конец! Королева-мать поклялась погубить его.

— Погубить! Вы меня пугаете!.. Нет, не может быть! — сказала Маргарита.

— Ваше величество, — продолжала г-жа де Сов с силой, какую Дает только любовь. — я повторяю: никто не знает, где король Наваррский!

— А где королева-мать?

— Королева-мать послала меня за герцогом де Гизом и господином Таванном, которые были у нее в молельне, а потом отпустила. Я поднялась к себе и, простите, стала ждать, как всегда…