Битва во времени - Юрий Леляков

— Да, надо куда-то идти, что-то делать, — согласился Итагаро. — Но я не могу сообразить — куда и что именно? А сколько прочли, сколько их всех у нас побывало — и что в результате? Даже о наших горных жрецах — ничего определённого…

— А вот же кто мог бы нам что-то объяснить, — согласилась, в свою очередь, Фиар. — Но о них тут за всё время — ни слова… И ни в одной из книг — ничего о том, как с ними связаться, где искать…

Разговор снова прервался — yжe в напряжении судорожного, лихорадочного мысленного поиска. И Джантар стал молча думать: действительно, как странно — нигде, ни в одной из книг и ни на одном из занятий, даже не были упомянуты горные жрецы Чхаино-Тмефанхии и Каймира… А ведь, казалось бы — они, бывшие легендарной надеждой и духовной опорой многих поколений каймирцев, уж наверняка должны быть реально доступны тем, кто во все эти времена искал мудрости, исцеления, приюта, спасения от опасностей… Но — о них ничто не давало знать даже единой фразой в книге или точкой на карте! В библиотеке, специально подобранной для интерната такого профиля… И сейчас вспоминались лишь совсем другие, не каймирские, легенды и предания о тайных обителях — до которых тогдашние путники добирались с немалым трудом и даже риском для жизни, руководствуясь ниспосланными им видениями, и иногда — указаниями жителей встретившихся по дороге селений. И вообще эти предания относились, как правило, лишь к старым временам — и мало что говорилось о конкретной судьбе людей, добравшихся до таких обителей и принятых там сейчас, при жизни нынешних поколений. А уж что следовало думать — исходя из того, что всё же говорилось… Ведь если особо подчёркивалось, что человек, вступая там в какое-то братство, рвал все старые связи — и словно начинал в том же теле новую жизнь, как бы «умирая» для своего прошлого, родных и близких во внешнем мире, который с этого момента точно так же «умирал» для него — о ком и о чём можно было говорить и думать с каким-то доверием и надеждой? Если эти организации — пользуясь либо интересом человека, либо его отчаянием, либо тем и другим сразу — стремились заполучить его всецело, без остатка, напрочь оторванным от всего, чем он жил раньше?.. Однако что странно — о горных жрецах Джантару как будто вовсе не приходилось слышать ничего определённого! Будто никто не знал лично конкретных людей, присоединившихся к ним — или наоборот, у них самих будто не было родственников и прошлого во внешнем мире… И даже Ратона почему-то, как ни старался в одну из ночей, когда ещё только нашли в библиотеке книги с картами, не мог хоть приблизительно определить местонахождения их обителей — словно сам маятник упорно не желал дать ответ… Но… не означало же это, что сами горные жрецы в нынешнюю эпоху остались лишь мифом?..

— Нет, а правда — к кому можно обратиться? — снова заговорил Итагаро, не дав Джантару эмоционально среагировать на новую, поистине страшную догадку. — Да, мы привыкли верить, что где-то есть носители высшего знания, стражи высшего блага… И где они сейчас, когда происходит такое?

Но и тут ответом было лишь несколько мгновений молчания. И Джантар вдруг понял: да, нечего сказать, нечего ответить на это. При том, сколько прочли, передумали, спорили о прочитанном. И даже нечего вспомнить — по крайней мере, сразу — из всей этой учёбы…

— А те, кого мы тут видели… — снова начал Итагаро. — Так они же сами куда-то уходят, удаляются из общества… И потом сидят в своих норах — и оттуда мучают, изводят страхом самые чистые, совестливые души, тех, кто действительно готовы обратиться к добру и мудрости! А сейчас из их излияний даже вспомнить нечего, — признался Итагаро в том же. — Потоки общих слов о высшей нравственности, праведности, святости и тому подобном… Но сами подумайте: сила и обладание тайной — ещё не есть нравственность!.. И тут же — что-то о непомерно долгих сроках учёбы, ступенях посвящений, испытаний… И что, думаете — могли бы мы рискнуть к ним обратиться? И они хоть сейчас открыли бы нам какие-то свои тайны? Или тоже пришлось бы, как ни в чём не бывало, рассесться вокруг этого монастырского наставника, чтобы он нам начал важно втолковывать, какие мы все нехорошие и несовершенные? А то похоже, лишь это и нужно — заронить в душу зерно страха, связав его с чем-то таким, что ты всё равно никак не можешь проверить — и насаждаться произведённым эффектом! Нужно, чтобы перед ними унижались, умоляли их о доступе к каким-то тайнам, соглашались поломать свою жизнь ради этого! А кто и когда видел их там, где действительно происходят какие-то трагедии? Не в мифах, не в легендах — наяву? Ну, хотя бы в той же Моаралане?

— Подожди, здесь что-то не так… — начала Фиар. — И нам надо думать не об этом…

— А что — не так? Что наука предупреждает об опасности — но не мучает страхом? И в ней можно выдвигать гипотезы — и это не есть ни кощунство против чего-то высшего, ни сомнение в человеческих качествах учителя — а недостаток знаний не есть личная неполноценность ученика? И именно это я вспоминаю, когда пытаюсь понять, чему нас учили! Почти каждый так и начинал: путь к совершенству — только через мою богоподобную персону…

— В идеале! — нетерпеливо, но снова неуверенно возразила Фиар. — А всякий идеал чем-то отличается от реальности!

— Вот именно! И это их богоподобие — идеал, которые отличается от реальности! Нельзя же представить, чтобы в торговом центре продавался баллон идеального газа при температуре абсолютного нуля! И так же — с их всеведением и всемогуществом! Тем более — то и дело, во множестве притч и примеров, проводится идея: не требуй от них невозможного! То есть: как почитать их, благоговеть перед ними — так они знают всё, а как дойдёт до дела — нет? Но и говорить на равных нельзя — можно лишь покорно внимать?.. Хотя подумайте: зачем им таиться, зачем эта недоступная важность, ступени посвящения, если они — стражи общего блага и такие бескомпромиссные борцы за него? Разве не те же цели и у нас? Или — благо человечества должно твориться в тайне от человечества? А… реальные трагедии — такие, как сейчас? Или — те же войны, перевороты, массовые казни? Где они тогда? И только потом от их имени кто-то заявляет: мол, что-то было неверно понято — или наоборот, человечеству в такую-то эпоху было открыто не больше, чем оно могло понять… Но позвольте — что за божественные сущности, которые вроде бы творят добро, а реальный итог — зло? И что за высшая мудрость, которую можно переврать как угодно? Нo всякий раз виноваты мы — а они непогрешимы… И вот такую идеологию мы в первую очередь изучали! Вот вам и тайны цивилизации, которые мы должны были знать на какой-то крайний случай!..

— В общем — опять к вопросу, нравственно ли торговать спасением за личную преданность, — ответил Донот, вспоминая одну из недавних дискуссий. — Хотя — тут уже не до таких споров…

— Но как вы не понимаете, что тайну приходилось хранить в первую очередь от светских властей! — не выдержал Ратона. — Которые со своей манией контроля во всём и над всеми — готовы влезть в то, чего не способны понять!

— И — ради этого тебе в 76-м веке пришлось запоминать наизусть учебник по лекарственным травам? — напомнил Итагаро. — A сейчас такой справочник можно запросто взять в любой библиотеке… И что — опасная информация в недобрых руках стала менее опасной? Или — общество поняло, что у человека со справочником в голове сама мысль — тугоподвижна? Хотя ученику такая память учителя кажется чудом — но цена слишком высока… Или… подожди, у тебя же своих учеников не было?..

— У них память не выдерживала, — признался Ратона.

«Нет, но как же так? — спохватился Джантар. — Что мы обсуждаем — когда надо действовать?»

— А просто врачами они не имели права быть? — продолжал Итагаро. — Только врачами со справочником в памяти? И кстати — всё ли в тогдашнем справочнике соответствует нынешним представлениям? И всё ли вообще нужно было для медицинской практики? Там же половина — древняя натурфилософия и космогония, которая в итоге не выдержала проверки временем! Но это — хранили как великую тайну чуть ли не пуще самой жизни! И верность лично учителю сразу ограничивала всякий поиск ученика, и надо было только запоминать и запоминать! Ведь тайну не должен узнать какой-то там враг, иноверец… Враг в области медицины, философии — так, что ли?

— Но о том ли сейчас речь… — сделала попытку вмешаться в разговор Фиар.

— Однако верно… — как бы не услышал её Герм. — Они почему-то не решают свои философские разногласия в мирных дискуссиях между собой — а превращают в поле битвы сознание ученика! И сколько раз в истории это перерастало в битву уже буквальную — с кровью, трупами…

— Но трупы — у нас и здесь… — снова начала Фиар.

— Так я и говорю — к тому, кого мы можем искать и куда обращаться! Но, понимаете, тут и вовсе… — Герм ненадолго умолк, пытаясь собраться с мыслями. — Этих тайных знаний — для внешнего мира как бы не существует, и их всё равно приходится переоткрывать средствами «легальной» науки… И даже бывает, сами хранители тайн вдруг обнаруживают, что ревностно хранили чушь — и начинают изворачиваться: их, мол, не так поняли… Или наоборот — догоняют уже сделанное открытие с криком, что они это и так знали, или — что это несущественно, и не представляет интереса для «истинной» мудрости… Хотя в чём она тогда — истинная? И где сами их достижения? Где какие-то теории, разработанные ими? Ну, вот они всё знают раньше, больше, и глубже, чем мы — но в чём какая-то ценность этого, если мы всё равно должны доходить до того же своим умом? И кто тогда они сами? Просто сторожа на могиле древней мудрости — которая ещё неизвестно, то ли есть у них, то ли нет?..