Дни Кракена - Аркадий Стругацкий

- Куда мы падаем? - снова спросил профессор. - На Ио? На Мальхиору?

Ван медленно покачал головой.

- Нет.

- Значит…

- На Юпитер.

На минуту воцарилось молчание. “О-о-о… о-о-о…” - тихо стонала Валя. Михаил Петрович слышал, как тяжело и часто дышит Ван. Беньковский закручивал бороду в косички. Северцев стоял, покачиваясь, подняв к потолку посеревшее, забрызганное кровью лицо.

- Вероятно, налетев на метеорит, мы потеряли скорость и направление. Может быть, есть и другие причины. Сейчас звездолет движется через экзосферу Юпитера. Точно определить скорость мне не удалось, но во всяком случае она не превосходит двадцати километров в секунду.

Северцев протяжно свистнул.

- Верная гибель, - пробормотал он.

- Верная гибель, - бесцветным голосом повторил Ван. - Особенно, принимая во внимание, что всех наш их запасов горючего едва хватило бы, чтобы прибавить еще три-четыре километра. Мы много израсходовали, когда шарахались из стороны в сторону в метеорном потоке.

Все опять замолчали.

- А… Неужели двадцати с лишним километров в секунду недостаточно, чтобы оторваться от Юпитера?

- Двадцать с лишним километров! - дрожащим фальцетом выкрикнул Северцев. - Это же не Земля! Понимаешь, Миша? Не Земля! Забудь про Землю. Мы над Юпитером, и только чтобы не упасть на эту проклятую планету и вечно кружиться вокруг нее, нам нужно минимум сорок три километра. Понимаешь?

- Понимаю, не кричи, - холодно остановил его Михаил Петрович.

- Мы идем по спирали, - Ван описал пальцем закручивающуюся спираль, - и через два-три оборота врежемся в метановые облака.

- И сгорим, - с нервным смешком добавил Северцев.

- На такой скорости и против вращения - сгорим, - согласился Ван. - Но можно принять меры…

- Нужно принять меры. - Беньковский твердо посмотрел Вану в глаза. - Нужно постараться затормозить и…

- Зачем? - Северцев протянул к нему руки. - Мы обречены. Так уж лучше сразу…

Михаил Петрович раскрыл было рот, но профессор опередил его.

- Что значит “лучше сразу”? - крикнул он. - Почему это “лучше сразу”? Вы понимаете, что вы говорите, Владимир Степанович? Я не узнаю вас! Нам на долю выпала возможность первыми заглянуть в недра гиганта Джупа, а вы хотите добровольно отказаться от нее? Мне стыдно за вас. Ученый, межпланетник…

- Я хочу сказать, - упрямо проговорил Северцев, - что нет никакого смысла оттягивать неизбежную гибель. Это жестоко хотя бы по отношению к Вале!

Все невольно оглянулись на покрытое простыней тело женщины.

- Говорите за себя, когда говорите такие веши, - после короткой паузы, понизив голос, сказал Беньковский. - Я уверен, что если бы Валентина Ивановна была в сознании, она ни за что не встала бы на вашу точку зрения.

- Браво, профессор. - серьезно сказал Михаил Петрович. Он сопнул, скосил глаза и потрогал свой чудовищно распухший нос - Будем стоять до конца!

Северцев пожал плечами и отвернулся. Ван безучастно поглядел на него из-под опушенных век.

- Значит, решили? - проговорил он. - Хорошо. Я выжму из двигателя все, чтобы затормозить. Впрочем, за успех не ручаюсь.

- Разве управление работает? - встрепенулся Михаил Петрович.

- Да… Я наладил там кое-что.

- Тогда… - Михаил Петрович смущенно переступил с ноги на ногу. - Тогда мне не совсем понятно…

- Что именно?

- Прошу прощения. Может быть, я говорю глупости, но… Слушайте, если управление в порядке, то почему мы должны обязательно погибнуть? Почему бы нам не сесть на Юпитер?

Северцев сморщился, как от кислого, и махнул рукой. Беньковский оторопело дернул себя за бороду.

- То есть… как это - сесть?

- Да так. Как обычно садятся. Как садятся на Марс, на Луну, на…

- Сесть на Юпитер?

- Да, на Юпитер. - Михаил Петрович говорил неуверенно, чувствуя, что “дал маху”. - Разве нельзя?

- Милый юноша, - важно и с некоторым оттенком сострадания в голосе сказал Беньковский, - на Юпитер сесть невозможно, потому что… О, мой бог, ну просто потому, что негде!

- Негде? Что там, скалы? Поверхность расплавлена?

- Нет. На Юпитере нет скал. И нет расплавленной поверхности. На Юпитере нет ничего, поэтому и сесть негде.

- Ага… - Михаил Петрович растерянно глядел на всклокоченную бороду профессора. - Нет, ни черта не понял, простите.

Северцев подошел к нему.

- Ведь это большая планета, Миша. Понимаешь? Большая!

- Ну… понимаю. Большая. И что же?

- А то, что под нами, до самого центра планеты - водородная бездна. Пропасть глубиной в семьдесят тысяч километров, заполненная сжатым водородом! Понимаешь? Здесь нет ничего твердого. И уже на глубине десяти тысяч километров давление в семьсот тысяч атмосфер… Нас раздавит, как яичную скорлупу под каблуком.

- Понял, понял, успокойся. - Михаил Петрович, криво усмехаясь, отстранил Северцева. - Так бы и сказал. Понятно.

Он помолчал, затем быстро спросил:

- Короче говоря, надежды никакой нет?

- Нет.

- Все равно будем держаться до конца.

- До конца! - торжественно повторил Беньковский. Он с чувством пожал Михаилу Петровичу руку и добавил: - Нам, межпланетникам, не впервой смотреть смерти в лицо, а вот вы…

- Не знаю, - мрачно улыбаясь, возразил Михаил Петрович. - Бывало всякое. Три года назад я провел пренеприятные часы на дне Филиппинской впадины. Батискаф засосало в ил, и…

- У нас мало времени, - мягко перебил его Ван. - Нам еще нужно выкинуть бакен.

- Выкинуть… что?

- Бакен. Это небольшая ракетка с автоматическим передатчиком, - пояснил Ван. - Когда звездолет гибнет, пилоты, если позволяет обстановка, обязаны изложить все случившееся на бумаге или магнитофонной ленте. Документ вкладывается в ракетку и выстреливается в ней в пространство. Рано или поздно кто-нибудь запеленгует ее и выловит. И люди узнают, что произошло.

- Как бы наш бакен не упал вслед за нами, - пробормотал Беньковский.

- Не упадет. Скорость у него достаточно велика - порядка двадцати пяти километров в секунду, и если выбросить его по курсу, успех обеспечен. Только нужно поторопиться. По моим расчетам часа через четыре мы вступим в стратосферу Юпитера, и выпуск бакена будет весьма затруднен. Составляйте бумагу, а я пойду посмотрю, что можно сделать.

Ван поднялся (Михаил Иванович увидел, как его смуглое лицо приняло при этом пепельный оттенок), несколько секунд постоял с закрытыми глазами и неуверенной походкой двинулся к выходу. На пороге он обернулся:

- Помните, у нас в распоряжении не больше трех часов.

- Больше нам и не понадобится, - проворчал Беньковский. - Ну, дети капитана Гранта, начнем? Кому из вас приходилось раньше составлять предсмертные послания?