История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - Степан Козловский

Необходимо отметить, что князь Владимир здесь только одобряет решение дружины. По всей видимости, на пиру действует общее правило («каждый хвастает трудом своим»), которое он нарушил, поскольку похвастал женой, а не поединком или каким-либо другим богатырским поступком, за что и был жестоко наказан.

Его поведение — вызов другим богатырям, хвастовство любимой семьей. Последняя фраза здесь является ключевой: ответом на этот вызов должно стать разлучение семьи. В былине этим занимается Алеша Попович при поддержке всех богатырей и князя. Алеша Попович, согласно былинной традиции — «над бабами насмешничек», именно ему в первую очередь и адресовался вызов, и поэтому по истечении срока ожидания Добрыня запрещает жене выходить замуж именно за Алешу, мотивируя это тем, что они — крестовые братья. Какое значение вкладывает Добрыня в эту мотивацию, понять сложно, но, учитывая репутацию Алеши как «насмешника», можно предположить, что он мог затеять свадьбу, которая могла не иметь правовых последствий в силу родственных отношений, только ради насмешки над «счастливой семьей» Добрыни.

В том случае, если бы Алеша Попович выиграл спор, он автоматически стал бы «старшим братом» в иерархии дружины по отношению к Добрыне. Выиграв спор, Добрыня становится на первую ступень в дружинной иерархии. Ни князь, ни богатыри не препятствуют воссоединению семьи, следовательно, это был именно спор, потому что в противном случае, как и в былине о Даниле Ловчанине, все богатыри вступили бы в бой с Добрыней.[418] Здесь же ничего подобного не наблюдается.[419]

Отношение к подобному хвастовству, когда в пирах участвовали только женщины, практически не отличается от «мужского» взгляда на эту проблему, но с типично «женской» спецификой:

«А сидели на пиру честные вдовы…Неоткуль взялась Марина Игнатьевна…Она болно, Марина, похволяется:…А и нет меня хитрея-мудрея,А и я де обернула девят молодцов,Силних могучих богатырей гнедыми турами,А и ноне я-де опустила десятого молодца,Добрыня Никитьевича…А и молода Анна Ивановна выпила чару зелена вина,Марину она по щеке ударила, шибла она с резвых ног,А и топчет по белым грудям,Сама она Марину болно бранит…Я-де тебе, хитрея и мудренея,сижу я на пиру, не хвастаю,А хош ли, я тебя сукой обверну?».[420]

В данном случае имеет место, по-видимому, неприемлемое для женского общества хвастовство «Мужами» (если точнее, то половыми связями[421]), что имеет соответствие в «глупом» хвастовстве «женой» на пиру у мужчин.

Вполне вероятно существование еще одного объяснения запрета эпической традиции на похвальбу женой (мужем) и детьми: жена и муж, вероятно, происходили из различных родоплеменных групп. Каждый из них был частью «своего» рода и, судя по всему, брак первоначально был равноправным (это доказывается существованием в былинах упоминания обычая «вместе в землю идти»). Это не позволяет рассматривать мужа и жену как «собственность» кого-либо одного из них. Каждый из супругов в отдельности принадлежал к одному из родов (был их неотъемлемой частью), но дети были их совместным «имуществом», которое, в принципе, роды могли делить (племянника мог воспитывать дядя со стороны матери и т. д.). На это указывают нашедшие отражение в эпических материалах упоминания характерных обычаев и брачных соглашений: «заповедей промеж собой», «ярлыков скорописчатых» и т. п. Таким образом, хвастать женой нельзя, поскольку она принадлежит к другому роду, а детьми — так как они относятся к «семье» («труду» двух родов) — то есть, на 100 % «своими» жену и детей назвать было невозможно, и вследствие этого они не могли считаться результатом «труда» отдельно взятого человека.

2.1.4 Похвальба имуществом

Хвастовство должно соответствовать «труду», совершенному хвастающим, в противном случае все, что не доказано как результат «труда», может и должно быть оспорено, отобрано, поделено или уничтожено, так как это — вызов обществу, который оно обязано принять и проверить.

Вышеупомянутый тезис о том, что «каждый хвалится трудом своим», можно подтвердить и по летописным известиям. Так, к примеру, в былине: «Владимир похвастал Киевом»; в статье Повести временных лет под 6562 годом: «погубите землю отец своих и дед своих, юже налезоша трудом своим великымь».[422] «Земля», таким образом, это результат княжеского «труда».

В сборнике Гуляева: «Стали бояре хвастать: чистым серебром, красным золотом, скатным жемчугом»; Владимир-князь: «Полно вам, бояре, хвастати! Стану я вас дарить чистым серебром, красным золотом, скатным жемчугом[423]». В данном случае бояре хвастали, очевидно, либо наградами князя, либо добычей, полученной с бою, за что их и необходимо поощрить. Вместе с тем, все это, так или иначе — символы удачливости, и князь показывает, что их (бояр) удача — ничто в сравнении с княжеской, и лишь благодаря ему она получена.

Но это не единственный случай похвальбы золотом, серебром и т. п. Так, например: «купцы-гости торговые похвастали золотой казной».

Как похвальба происходила в подобных обстоятельствах?

Есть ряд случаев, косвенно свидетельствующих об этом. Так, например, в сборнике В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова:[424]

И гости торговые, и купцы именитые;Да и смотря на гостина сына и говоря ему такие слова:«Ох, Иван, Иван, да ты Гостиный сын,Да зачем ты коню даешь шубу соболиную?Эту шубу подарил бы Владимиру,Он бы тя из вины простил».

Гостиный сын похвалился на пиру не трудом своим — золотом, и т. п., а своей удалью, головой, на спор с князем. Именно то, что он похвастался не своим (купеческим) трудом, и стало его виной. Гости и купцы обычно хвастали своим трудом — золотом, мехами, одеждами и т. п., что, скорее всего, отдавали князю как доказательство «труда». Купец удалью хвастать не должен, поскольку это не считается характерным для его ремесла — иначе проверят, и, если не выдержит проверки, то вполне может остаться без головы. Пир — почестен, соответственно и хвастать надо по чести; так же, как и сидеть на пиру — по месту, занимаемому в иерархии.

«А князи похвастали золотом, бояре — серебром…».

Как хвастали золотом и прочим добром богатыри и гости торговые, было показано выше. Третья обозначенная в былинах часть общества, способная похвастать золотом — князья. При сравнении текстов былин с «Поучением» и «Жизнеописанием» Владимира Мономаха можно предположить, что князья действовали подобно самому Владимиру.[425]

Так, в частности, он писал, что, позвав Олега на свой обед, подарил отцу триста гривен золотом. Это можно было бы интерпретировать как выражение лояльности к отцу, ведь Ярослав тоже отдавал в Киев две тысячи гривен серебра, но здесь (в тексте) Владимир Мономах подчеркивает: дал триста гривен отцу, позвав Олега. Данное событие явно имело престижный оттенок. Причем других причин приглашения Олега на этот пир не видно. «Праведный» Владимир специально пригласил сироту на пир, чтобы при нем показать свое превосходство, хвастая золотом.

Это очень похоже на хвастовство Святослава перед немцами (по Повести временных лет, 1075 г.). Он показал немцам богатство своей казны, на что те гордо ответили: «се бо лежит мертво. Сего суть кметье лучше. Мужи бо доищут».[426]

Вместе с тем похвальба Владимира может иметь и несколько другое значение. Владимир ясно показывает, что он прежде всего хотел сделать приятное отцу и именно поэтому позвал Олега, чтобы при нем чествовать отца. Однако пир, посвященный отцу Владимира, не исключает и признания заслуг самого Олега, поскольку похвальба требовала соответствующей аудитории, своего рода «референтной группы», способной оценить масштаб дара и соответствие ему заслуг одариваемого. При ее отсутствии процедура воздания почестей теряла свой смысл, поскольку престиж зависит от наблюдателей. Быть «лучшим» престижно, но «лучший из худших» не всегда признается «лучшим из лучших».

Этой ситуации есть очень близкие аналогии в былине «Про богатыря Сохматия Сохматовича»:

За твои ли все подвиги славны богатырские,Во-первых, зову я тебя на почесен пир,Во-вторых, сажу я тебя во веселый пир,Для тебя-то я теперь сберу же пир;Не посажу во пир теперь детей боярских все,Не посажу во пир детей же я дворянских все,Посажу с тобой на пир всех богатырей,Рассажу же я на пир всех чудных рыцарей,Я при них же все тебя буду ударивать [одаривать].[427]

Если бы можно было с достаточной достоверностью сравнить «Жизнеописание» и «Поучение» Владимира Мономаха с былиной,[428] точнее, с хвастовством, принципами его, то оказалось бы, что князь ни на йоту не отступил от продекларированных в эпосе правил.[429]