Темные игры (сборник) - Виктор Точинов

…Если судьба решит потрепать кому нервы, то делает она это неторопливо и методично, обстоятельно, со вкусом. Искомая книжица лежала, понятное дело, в самом низу последней из развязанных Славиком пачек. Но если от двери чуланчика она была самая дальняя, то к входу во временное жилище мышей полевок, решивших перезимовать на дармовщинку у Славика — самая ближняя.

И неграмотные грызуны без малейших угрызений совести пустили на утепление аппартаментов изданную в начале века библиографическую редкость… Славик посмотрел на кучу обрывков (или огрызков?) в которые превратилась добрая треть старого труда по прикладной магии и ему стало жаль и себя, и не пойми зачем потраченный выходной, и верную шестерку, последние двадцать километров изображавшую амфибию в глубоких и широких лужах, сплошь покрывавших проселок…

Но делать было нечего, современные издания на эту тему он считал сплошным шарлатанством — и стал укладывать в пластиковый пакет разрозненные обрывки…

Постоянные клиенты, заглянувшие в вагончик в понедельник, были бы наверняка удивлены небывалым занятием Славика. Он задумчиво сидел над мозаикой из неровных обрывков пожелтевшей, ветхой бумаги и старательно складывал их; более-менее восстановив страницу (многих кусочков не хватало) — запаивал в пленку утюгом антикварного вида, извлеченным из кучи принесенного жаждущими гражданами хлама…

Атмосфера в районе реставрационных работ также могла весьма заинтересовать чуткие носы посетителей — опасаясь мышиной заразы, Славик регулярно протирал руки техническим спиртом из большой пластиковой бутыли (призовой стаканчик особо отличившимся был еще одним его ухищрением в постоянной борьбе с подонком Филей).

Но несмотря на понедельник — день, как известно, тяжелый — никто из постоянного контингента к Славику не пришел и не смог удивиться его необычным занятиям. Поначалу это радовало — не мешали возиться с книжкой, потом удивляло, а под вечер просто встревожило. Удивительное дело — за весь день всего два посетителя: образованного вида дамочка в очках притащила прохудившуюся морозилку от холодильника, да Никитич, непьющий (!) сантехник из соседнего ЖЭКа, выложил на весы аккуратную кучку старых букс и вентилей…

Во вторник странное безлюдье повторилось; складывалось полное впечатление, что здешние старатели свалок и мусорных бачков дружно бросили пить и записались в общество анонимных алкоголиков, или поголовно устроились на работу, или по редкому невезению все как один попали в грандиозную облаву милиции, чистящей город к началу Игр Доброй Воли… В этот день Славика посетили четверо случайных клиентов, да притащили огромный мешок со сплющенными банками две тетки, промышлявшие сбором посуды по электричкам. Сказать, что это было странно — ничего, в сущности, не сказать. Это было небывало, это было загадочно — и Славик сильно подозревал, что источник странностей и загадок находится совсем неподалеку, метрах в четырехстах, за путями железной дороги…

В среду Славик отложил любовно восстановленную книжку, которую он изучал эти два дня самым внимательным образом, и, презрев гордость, самолично отправился к Филе, твердо уверенный, что все соглашения самым хамским образом нарушены и не миновать большой разборки…

В десятке шагов от подвальчика конкурента Славик остановился и долго стоял, недоуменно уставившись на низкую, обитую железом дверь. Дверь украшал амбарный замок и заметное издалека объявление: «НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ ПУНКТ ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ЗАКРЫТ».

Какие же такие у Фили причины… Одна у него может быть причина — загрузил в большой грузовик всех здешних бомжей и ханыг, вывез подальше в лес, к глубокой яме и…

Славик зримо представил искаженное лицо Фили с бешеными глазами и дергающийся в руках пулемет, заглатывающий конвульсирующую змею патронной ленты…

А утром в четверг пришел партайгеноссе Зигхаль.

И оказалось, что шальная мысль Славика попала почти в яблочко: Филя действительно загрузил в большой тентованный камаз весь цвет местных сборщиков металла, вывез в лес и… Нет, на самом деле поведанная Зигхалем история начиналась совсем по другому.

В отличие от Славика, Филя собирать грибы любил. И шастая по осени где-то в дебрях Карельского перешейка, заплутал и напоролся на просеку ЛЭП. Зная, что любые провода ведут к местам обитаемым, Филя бодро замаршировал вдоль опор и через несколько километров жестоко разочаровался. Сначала с опор исчезли провода, а потом с просеки исчезли и сами опоры — ЛЭП вела в руины заброшенного военного городка давно расформированной военной части. Безбожно матерящийся Филя повернул обратно и после еще пары часов упорной ходьбы убедился, что линия тянется из ниоткуда в никуда — на другом ее конце точно так же исчезали сначала провода, а потом и опоры…

Из леса Филя таки выбрался (Славик с сожалением вздохнул на этом месте расказа) и, запомнив координаты, положил глаз на это позабытое скопление никому не нужного металла. Несколько месяцев у него ушло на подготовку великой операции (согласовать и поделиться с кем надо, разведать подъездные пути, засыпать гравием пару топких мест на лесных дорогах, подлатать и утеплить наиболее уцелевшую казарму в городке — возить каждый день работяг из города было себе дороже). А когда все было готово, Филя, не мудрствуя лукаво, набрал ударную бригаду из хорошо знакомого контингента. Принимал всех, с единственным условием — ничего не говорить Славику — мол, конкуренция, коммерческая тайна, и все такое прочее… И вот теперь на заброшенной просеке визжали десятки ножовок, разрезая толстенные плетенные алюминиевые провода на пригодные к погрузке в камаз куски…

Всех этих подробностей Зигхаль не знал, история в его изложении звучала как волшебная сказка с хорошим концом о найденных сокровищах — и горьким диссонансом на фоне этой идиллии виделась судьба самого Зигхаля, старательно пропивавшего выручку от пентаграммы и не явившегося к отъезду набранной бригады по причине жесточайшего похмелья. Но он не держал зла на Филю и даже не завидовал — Зигхаль им просто восхищался…

Вот так… Вот так вот бывает в жизни… Кто-то ходит по лесу и находит валяющиеся под ногами пачки долларов… а кто-то ничего не находит или наступает на старую ржавую мину… А некоторым вообще попадаются интересные такие местечки со следами черного шабаша и истыканными восковыми фигурками… Мать твою, ведь я слышал об этом, слышал, но не обратил внимания на пьяный бессвязный треп о непыльной работке и тоннах дарового металла… Надо было вслушаться и расспросить подробнее, и тогда я бы…

Славик с беспощадной ясностью вдруг осознал, что и тогда он ничего бы не сделал, просто не знал бы, что тут можно сделать… И попадись заброшенная ЛЭП ему, ничего бы, в сущности, не изменилось — не Филя кусал бы сейчас локти от ярости, сидя в своем подвальчике… Это была самая большая (и никогда не признаваемая) беда его жизни — сознавая, что живет не так и делает не то, он никогда не знал, что и как нужно делать… И подсознательно завидовал людям, которые знали… Даже ненавидел их, как сейчас Филю…

Бронзовая пентаграмма лежала на ковре несокрушимо и уверенно; Славик, задумавшись, сидел у стола с зажженной настольной лампой вполоборота, поглядывая то на нее, то на чистый лист бумаги, лежавший перед ним.

Мысли были невеселые. Хотя, конечно, и не слишком это удачная идея — подводить итоги прожитой жизни в конце самого провального дня отнюдь не самой благополучной недели, когда все видится исключительно в черном свете — но некоторые вещи и факты остаются такими же гнусными, в каком освещении их не рассматривай…

Четвертый десяток на излете, а что имеем в активе? Одна семья развалилась с треском и грохотом, вторая держалось только на нежелании начинать все сначала по третьему разу… Работа? Двадцать лет назад все начиналось хорошо и выглядело совсем по другому: вчерашние одноклассники поступили в вузы и грызли никогда не привлекавший его гранит наук, клянча у родителей трешки-пятерки в прибавку к скудной стипендии — инфантильные переростки, дети, просто дети с развившимися половыми функциями…

А Славик… о, Славик был тогда уже взрослым и самостоятельным человеком — и не деньги тут были главным, хотя и их хватало, чтобы широким жестом расплатиться за всю компанию, сводив этих высоколобых недоумков в кафе по старой памяти — не деньги, а уважение: большие и солидные люди зовут Вячеславом Анатольевичем и ты знаешь, что нужен им, нужен больше, чем они тебе (хотя кому и когда мешали полезные знакомства?), ты один — их много…

Мать, вечная ей память, очень вовремя пристроила провалившегося в Политех Славика в пункт приема макулатуры (она-то думала, что это всего на год, поработать освобожденному от армии сыну перед второй попыткой). На удивление вовремя — в стране нарастал книжный бум, люди хотели читать интересные книги, саги о героях соцтруда уже никто не воспринимал всерьез, кроме ответственных товарищей, верставших планы издательств. И через полгода появилось новшество для жаждущих общения с прекрасным и вечным — дефицитные книги стали продавать за сданную макулатуру.