Форпост - Григорий Солонец

Как-то в знойный летний день недалеко от его дукана остановились два советских бронетранспортера. На пыльную землю ловко спрыгнули три офицера с автоматами за спиной. Выцветшие на солнце кепки, традиционные «лифчики» (специальный нагрудный пояс для боеприпасов), другая экипировка говорили о том, что они возвращались в часть с боевых.

У Сергея что-то екнуло в душе, когда он увидел офицеров и услышал до боли знакомую речь. Но защитный рефлекс самосохранения все же уступил место инстинкту торговца: он по-русски позвал выгодных гостей в свою лавку. Те, мельком глянув на продавца, обратили взоры на бросавшиеся в глаза яркими заграничными «лейблами» джинсы, рубашки самых разных размеров и расцветок, кожаные куртки, дубленки. Такого впечатляющего изобилия импортного ширпотреба в Советском Союзе даже в крупном универмаге не увидишь, а тут в любой лавчонке и сравнительно недорого можно купить все то, что на Родине именуется просто: модный дефицит. Надо быть дураком, чтобы не воспользоваться случаем и не пополнить свой гардероб и родственников в целом приличными товарами, произведенными в Индии, Пакистане, Китае. Вот и этот капитан с двумя старшими лейтенантами по пути в часть решили сделать короткую остановку для шопинга.

— Моя благоверная написала, чтобы дубленку к зиме обязательно привез. И еще целый список составила, что купить для семьи и многочисленной родни. Как будто я в торгпредстве посольства работаю, а не ротой командую, — уставшим голосом посетовал капитан своим, затянувшись сигаретой. — Хорошо вам, холостякам, только на себя да на любовниц тратитесь.

— А я маме ко дню рождения хочу хороший подарок выбрать, что посоветуешь, Анатольич? — отчетливо услышал Сергей вопрос совсем молоденького старшего лейтенанта, обращенный к ротному.

— Есть настоящие пуховые платки, незаменимая вещь зимой: тепло и красиво, — почти пропел свое предложение дуканщик Сверкович.

— Покажи.

Снежной окраски ручной работы платок и впрямь был великолепен.

— Сколько стоит?

— 50 чеков.

— Как бутылка водки, — сравнили «шурави». — Рафик, может, боевым офицерам сделаешь скидку?

Непривычно было услышать Сергею полузабытое обращение «товарищ», произнесенное по-русски на афганский манер да еще русскими командирами. Знали бы они, с кем торгуются… От этой внезапно озарившей мысли он почти машинально стал добавлять в речь слова на дари. Сработал, видимо, инстинкт самосохранения, как предохранитель в электросети при резком скачке напряжения.

— Ладно, берите за сорок пять. Мама будет очень довольна.

Потом он помог капитану выбрать дубленку для жены. У Сергея было несколько десятков штук этого ходового товара, но сложность состояла в том, что без примерки, на глаз выбрать нужный размер весьма непросто. Ротный предложил Сергею перевоплотиться из продавца в манекена, аргументировав это тем, что жена худенькая и примерно такого же роста. Любое пожелание покупателя на Востоке — закон для продавца. И вот Сверкович в модной женской дубленке уже позирует перед зеркалом и офицерами.

— Анатольич, бери, не прогадаешь, — советовали ротному товарищи, а он придирчиво осматривал недешевую вещь. После непродолжительного торга, уменьшившего первоначальную цену почти на четверть, дубленка из пыльной лавки переместилась в такой же БТР. Скоро ею будет вознаграждена женщина, преданно ждущая своего капитана с войны.

Офицеры купили еще чайный и кофейный сервизы, по паре джинсов, с десяток маек, полмешка всякой сувенирной мелочовки, основательно опустошив свои карманы. Абдул будет доволен, столько денег за день он еще ни разу не приносил.

Когда осела густая пыль за уехавшими бронетранспортерами, Сверкович впервые подумал, как здорово пригодился ему русский язык, знание которого помогло привлечь именно к себе остановившихся у обочины офицеров. Им-то без разницы, в каком дукане деньги оставить, а для него каждая сотня афгани душу греет.

Уже больше месяца Сергей работал на дядю Бибихаво, жил у него. За гостеприимность и щедрость души служил ему верой и правдой. Еще вставало в горах солнце, а Сверкович одним из первых уже раскладывал свой товар. И убирал его с прилавка, когда светило исчезало за подпирающей небо вершиной. Такой график работы поначалу физически изматывал Сергея, но вскоре он втянулся и привык к нему, как к утренней и вечерней молитвам. Это был уже не столько ритуал, сколько душевная потребность. Когда вокруг все живут с именем Аллаха на устах, невольно и сам, чтобы не быть белой вороной, начинаешь верить в его незримое присутствие рядом, помогающее в жизни. Удивительно, но, однажды проспав и не совершив утренний намаз, Сергей «прогорел» в торговле. Какой-то проезжий дехканин ловко обманул его, подсунув за купленный товар фальшивые афгани. Причем он был в тот день единственным покупателем у него, чего раньше не случалось. «Это Аллах наказал меня за непочтительное отношение», — сделал для себя вывод Сверкович. И с тех пор не забывал обращаться к Всевышнему, чему только рад был дядя Абдул, понявший, как изменился его работник Адам, поначалу формально принявший ислам, а теперь уже испытывавший в нем потребность.

Пару раз приходила Бибихаво с сыном. Дядя помогал ей продуктами, деньгами. С Сергеем она перекинулась парой фраз, зато Суфи, побывавший в лавке и набравшись впечатлений, строчил как из пулемета. С детской непосредственностью заявил, что когда вырастет, тоже будет торговать. Старшие только посмеялись над его словами. Но если верить поговорке о том, что устами младенца говорит истина, то оно так и будет, Тем более что в Афганистане невелик выбор профессий, сводящийся в основном к двум исконно мужским занятиям: торговать или воевать. Лучше, конечно, первое, хотя и тут нужны природные способности, трудолюбие, удача.

Бибихаво пообещала навестить дядю с тетей только через месяц, сославшись на то, что дома много работы, и у Сергея ухудшилось настроение. Сверкович признался себе в том, что ему приятно видеть эту молодую афганку-вдову, по сути, спасшую его. Он ни на что не надеялся, отчетливо понимая, кто он и где находится, но душа просила маленькой скидки для себя, сводившейся к одному заветному желанию: почаще слышать этот звонкий, мелодичный голосок, напоминавший журчание горного ручейка. Сергей ничего себе не придумывал, не внушал, необъяснимое теплое чувство к гордой и беззащитной Бибихаво само рождалось внутри. Он пытался насмехаться над ним, гнать прочь, но оно вновь, не спрашивая разрешения, появлялось и, как солнечные лучи, согревало. «Так, наверное, бывает, когда любишь, — эта смелая мысль неожиданно пришла в голову и, как хорошее вино, слегка опьянила: от нее сделалось удивительно легко. — Уже ради этих приятных мгновений стоит жить…»

Осенью, когда спала удушливая жара, Абдул предложил вместе с ним съездить за товаром в Кабул. Сергей, затворником живший в Панджшере, очень хотел посмотреть афганскую столицу и немного развеяться от скучного однообразия будней, но чувство какой-то неясной тревоги сдерживало его намерение ехать. Мудрый Абдул развеял появившиеся сомнения:

— О тебе давно уже все забыли. Тем более, ты не один такой. А товар хороший, доверять его никому не хочу: за рулем будет мой двоюродный брат.

На рассвете, как и планировали, тронулись в неблизкий путь. Когда впереди на возвышенности показался печально знакомый Джабаль-Уссарадж, где в феврале, угодив в засаду, Сверкович чуть не погиб вместе с отморозками одноглазого Саида, ему сделалось не по себе. Абдул заметил нервозное поведение напарника, но не стал ни о чем спрашивать, посчитав, что это естественное волнение скоро пройдет.

На афганском блокпосту перед Чарикаром их грузовую «Тойоту» тормознули для проверки документов. На этот случай Абдул держал в руках зеленую папку, в которой лежала плотная стопка денежных купюр, которая на глазах «худела» по мере приближения к Кабулу. Это и был самый главный документ, гарантировавший проезд. Правда, и он мог оказаться бессильным, наскочи они на коварную мину, неизбежную спутницу афганских дорог. Чтобы не испытывать судьбу, Анвар старался не съезжать на обочину и оказывался там, когда уже деваться было некуда. Это происходило каждый раз при встрече с БМП и БТР «шурави», упрямо, не уступая и сантиметра, несшихся посередине асфальтового полотна. Некоторые афганские водители, пытавшиеся колесами все же зацепиться за спасительный асфальт, в итоге оказывались в кювете. По манере езды легко было догадаться, кто здесь хозяин.

Получили товар без каких-либо накладок. В чайхане перекусили и стали собираться в обратную дорогу, чтобы до наступления сумерек вернуться назад. Абдул повеселел: сторговался оптом по выгодной ему цене. Теперь довезти бы все это добро в Курултай. А ведь сколько раз было, когда по дороге всякие шакалы, наставив оружие, безжалостно грабили машину. Случалось, этим промышляли и «шурави», но они хоть совесть имели: брали немного с оправдательным словом «бакшиш» в основном сигареты, фрукты или так любимые ими джинсы. Они понимали, что Абдуле надо кормить семью, на что-то жить самому. Иные же братья по мусульманской вере готовы были без зазрения совести последнюю рубашку с тебя снять, не боясь ни Аллаха, ни возможной мести. В последний год-два, правда, стало чуть безопаснее на кабульской, да и некоторых других дорогах. Какой-никакой порядок появился. Но все равно никто не мог гарантировать полную безопасность таким охотникам за удачей и денежными знаками, как торговец Абдул.