Братишка, оставь покурить! - Николай Стародымов

— Давайте перейдем, давайте… Кстати, а почему вас назвали Беспросветным?

Та история, после которой ко мне прилипло это идиотское прозвище, произошла слишком давно. Вспоминать ее не хотелось. А потому я предложил ее укороченную и не совсем точную версию.

— У меня как-то спросили, как жизнь, — нехотя пробурчал я. — Ну я и ответил: жизнь, мол, как генеральский погон — сплошной зигзаг и ни одного просвета…

Наверное, ни один комик страны, да что там страны — всего мира, не имел в своей жизни такого благодарного слушателя, как был в тот день у меня. Собеседник не просто смеялся над этим незамысловатым каламбуром. Он хохотал, хихикал, хрюкал, брызгая слюной — и все это меленько, с ужимками, с потиранием ладошек, с упавшей на лоб и прилипшей к испарине серенькой прядкой волосиков… Насколько же это было омерзительно.

— И ни одного просвета, говорите? — переспрашивал он. — Хи-хи-хи… Остряк, право слово, остряк…

Я невольно перевел взгляд на его телохранителя — тот невозмутимо пережевывал резинку, лениво приспустив веки. Марек тоже никак не реагировал на происходящее. Наверное, для них это привычно, такое поведение.

Наконец мой собеседник отсмеялся. Хотя и в дальнейшем он еще не раз начинал довольно хрюкать, довольно натурально изображая веселье.

— Так что ж вы хотите от нас, наследник генеральского погона?

Наконец-то!

— Я уже говорил вашему человеку… — я качнул головой на Марека.

Однако седенький не дал мне закончить, махнул рукой, перебивая.

— Да ладно, не будем говорить о том, кто о чем кому говорил. Вы мне скажите, это будет надежнее.

Что верно, то верно. Хотя и он не производил впечатление серьезного «авторитета», по сравнению с Мареком это был уже совершенно другой уровень.

— Ну что ж… Мне необходимы новые чистые документы, — твердо ответил я.

— В каком смысле «чистые»? — переспросил седенький, хотя не вызывало сомнения, что он прекрасно понял, о чем идет речь. — «Чистые» в каком смысле?

Ну что ж, раз ты настаиваешь на такой форме беседы, опять слегка подыграем.

— В том смысле, что у этих документов не должно быть криминального прошлого, — расшифровал я свою мысль.

Тот опять захихикал.

— Вы так изъясняетесь, будто пришли в литературный институт поступать, — заметил он. — Или репортером на телевидение.

Не доверяет? — мелькнуло в голове. Навряд ли. Так что же ему не нравится? Что по «фене» не общаюсь?

— Знаете ли, таинственный незнакомец, — с ехидцей усмехнулся я, — на мой взгляд, наш великий и могучий русский язык достаточно богат, чтобы обходиться без дополнительных словосочетаний, не понятных никому, кроме тупых жвачных животных о двух ногах.

Снова хихиканье, снова потирание ладошек. И еще косой взгляд за спину, в сторону телохранителя. И еще подмигивание многозначительное: мол, прекрасно понимаю, на кого ты намекаешь…

— Дикобраз, говорите? — осведомился он. — Говорите, чтобы потом неповадно было?.. Логично, логично…

Он поднял руку и слегка щелкнул пальцами. Телохранитель мгновенно пробудился от спячки и метнулся к столику. Подхватил пустую рюмку, наполнил ее коньяком и поднес своему патрону. Тот пригубил коньяк, с видимым удовольствием прищурился. И вдруг взглянул на меня без хихикающей маски, строго и пытливо. Будто щелчком тумблера выключил дурковатую внешность.

— А почему бы тебе не пойти и не оформить документы законным порядком? — спросил он в лоб. — Ты ведь из «зоны» не сбежал, со справкой прибыл…

Не то чтобы я был каким-то очень уж опытным физиономистом, но подобная метаморфоза не стала для меня слишком неожиданной, ее вполне можно было спрогнозировать.

Потому я не удивился, не растерялся, ответил уклончиво:

— Если бы у меня была возможность поступить законным образом, я не стал бы разыскивать вас. Ну а раз уж появился здесь…

Я умолк, демонстративно развел руками.

— И все-таки?

Отвечать или не отвечать? Лучше, конечно, не отвечать. Не стоит на себя им лишний компромат давать. Потому постараюсь еще раз уклониться.

— Ну а тебе что, не все равно? — я тоже уставился ему в глаза, постаравшись выглядеть твердо, но без вызова. — Главное, что мне нужна помощь. Корифей говорил, что на вас могу положиться.

Седенький на «ты» не обиделся, просто никак не отреагировал.

— Конечно, можешь, — не стал отнекиваться он. — Да только и ты же должен понимать, что за просто так тебе никто новый паспорт не выдаст. Даже несмотря на ходатайство Корифея.

Конечно, понимал. И отрабатывать их услугу мне никак не хотелось. Вот только выхода другого из сложившейся ситуации не видел.

— И что от меня нужно? — не стал строить из себя непонятливого.

Спросил — и только тогда понял, что получилось все именно так, как добивался седенький. Я спросил, что от меня требуется. Так что с этого мгновения они являются хозяевами, а я нанимаемым. Такой расклад будет предопределять дальнейший ход переговоров.

— Сейчас поговорим и об этом, — кивнул собеседник, однако форсировать беседу не стал. — И об этом поговорим. Только прежде всего нам нужно предварительно решить некоторые вопросы, а потом переходить к конкретике. Надеюсь, вы с этим согласны?

Туманно, непонятно. Загадочно. Многообещающе. Тревожно… Да, этот человек — не Марек. С ним нужно ухо держать востро. И попадаться такому на крючок никому бы не советовал. Себе — в первую очередь.

Нет, нужно выполнить их условия, получить чистые документы, где-то срочно легализоваться и начинать новую жизнь. Только, понимал я, на пути этого плана лежит еще какое-то преступление, которое, хочу того или не хочу, вынужден совершить.

Расплата — дочь ошибок трудных.

Все происходило именно так, как и должно было быть. Как мне рассказывали. И как я планировал. Поезд и в самом деле начал притормаживать еще загодя.

Железнодорожное полотно тут выписывает широкую дугу, одновременно спускаясь в лощину. На таком вираже скорость держать просто невозможно. Особенно тяжело груженому грузовому составу.

…За эти несколько дней, пока я готовился к акции, за которую мне пообещали изготовить необходимые документы, я узнал много для себя нового. Причем, в той сфере экономики и примыкающей к ней криминальной деятельности, о которой раньше имел представление довольно туманное.

Оказывается, кражи грузов на железной дороге всегда было достаточно выгодным делом. Потому еще на заре грузовых железнодорожных перевозок товарные вагоны стали закрывать на замки, по мере возможности охранять их. Например, крохотные свинцовые пломбочки, которые до недавнего времени навешивали на вагоны и контейнеры, стали использовать еще при царе-батюшке Николае Втором Кровавом, которого нынче произвели в Святого, в 1900-м году. При Сталине и Хрущеве каждый товарный поезд охраняли стрелки военизированной охраны. Потом такую практику в целях экономии отменили, ограничившись тем, что особо важные грузы тщательно проверялись при прибытии на станции.

Но и в те времена, когда при вагонах на тормозных площадках следовали строгие дяди с винтовками, и когда их сменили бдительные стражи на станциях, вагоны грабили всегда. Неподалеку от крупнейшей в Европе, а быть может и во всем мире, товарной станции Орехово-Зуево имелись целые деревни, которые процветали исключительно за счет того, что живились чем только можно на проезжающих поездах. В местном транспортном уголовном розыске даже название станции в сердцах переменили, пользуясь тем, что на пишущей машинке буквы «З» и «Х» находятся рядом. Однако даже это не смогло остановить данный вид криминальной «деятельности». Даже разработка уникальных блок-запоров, типа «Лавр-гарант», которые гарантированно оберегали двери от взлома, даже это не смогло положить конец тому, что происходит.

И тому, что я и сам должен был теперь совершить. В вагоны продолжали проникать — через вентиляционные лючки, например…

Обо всем этом мне рассказал угрюмый, малоразговорчивый парень, который инструктировал меня накануне. По тому, насколько подробно поведал он о том, как видится проблема со стороны транспортной «уголовки», у меня возникло подозрение, что он имеет к этой организации какое-то отношение. Однако акцентировать на этом внимание не стал. В конце концов, главное для меня сейчас — выполнить задание, забрать документы и исчезнуть, чтобы никто никогда меня не нашел.

…И вот теперь я лежал на краю подрезанного при прокладке железной дороги холма, экипированный всем необходимым для того, чтобы не случилось промашки. Волновался ли я? Пожалуй, не очень. Да, подобным делом мне раньше заниматься не доводилось. Но и ничего особенно уж сложного в этом не видел. Да и с угрызениями совести особых проблем не возникало. Если разобраться, не настолько уж велика была моя вина, чтобы упечь меня на такой срок. Так что можно считать, что родное правосудие мне задолжало и у меня имеется некоторая фора. Да и вообще… Слишком нечестно, слишком бессовестно обошлось со мной мое государство, чтобы я очень уж переживал из-за того, что сейчас причиню ему некий материальный вред. Ну а что касается непосредственно груза, то он принадлежит какой-то частной компашке, перед которой у меня вообще никаких обязательств…