Третья девушка - Агата Кристи

Старший инспектор Нил принял Пуаро весьма официально и строго. Он вежливо поздоровался и предложил ему сесть. Но едва молодой человек, проводивший Пуаро к своему начальнику, скрылся за дверью, как инспектор преобразился.

— И что же вы теперь раскапываете, старый черт? — спросил он.

— Полагаю, — ответил Пуаро, — вам уже известно.

— Ну, да! Кое-где поворошил. Но не думаю, что в этой норке вам что-нибудь обломится.

— Но почему «в норке»?

— А потому, что вы словно кот-охотник, он сидит у норки и ждет, когда мышка прошмыгнет наружу. Так вот, по моему мнению, в этой норке мышки нет. Учтите, я не говорю, что вам не удастся раскопать какие-нибудь сомнительные сделки. Вы же знаете, какой народ финансисты. Всякие там фокусы с правами на разработку недр, с концессиями, с нефтью — это я вполне допускаю. Но учтите: у «Джошуа Рестарик лимитед» солидная репутация. Семейная фирма. Во всяком случае, до недавнего времени, — теперь-то все в прошлом. У Саймона Рестарика детей не было, а у Эндрю Рестарика только эта дочка. Еще имелась престарелая тетушка по материнской линии. Дочка эта, когда кончила школу, жила у нее — ее мать умерла. Тетушка скончалась от инсульта год назад. Мне кажется, она была немного не в себе. Принадлежала к каким-то религиозным обществам — со странным душком. Но все вполне безобидно. Саймон Рестарик был типичным преуспевающим дельцом. Жена — очень светская дама. В брак они вступили уже немолодыми.

— А Эндрю?

— Эндрю, похоже был одержим тягой к странствованиям. Ничего компрометирующего нам не известно. Нигде подолгу не задерживался. Побывал в Южной Африке, Кении и много где еще. Брат не раз просил его вернуться, но тот и слушать ничего не желал. Жизнь в Лондоне его не устраивала, дела семейной фирмы не интересовали, хотя рестариковским фамильным талантом — делать деньги — он обладал в полной мере. Главным образом на залежах полезных ископаемых. Никакой романтики: ни охоты на слонов, ни археологии, ни поисков редких растений. Исключительно деловые начинания, и всегда успешные.

— Так что в некотором роде он тоже финансист?

— Да, пожалуй, определение точное. Не знаю, что заставило его вернуться в Англию после смерти брата. Возможно, новая жена — он ведь женился вторично. Красивая женщина, много его моложе. В настоящее время они живут у дяди, у сэра Родрика Хорсфилда, чья сестра была замужем за отцом Эндрю Рестарика. Но, полагаю, это временно. Ну что? Есть тут что-нибудь новое для вас? Или вы все это уже знали?

— Да, более или менее, — деликатно не стал уточнять Пуаро. — А психических болезней у них в семье не было? С какой-либо стороны?

— Не думаю. Разве что у тетушки с ее экзотическими религиозными пристрастиями. Впрочем, для одинокой старушки это обычная вещь.

— Значит, в сущности, вы можете мне сообщить только одно: деньги там большие.

— Очень большие, — уточнил старший инспектор Нил. — И вполне законные, причем какую-то их часть заработал сам Эндрю Рестарик. Южноафриканские концессии, прииски, залежи полезных ископаемых. И по-моему, когда эти залежи либо начнут основательно разрабатывать, либо продадут, деньги станут не просто очень большими, а колоссальными.

— А кто их наследует? — спросил Пуаро.

— Зависит от того, как Эндрю Рестарик распорядится в завещании. Решать ему, но, по идее, кроме жены и дочери, оставить их некому.

— Следовательно, обе они должны когда-нибудь наследовать огромное состояние?

— Как будто так. Вероятно, капиталы уже и так завязаны — различные семейные фонды — обычные для Сити приемчики.

— А, скажем, нет ли еще женщины, к которой он был бы неравнодушен?

— Никаких сведений на этот счет. И на мой взгляд — навряд ли. У него ведь молодая красивая жена.

— И какой-нибудь молодой шалопай мог бы легко все это разузнать? — задумчиво произнес Пуаро.

— Чтобы потом жениться на дочке? Вы об этом? И воспрепятствовать ему вряд ли кто может, даже если она будет отдана под опеку суда или еще каким-то образом от него ограждена. Конечно, тогда отец может лишить ее наследства.

Пуаро заглянул в аккуратно составленный список, который держал в руке.

— Ну, а Уэддербернская галерея?

— Я все ждал, когда вы о ней спросите. К вам обратились в связи с подделкой?

— Они торгуют подделками?

— Подделками никто не торгует, — назидательно заметил старший инспектор Нил. — Но одно неприятное дельце было. Некий техасский миллионер приехал сюда покупать картины и был готов платить бешеные деньги. Они продали ему Ренуара[62] и Ван-Гога[63]. Ренуар, небольшой этюд «Девичья головка», вызвал определенные сомнения. Оснований считать, что картина попала в Уэддербернскую галерею из ненадежного источника, не было. Затеяли разбирательство. Съехались эксперты. И, как обычно, один твердит одно, другой — другое. Галерея в любом случае готова была забрать картину назад. Однако миллионер не пожелал, так как «самый-самый» из экспертов божился, что это подлинник. Техасец оставил ее у себя. Тем не менее с тех пор знатоки живописи относятся к галерее несколько настороженно.

Пуаро снова заглянул в список.

— Ну, а мистер Дэвид Бейкер? Его вы для меня проверили?

— Один из нынешних молодых пакостников. Мелкая шушера: объединяются в группы, вламываются в ночные клубы. Существуют на «пурпурных сердечках», героине, кокаине. Девчонки по ним с ума сходят. А уж над такими, как этот, просто рыдают: до чего тяжелая у него жизнь да какой он гений! Его картин не понимают и не ценят! Да картины тут ни при чем, если хотите знать мое мнение, просто влюблены в него, как кошки…

Пуаро продолжил:

— А что вам известно про мистера Рииса-Холленда, члена парламента?

— Удачливый политик. Язык подвешен как надо. Ходили слухи, что провернул парочку не совсем чистых сделок в Сиги, но довольно ловко выкрутился. Такому палец в рот не клади — откусит. Он и сейчас время от времени загребает приличные суммы весьма сомнительными способами.

Пуаро добрался до последней строчки в списке:

— Ну, а сэр Родрик Хорсфилд?

— Приятный старикан, но в последнее время здорово сдал — возраст… Ну и длинный же у вас нос, Пуаро! Куда вы его только не суете, а? А с этими стариками у нас хватает хлопот. Теперь их всех потянуло на мемуары. Да еще стараются друг друга переплюнуть в разглашении военных секретов, устаревших, разумеется, ну и поддеть бывших соратников, да побольнее… Как правило, их откровения совершенно безобидны, но иногда.., ну, вы понимаете. Один кабинет приходит на смену другому, и порой совсем ни к чему наступать на чью-то любимую мозоль или предавать гласности былые проказы. Ну вот, мы и пытаемся малость старичков попридержать. Некоторые, конечно, сопротивляются… Если хотите влезть в это поглубже, обращайтесь к спецслужбам. Только, по-моему, ничего особо крамольного в данном случае нет. Сами виноваты: не уничтожали в свое время кое-какие документы… Впрочем, как я уже сказал, ничего серьезного там нет. Тем не менее у нас есть сведения, что некое государство проявило к ним пока непонятный нам интерес.

Пуаро глубоко вздохнул.

— Ну что, не очень-то я вам помог? — спросил старший инспектор.

— Всегда полезно иметь официальную информацию. Правда, то, что вы сообщили, навряд ли мне пригодится. — Он еще раз вздохнул и неожиданно спросил:

— Если бы при вас случайно упомянули, что женщина, молодая привлекательная женщина носит парик, о чем бы вы подумали?

— Да ни о чем! — отозвался старший инспектор Нил, а потом добавил с легким раздражением:

— Моя жена носит парик, когда мы путешествуем. Удобно и позволяет сэкономить массу времени.

— Ну не обессудьте, если отнял у вас слишком много времени, — сказал Пуаро.

Когда они прощались, старший инспектор спросил:

— Сведения о самоубийстве, которое вас интересует, вы получили? Я распорядился послать материалы на ваш адрес.

— Да, благодарю. Все официальные бумаги я получил. Сухой деловой отчет, так сказать.

— Вы сейчас что-то упомянули, что-то связанное с этим самоубийством. Вот только что? Да, история грустная, но.., не такая уж редкая. Веселая, жизнерадостная и вроде бы вполне благополучная женщина, обожающая мужское общество; все чаще пьет и постепенно начинает катиться под гору. Затем вдруг зацикливается на своем здоровье. Ну сами знаете, с женщинами такое бывает: вобьет себе в голову, что у нее рак или еще какая-нибудь пакость, и, конечно, сразу же к врачу, тот заверяет, что она вполне здорова, но она тем более проникается уверенностью, что у нее смертельный недуг и что врач, следуя профессиональной этике, всячески от нее это скрывает. Хотите знать мое мнение, откуда это идет? Чувствуют они, бедняжки, что все меньше привлекают внимание мужчин, а в результате депрессия. Да, история известная. Страдают от одиночества… Вот так и миссис Шарпантье… Не думаю, чтобы… — Он умолк. — Ну да, конечно! Вы же спрашивали про нашего драгоценного парламентария мистера Риис-Холленда. Он ведь тоже большой жизнелюб. Только у него все шито-крыто, комар носа не подточит. Ну да как бы то ни было, Луиза Шарпантье одно время была его любовницей. Вот так-то.