На полпути в рай - Саид Насифи

Господин редактор в синем полосатом костюме «круа— не», с пёстрым галстуком в красную и ярко-зелёную полоску, с чёрными напомаженными и прилизанными волосами, стоял против господина советника и своим нудным, слащавым голосом, которым он, казалось, всегда назойливо старался влезть в душу каждого, вёл бесконечный и бессмысленный разговор.

Мистер Духр понимал, что его собеседник слишком уважаем и слишком близок к сильным мира сего, чтобы от него можно было отделаться, не обеспечив ему по крайней мере часовую аудиенцию у мистера Дугласа, известного американского альпиниста, который ежегодно приезжает в Иран для совершения восхождений на вершины Демавенда, Арарата, Сеханда, Савалана, а иногда даже и Бахтиярских гор, но до сих пор не поднялся ещё никуда, кроме вершин лестниц тегеранских дворцов. Но вся беда заключалась в том, что мистер Дуглас сам лично обратился в те места, куда он должен был обратиться, и сговорился на своём красноречивом английском языке с теми, для сговора с которыми он приехал, и поэтому не нуждался в посреднике.

Мистеру Духру было известно, что этот симпатичный юноша с красивыми глазами и бровями, являющийся в настоящее время наилучшей отмычкой к дневным и ночным замкам Тегерана, с того самого дня, как он начал свою карьеру в Исфахане с должности курьера в учреждении, которым он теперь руководит, всегда был любимчиком какого-нибудь влиятельного лица и самым способным его учеником в политических делах. Мистер Духр был прекрасно осведомлён, что этот молодой человек — самый бесстрашный и самый наглый воротила во всех делах, будь то сцена театра, трибуна парламента или какая— либо другая арена, куда не имеют доступа даже ближайшие друзья самого пророка. Однако мистер Духр опасался, что мистер Дуглас больше не нуждается в посреднике. Если теперь прибегнуть к помощи посредников, они, чего доброго, ещё расстроят всё дело или противная сторона, решив, что мистер Дуглас посылкой посредника хочет увильнуть от сделки, сама откажется от неё. Поэтому и коммерческая и политическая целесообразность диктуют, чтобы он не попадался в эту ловушку. Однако мистер Духр боялся, что, несмотря на врождённое и благоприобретённое умение лгать, он не сможет соврать так, чтобы его словам поверил этот уважаемый депутат меджлиса, который на протяжении многих лет на театральной сцене, на страницах газеты, в меджлисе и в интимном кругу друзей сам ловко обманывает других.

Короче, ему ничего не оставалось, кроме как продолжать этот бесконечный нудный разговор о позавчерашней речи господина депутата меджлиса, о его статье в одном из последних номеров газеты, о премьере спектакля, где господин депутат исполняет роль карманщика, и ждать, пока господь бог не пошлёт ему избавителя или же ему самому не удастся мимикой и жестами привлечь внимание кого-либо из сотни гостей, находящихся в гостиной, и тот, проявив политическое чутьё, избавит его от этого, всеобщего любимчика.

Наконец появился проблеск надежды. Этот ниспосланный небесами проблеск пока ещё маячил где-то вдали. Господин доктор Али Акбар Дипломаси — всемирно известный учёный, специалист по педагогике, единственный человек, который смог на этом воровском базаре обманывать американцев руками англичан и англичан руками американцев, — вдруг вырос перед его глазами, словно гриб из-под земли. Этот уважаемый господин приближался к ним с другого конца гостиной плечом к плечу с доктором Музани, крупнейшим учёным современности — специалистом по вопросам культуры и бессменным депутатом меджлиса от города Махаллата. Доктор Музани шёл медленно, понурив голову, напоминая собой финиковую пальму, поникшую от тяжести плодов, или человека, ещё сохранившего остатки совести. Господин Али Акбар Дипломаси, склонившись к уху уважаемого представителя народа, развивал ему последний, научно и технически разработанный план протаскивания нового законопроекта через меджлис.

Мистер Духр сразу понял, что никто, кроме этого философа, который столько повидал на своём веку, побывал во всех частях света, ездил и в Европу и в Америку, прочитал даже несколько книг и выдержал тысячу испытаний в различных делах, требующих большой ловкости, а также стал благодаря своему знатному имени одним из ведущих политических деятелей, не избавит его от цепких лап господина редактора. Конечно же, только господин доктор Али Акбар Дипломаси, этот, с позволения сказать, и учёный, и литератор, и артист, разбирается во всех областях политики, журналистики и театра, в том, о чём сейчас болтает уважаемый редактор.

Да и кому же, как не ему, доктору Дипломаси, знать, что такое журнальная статья, театр и хорошо произнесённая речь? Разве в этих вопросах понимает что-нибудь косноязычный доктор Тейэби, или бестолковый Алак Бедани, или неотёсанный Джавал Аммамеи, которому непрерывное курение и болтовня о высоких материях не дают возможности заниматься каким-либо другим делом?

Как только эти два доктора-политикана приблизились к мистеру Духру, он на своём весьма оригинальном персидском говоре, изобретённом покойным доктором Журденом, который в течение пятидесяти лет произносил на нём проповеди в церкви евангелистов, обратился к господину ректору университета и сказал:

— Кашподин доктор, фи шитали штатью кашподина редактора в журнале «Шемиране Мосаввар»?

— Какую статью вы изволите иметь в виду?

— Штатью «За штальным занавешом».

— Ну, конечно! Разве найдётся хоть один человек, который бы её не прочитал?

— Какофо мнение фашего префошходительштва?

— О, это в самом деле шедевр!

— Расфе фы ф академии наук не предлошили предштавить её к премии? Не думаете ли фы, что кашподин доштоин того, чтобы ему пришфоили зфание почётного доктора литературы?

Тут господин доктор Али Акбар Дипломаси со свойственным ему коварством, благодаря которому он всегда одним выстрелом убивал сразу двух зайцев и даже во время шутки стремился уколоть и живого и мёртвого, весь мир и всё человечество, не удержался и с лицемерной улыбкой, как бы шутя, сказал:

— Нам нет необходимости делать это. Он может, как и другие, в особенности некоторые его коллеги журналисты, которые именуют себя докторами, сам назваться доктором. Ведь он же им ни в чём не уступает.

— Ей-боху, я не иранец, но от фсех иранцев я шлышал, што они полушают ишклюшительное нашлаждение от чтения этой штатьи.

Господин Дельбан, уважаемый депутат от города Хал— хала, редактор журнала «Шемиране Мосаввар» и директор зрелищного предприятия «Шемираи», прищурив глаза, сказал:

— Помилуйте, мистер Духр.

— Нет, не подумайте, што это комплимент, я гофорю истинную прафду. Фы знаете, мы, американцы, никогда не лжём.

Господин доктор Али Акбар Дипломаси снова с коварной улыбкой сказал:

— Помилуй бог.

Господин доктор Музани не желал ударить лицом в грязь. Считая, что у него нет оснований хранить молчание в присутствии какого-то ректора университета и какого-то уважаемого депутата парламента, журналиста и актёра, а также какого-то советника посольства заатлантической державы, он тоже вмешался в разговор:

— В особенности в серьёзных вопросах, как, например, эта необычайно важная статья, которую господин Дельбан напечатал в журнале «Шемиране Мосаввар».

Едва уста уважаемого депутата от Махаллата произнесли последние слова, как его ноги, прочно удерживавшие грузное тело, подкосились, и, если бы все три его собеседника сразу не подхватили его под руки, почтенный нос господина депутата коснулся бы разостланного на полу ковра господина Доулатдуста, приобретённого им по цене двести туманов за метр.

Уважаемый депутат не был повинен в этом инциденте. Он стоял спиной к танцующим и не видел, как хозяйка дома ханум Доулатдуст, с наслаждением покачиваясь в ритме танца в объятиях Хушанга Сарджуи-заде, налетела на него всей мощью своей огромной туши.

Разве можно в том, что господин депутат потерял равновесие, обвинить ханум Доулатдуст? Во-первых, всякий, кто в пятьдесят лет, да ещё с такой фигурой, учится танцевать, безусловно, не может научиться этому лучше нашей дорогой Нахид, а во-вторых, проклятый Хушанг очень хотел в присутствии нескольких сот человек уважаемых гостей, военных и штатских, политических и неполитических воротил, государственных и негосударственных служащих, национальных и ненациональных деятелей продемонстрировать свою привязанность к звезде и царице красоты сегодняшнего бала, к хозяйке дома, имя которой не сходило с уст гостей, показать свою интимную близость с ней. Худой и тщедушный, он прилагал все усилия к тому, чтобы вращать в танце эту необыкновенно моложавую, прекрасно сложенную и очень красивую женщину, и упустил из виду, что у его дамы может закружиться голова и, когда они приблизятся к самым стройным и твёрдо стоящим на ногах, к самым солидным депутатам иранского народа, она может нечаянно толкнуть их. Итак, если бы мистер Духр, высокопоставленный представитель американского посольства, вместе с депутатом, журналистом и достойным артистом, а также с ректором университета, доктором педагогики, не подхватили вовремя под руки этот тяжелейший столп иранского конституционализма, он растянулся бы на полу, а это означало бы грандиозный скандал. Но не успели они отпустить руки уважаемого депутата, как вновь произошло столкновение. Дивизионный генерал Меджази, весьма благовоспитанный, скромный и доблестный офицер иранской армии, с которого спала спесь после его последней поездки в Лондон и который в связи с этим согласился танцевать с мадам Норвежи, супругой начальника главного управления пропаганды, в вихре танца с военной бесцеремонностью столкнул покрытую крепдешином спину сасанидской принцессы, рождённой в Норвегии, с согбенной под грузом учёности спиной ректора университета.