Таинственный пасьянс - Юстейн Гордер

— Что же случилось с Джокером? — спросил я.

Фроде продолжал:

— "На сегодня хватит! — воскликнул Джокер. — Но мы ещё увидимся!"

И он побежал вниз, в селение. Там он пустил бутылку среди карликов, и с того дня все в селении стали пить пурпурный лимонад. Несколько раз в неделю трефы ходят и достают пурпурный нектар из дуплистых деревьев. Черви варят из него красный напиток, а бубны разливают его по бутылкам.

— И все карлики стали такими же умными, как Джокер?

— Нет, не совсем. Но и они несколько дней были так проницательны, что я опасался разоблачения с их стороны. А потом стали ещё более отчуждёнными, чем были до тех пор. То, что ты наблюдал здесь сегодня, лишь жалкие остатки былого.

Я подумал об их красочных костюмах и форме. На секунду передо мной мелькнула Туз Червей в жёлтом платье.

— Но очень красивые остатки, — сказал я.

— Да, они красивы, но лишены разума. Они живут среди богатейшей природы, но не сознают этого. Когда они сделали тот большой прыжок, они были настоящими личностями, а с тех пор, как начали пить пурпурный лимонад, они сильно отдалились от меня. Иногда мне кажется, что они снова возвращаются в самих себя. Они ещё могут разговаривать, но, сказав что-то, тут же это забывают. Только в Джокере сохранился прежний огонёк. И, может быть, в Тузе Червей. Она до сих пор говорит, что пытается "найти самоё себя".

— В твоём рассказе кое-что не сходится, — сказал я.

— И что же это?

— Ты сказал, что первые карлики появились на острове спустя несколько лет после того, как ты сам попал сюда. Но они все как будто одного возраста. Трудно поверить, что многим из них уже почти пятьдесят лет.

По лицу старика скользнула загадочная улыбка.

— Они не стареют.

— Но…

— Когда я жил на острове один, мои фантастические картины росли довольно быстро. Потом они покидали моё сознание и вливались в жизнь острова. Но они по-прежнему только фантазия. А фантазия имеет то удивительное свойство, что, созданная однажды, она навсегда остаётся такой же молодой и живой.

— Непонятно…

— Ты слышал когда-нибудь о Рапунцеле, мой мальчик?

Я отрицательно помотал головой.

— А о Красной Шапочке? Или о Белоснежке? Или о Гансе и Грете?

Я кивнул.

— Как думаешь, сколько им лет? Сто? Или, может быть, тысяча? Они очень молоды и одновременно очень стары. Потому что они появились в результате человеческой фантазии. Нет, не думаю, что карлики на острове станут старыми и седыми. Даже на их одежде не появилось ни одной дырочки. Они не то, что мы, — обычные смертные. Это мы становимся старыми и седыми. Это мы изнашиваемся и умираем. С нашими мечтами такого не происходит. Они могут продолжать жить в других людях и после того, как нас самих уже не станет.

Он провёл рукой по своим седым волосам. Потом показал на свою изношенную одежду.

— Вопрос не в том, коснётся ли этих карликов зуб времени, — продолжал он. — Вопрос в том, смогут ли их увидеть в саду другие люди, если когда-нибудь попадут на этот остров.

— Смогут! — воскликнул я. — Сперва я увидел Двойку и Тройку Треф. Потом видел, как бубны выдувают стекло…

— Гм…

Старик погрузился в свои мысли. Он как будто не слышал моих слов.

— Другой важный вопрос, — сказал он наконец — останутся ли они здесь, когда меня самого тут уже не будет?

— Что ты имеешь в виду?

— Да-а, на этот вопрос у меня нет ответа. И никогда не будет. Потому что, когда меня не станет, я уже не узнаю, живут ли на острове мои фантазии.

Он опять надолго замолчал. Мне пришлось спросить самого себя, не сон ли всё это. Может, я вовсе не сижу в доме у Фроде? Может, я нахожусь совсем в другом месте и всё остальное находится лишь в моём сознании?

— Утром я расскажу тебе ещё кое-что, мой мальчик.

О календаре и о большой Игре Джокера.

— Что это за Игра Джокера?

— Завтра, сынок. А сейчас нам обоим нужно поспать.

Он показал мне на топчан со шкурами и тканым покрывалом. И даже дал шерстяную ночную рубашку. Мне было приятно снять с себя грязную матросскую робу".

В тот вечер мы с папашкой долго сидели на террасе, устроенной на крыше отеля, и смотрели на город и на Коринфский залив. Папашка молчал, пресытившись впечатлениями. Может быть, он думал о том, можно ли верить оракулу, что мы вскоре найдём маму.

Поздно ночью на востоке над горизонтом взошла полная луна. Она осветила тёмную долину и заставила поблекнуть звёзды.

Мы как будто сидели перед избушкой Фроде и смотрели вниз на селение карликов.

♦ БУБНЫ

ТУЗ БУБЁН

…справедливый человек, которому хотелось, чтобы на стол были выложены все карты…

Как всегда, я проснулся раньше папашки. Но вскоре зашевелился и он.

Я решил проверить, правду ли он сказал, будто каждое утро просыпается как от взрыва.

Может, так оно и было, потому что, не успев открыть глаза, он удивился. Словно проснулся где-то в другом месте. Например, в Индии. Или на какой-нибудь небольшой планете в другой галактике.

— Ты живой человек, — сказал я ему. — В настоящий момент ты находишься в Дельфах. Это такой город на земном шаре, который является обитаемой планетой и вращается по орбите вокруг одной из звёзд Млечного Пути. Чтобы пройти по своей орбите вокруг этой звезды, планете требуется триста шестьдесят пять суток.

Он пристально посмотрел мне в глаза, словно должен был привыкнуть к линзам для перехода из страны грёз к жестокой действительности.

— Спасибо, что просветил, — сказал он. — Всё, что ты мне сказал, я повторяю себе каждое утро, перед тем как встать с кровати.

Он встал и прошёлся по комнате.

— Может быть, Ханс Томас, тебе следует каждое утро шептать мне на ухо такие слова, которые помогали бы мне быстрее проснуться? — сказал он.

Мы быстро собрали вещи и позавтракали. Вскоре мы уже опять сидели в автомобиле. Когда мы проезжали мимо территории древнего храма, папашка сказал:

— Просто удивительно, до чего же доверчивы были в древности люди.

— Ты имеешь в виду их веру в оракула?

Он ответил не сразу. Я даже испугался, не начал ли он сомневаться в словах оракула, обещавшего нам встречу с мамой в Афинах.

— И это тоже, — сказал он наконец. — Ты только вспомни всех их богов. Аполлона и Асклепия, Афину и Зевса, Посейдона и Диониса. Много сотен лет они строили для этих богов дорогие мраморные храмы. Как правило, им приходилось таскать тяжёлые мраморные глыбы на очень большие расстояния.

Я плохо знал то, о чём он говорит, но всё-таки спросил:

— Почему ты так уверен, что этих богов не существовало? Теперь-то их, наверное, уже нет — или они нашли себе какой-нибудь другой доверчивый народ, — но когда-то ведь они ходили по земле.

Папашка бросил на меня подозрительный взгляд в зеркало заднего обзора.

— А ты в это веришь? — спросил он.

— Точно не знаю, — ответил я. — Но, так или иначе, они были на земле, пока люди в них верили. Люди видят то, во что верят. И боги не становятся старыми и затёртыми, пока люди не начинают в них сомневаться.

— Хорошо сказано! — воскликнул папашка. — Чертовски здорово, Ханс Томас! Может, когда-нибудь и ты станешь философом.

Хотя бы на этот раз я почувствовал, что сказал нечто такое хитроумное, что даже папашка задумался над моими словами. Во всяком случае, он надолго замолчал.

В некотором роде я его обманул, потому что никогда не сказал бы этого, если бы не прочёл эту мысль в книжке-коврижке. Я вообще не думал о богах Древней Эллады. Я думал о картах и пасьянсах, о которых говорил Фроде.

В машине так долго стояла мёртвая тишина, что я уже потянулся, чтобы достать из кармана книжку-коврижку и лупу. Но только я приготовился читать дальше, как папашка затормозил и съехал на обочину. Он вышел из "фиата", закурил и стал изучать карту.

— Здесь! Точно, это должно быть здесь.

Я промолчал. Внизу слева была какая-то долина, но я не видел в ней ничего особенного, что могло бы объяснить нашу неожиданную остановку.

— Садись, — велел мне папашка.

Я понял, что сейчас последует новая мини-лекция, но на сей раз это меня не рассердило. Я понимал что пользуюсь особыми привилегиями.

— Именно там Эдип убил своего отца, — сказал он, показывая на долину.

— С его стороны это был очень глупый поступок, — заметил я. — Но с чего это ты вспомнил?