Первая книга. Перед рассветом - Олег Башкатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он принёс шуршащий предмет к третьему мастеру и рассказал ему свою историю. Тот выслушал его и взял предмет в руки. Никогда ещё в жизни мастер не видел такого предмета, но согласился помочь Страннику. Он сказал ему, чтобы тот оставил предмет и приходил через неделю. Странник очень удивился такой быстроте заказа, отдал деньги за работу и ушёл. Через неделю он вернулся. Мастер сидел у окна мастерской и задумчиво разглядывал горизонт. Странник вошёл внутрь, а мастер ему сообщил, что заказ готов. Мастер отдал ему предмет. Странник взял его в руки, но не увидел никакого отличия от прежнего. Тогда мастер сообщил ему, что добавил к этому предмету ещё кое-что и теперь предмет полностью готов к использованию. Это были две палочки, маленькая и большая, которые мастер закрепил на лицевой стороне предмета. Странник взял предмет в руку, походил по мастерской, но так и не почувствовал, что стал сильнее.
Тогда третий мастер рассказал ему, что когда маленькая стрелка совершает круг, то день сменяется ночью или ночь сменяется днём, когда маленькая стрелка проходит круг два раза, то проходят целые сутки. Странник очень удивился услышанному. Он не думал, что возможно знать, когда день сменится ночью. Он спросил про большую стрелку, а мастер ответил ему, что она нужна для того, чтобы удобнее было делить день и ночь на части. Странник поблагодарил мастера и пошёл своей дорогой. Он ходил по свету и стал чувствовать себя сильнее, потому что уже знал, когда приходит день и ночь и когда время работать и отдыхать. Но теперь он постоянно думал, кто же из троих сделал бо́льшую работу. А когда понял, то его охватило сильное волнение, потому что он мог так никогда и не узнать смысла жизни.
1.25.
Однажды, в один из обычных дней, в какие Мастер встречался со своей Марией, после нескольких горячих часов, проведённых в постели, она спросила его:
– Как ты думаешь, конец света будет?
– Думаю, что нет, ― ответил он. ― По крайней мере, не для всех.
– И что совсем ничего не случится?
– Нет, случится очень многое. Но разве это плохо? Есть два пути: исчезнуть всем без дела и исчезнуть не всем и пройти, наконец, дальше. Если ты будешь читать тексты футурологов, или серьёзных экономистов, или социологов, или физиков или биологов, ну мало ли ещё кого, ― все они тебе будут говорить только одно: конец развития уже настал. А мир не может стоять на месте, или он развивается, или его нет.
– Получается, что все мы умрём?
– Я надеюсь, что не все.Сейчас ситуация сложилась такая, что шансов вылезти из пропасти нет. Но при этом всё, что людям необходимо для движения дальше, давно имеется.
Мастер вздохнул и медленно почесал затылок.
– Понимаешь, ― продолжил он, ― сколько времени живёт человечество, всегда было так, что единственным двигателем в развитии была наука. Как только её начинали душить или сама наука оказывалась в кризисе, ― эпоха кончалась, народы гибли, цивилизации стирались с лица земли настолько, что даже сейчас их следы трудно отыскать. Вот и у нас сейчас наука погрязла в глупости. Она сама по себе больше не способна противостоять идиотам. А идиоты всё культивируются и культивируются.
– Неужели сейчас нет нормальных учёных и умных людей?
– Почему, есть. Они есть, но главнее сейчас не люди, а идеи. В своё время главным для учёного было то, что открытое им явление должно было происходить всегда, независимо от воли человека. Если эксперимент мог повторить любой человек по описанию изобретателя, то тогда этот эксперимент признавался всеми, и человеку приписывалось открытие. Проблема в том, что сейчас наука подошла к такой границе знаний, когда сам экспериментатор влияет на результат. Грубо говоря, если ты плохой человек, эксперимент не получится. Да, вот так вот антинаучно и смешно. Это не во всём так, но уже случается, потому что основное непознанное находится в области субъективного. А из-за методологии признания научности мы не можем туда пройти.
Мария улыбалась. Наш герой тоже улыбался и гримасничал.
– Действительно, это странно, ― продолжал мастер. ― И сегодня большинство учёных не верят, что существуют приборы, которые настроены точнее, чем энергия человека и сила человеческой мысли. Я бы и сам не верил, если бы не работал в подобных лабораториях.
– А почему ты не скажешь об этом? ― спросила Мария.
– Говорили и до меня, и я говорил. Только это бесполезно. В науке (глобально) существует, так сказать, «генеральная линия партии». Ну, например, сказали, что в ДНК зашита вся генетическая информация, значит так и есть. И хотя приличные учёные знают, что это не так, но всё равно ― это так, потому что большинство думает, что это так. Или, хотим мы летать на допотопных самолётах, схему которых разработали в шестидесятых годах прошлого века и ракетах, разбрасывающих материю, ― и будем летать до бесконечности. Никто новые движители и схемы принимать не хочет. Нравится нам верить, что вещественная медицина ― это единственный способ поддержания здоровья и лечения болезней ― и всё тут. Никого уже не переубедишь. Я ещё раз говорю, авторитет предыдущих научных достижений настолько силён, что больше ничего ощутимого придумано не будет. То, что давало нам развитие раньше, душит нас сегодня.
– Поэтому и кризисы в экономике? ― спросила Мария. Она обучалась экономическим дисциплинам, поэтому в экономике неплохо ориентировалась.
– И это тоже. Любое экономическое развитие основывается на изобретении, которое повышает производительность труда. Сегодня таких изобретений всё меньше, а завтра совсем не будет. Экономистам остаётся только оптимизировать издержки, а банкирам покупать задёшево жизни, то есть труд и бытовую мотивацию будущих поколений. Да и вообще это не экономика. Но при этом конфликт в обществе настолько сильный, что уже никакими гамбургерами и наркотиками его не заткнёшь.
– А что же теперь делать?
– Ничего. Сидеть и ждать, пока весь мир разом не грохнется до первобытного состояния. Сначала мир распадётся на фрагменты, потом голодные и потерянные оборванцы начнут жрать друг друга и растрачивать всё, что создали их предки, а потом всё будет хорошо, ― наш герой улыбнулся, глядя на испуганное лицо девушки.
– И когда это будет? ― спросила она.
– Ну, при нашей жизни точно, ― ответил он.
– Нет, а всё-таки, что делать? ― снова спрашивала она. Она обняла его всем телом, стала целовать его лицо и
