Адвокат – невидимка - Наталья Борохова

– Какой ужас! – проговорила Ольга Сергеевна сразу же после того, как рассказчица издала свой последний всхлип. – А с виду приличный мужчина. Вот и верь после этого людям.

– Я вам говорила, что дыма без огня не бывает, – сказала Дубровская, чрезвычайно довольная тем, что мрачное пророчество Дуси сбылось. Кренин и вправду оказался не только мерзавцем, но и преступником.

– Да. Но что ты собираешься делать сейчас? – задала Мерцалова весьма резонный вопрос. – Ты спустишь все на тормозах?

В глазах у Клары заплясали чертики. Дубровская готова была биться об заклад, что в голове актрисы назревал черный план мести. Лиза была готова внести в него свои поправки.

– Я предлагаю немедленно пройти освидетельствование, – решительно заявила она. – Мы зафиксируем телесные повреждения и завтра же обратимся с заявлением о возбуждении уголовного дела. Конечно, мы с Ольгой Сергеевной станем свидетелями, а в качестве твоего защитника я порекомендую тебе…

– Постой-ка, милая, – прервала ее Клара. – Если будет дело, то, как я понимаю, курорта и шубы мне не видать как своих ушей?

– Может быть, – подтвердила Лиза. – Но ты же понимаешь, как важно наказать негодяя. Он не должен уйти от ответственности в очередной раз.

– У Кренина чертова уйма денег, – заявила Клара. – Всегда найдется кто-нибудь, вроде твоего Лещинского, кто вытащит его из тюрьмы. Я же останусь при своих интересах.

– Владимир Иванович не имел понятия, кого он защищает. Кренину просто повезло, – убежденно возразила Лиза. – Я верю, что оправдание больше не повторится. От его рук никто не должен больше пострадать.

– Честно говоря, меня не слишком заботят судьбы его будущих любовниц, – сморщила нос жертва насилия. – У меня своих хлопот полно. Опять же с девчонкой куча проблем. Как, кстати, она?

Лиза не сразу поняла, что в такой своеобразной манере ночная гостья выразила обеспокоенность по поводу своей маленькой дочери.

– Она сейчас спит, – отозвалась Ольга Сергеевна. – Если ты хочешь посмотреть, то мы сейчас на цыпочках…

– Нет-нет, – поспешно отмахнулась Клара. – На сегодня я уже получила свою порцию стресса. Полагаю, что мне нужно восстановиться. Я уеду, а Дуську заберу позже.

– Разумеется, – согласилась Дубровская. Она удивилась тому, что в голосе ее звучало облегчение. Неужели судьба рыжей бесовки стала ей так небезразлична?

– Тогда пойду собирать чемоданы, – обрадовалась Клара. – А за совет – спасибо. Следы я все-таки сниму, а там посмотрим, о чем запоет этот поганец, когда увидит в моих руках заключение эксперта.

Дубровская рассеянно кивнула. Ее юридический совет был услышан. Правда, только наполовину…

Глава 19

Собираясь ярким летним утром на первое заседание суда по делу Лещинского, Елизавета никак не могла отделаться от ощущения, что некогда с ней нечто подобное уже происходило. Французы придумали этому красивое выражение «дежа вю», которое стало уже расхожим для тех недотеп, которые не могут логично объяснить, почему они проживают одни и те же моменты дважды. Вот откуда, например, возникло у нее ощущение надвигающегося несчастья, когда за окном полощет жухлой листвой необычайно жаркий июль? Одно дело, если бы с утра зарядил унылый дождь и серая вата облаков надежно укутала бы собой высотки. В такую погоду волей-неволей настроение опускается, подобно столбику на термометре, а в голову лезут печальные мысли. Но тогда, когда все свободные от службы горожане устремляются к водоемам, а в небе парит расплавленный диск солнца, думать о несчастьях противоестественно. Если, конечно… если она вдруг не стала провидицей.

Дубровская даже остановилась, пораженная внезапным открытием. Конечно, просто она видит некоторые грядущие события насквозь и не строит для себя иллюзий! Так, по делу Лещинского ей не нужно читать передовицы газет, чтобы предугадать бесславный финал известного адвоката. Владимир Иванович – мастер своего дела, но из той паутины, в которой он завяз, освободить его мог только Всевышний, но уж точно не Елизавета Дубровская, молодая амбициозная адвокатесса, которая может лишь высоко задирать свой и без того вздернутый нос.

Елизавета потянулась к блузке, наглаженной еще с вечера, но тотчас же отдернула руку, словно ошпаренная кипятком. Взгляд невольно зацепился за перламутровые пуговицы. Откуда у нее ощущение, что она уже надевала эту блузку и теребила эти пуговицы, а потом все пошло кувырком? Опять дежа вю? Прикусив ноготь большого пальца, Дубровская мрачно смотрела в глубь своего гардероба, словно ждала, что оттуда появятся скелеты, которые, согласно известному выражению, живут у каждого в шкафу. Но блузки висели мирно, туфли не пускались в пляс, а шарфики нежно обнимали своей шелковой гладью специально предназначенную для этого перекладину. «Надеюсь, у вас найдется в гардеробе что-нибудь без перламутровых пуговиц и поясов с блестяшками?» – зазвучал в ушах знакомый голос, и Елизавета вздохнула с облегчением. Слава богу, она не сошла с ума! Французов винить ей тоже не придется. Просто фраза из последнего разговора с Лещинским всплыла в ее памяти в самый неподходящий момент. Или как раз подходящий. Во всяком случае, у нее есть время, чтобы найти замену блузке со столь ненавистными адвокату пуговицами…

– Кстати, что вы собираетесь надеть в суд? – спросил он Лизу на последней встрече, придирчивым взглядом осматривая ее с головы до пят.

– Еще не решила, – пожала плечами Дубровская. – А что, это имеет какое-то значение? Уверяю, у меня нет привычки появляться в суде в пляжных шлепанцах и короткой юбке. Надеюсь, все остальное вас устроит.

– Отнюдь! – резко заявил адвокат и, поднявшись с места, начал мерить шагами следственный бокс. У зарешеченного окошка, выходящего на глухую стену соседнего здания, он остановился. – Вы понимаете, что в суде присяжных не бывает мелочей? Это как театр! Главные и второстепенные роли, сценические костюмы и аплодисменты, таланты и бездарности… Важны внешние впечатления. От того, насколько вы вживетесь в свою роль, насколько сумеете ее убедительно сыграть, зависит успех всего спектакля!

– Вы хотели сказать, успех вашего дела, – поправила Елизавета.

– Это для вас дело, – сказал Лещинский, глядя на нее едва ли не с ненавистью. – И для меня – дело. А для них, – он показал куда-то в пустой угол, где, по всей видимости, должна была находиться абстрактная скамья с присяжными, – для них это спектакль. Они придут в суд развлечься, и если мы с вами обманем их ожидания, то нам придется худо. Вас закидают тухлыми помидорами, ну а меня отправят на лесоповал.

Дубровская, представив, как по ее лицу стекают несвежие томаты, передернула плечами. Беда иметь такое богатое воображение!

– И как вы видите мою роль в… вашем спектакле? – спросила она с запинкой.

На лице Лещинского появилось глубокомысленное выражение. Он прикрыл глаза и поднял указательный палец, что должно было означать: «Один момент! Дайте подумать».

Елизавета терпеливо ждала. Она ничего не смыслила в суде присяжных, поэтому ей оставалось лишь подчиниться воле Мастера. Она рассеянно смотрела на потолок, где вокруг зарешеченной лампочки наматывала круги одуревшая от жары муха.

– Готово! – произнес адвокат, покрывая своим голосом монотонное жужжание. – Итак, вы – бесплатный адвокат и должны вести себя соответственно своему статусу.

Елизавета скривилась. Она терпеть не могла выражение «бесплатный адвокат» – в самом этом определении угадывалось что-то уничижительное. Но, вероятно, Лещинский решил опустить ее еще ниже, для того чтобы на впечатляющем контрасте самому воспарить к небесам. В чем же был его гениальный замысел?

– Никаких шелковых пиджаков от Гуччи, никаких перламутровых пуговиц, никаких блузок с блестяшками! – произнес он неумолимо. – Строгий, недорогой костюм и никаких… Заметьте, никаких украшений! Хотя, если очень хочется, можете надеть тоненькую цепочку.

– Уже не хочется, – сказала Елизавета искренне.

– Ну, вот и отлично! – удовлетворенно кивнул адвокат. – Поймите, присяжные – люди небогатые. Их будут раздражать ваши наряды и драгоценности. Женщины начнут подсчитывать стоимость вашего гардероба, а не особо удачливые мужчины замкнутся в себе, понимая, что на свою зарплату они смогут купить только пуговицы от вашего пиджака. Тем более вы еще так молоды и явно не способны платить за это своими деньгами.

– Но я – не сирота! У меня есть родители, есть муж, наконец! – потеряв терпение, заявила Лиза. – Неужели мои близкие не могут подарить мне приличные серьги и шелковый костюм?

Лещинский выразительно покрутил пальцем у нее перед носом.

– Вы забываете, что они тоже родители! – прошипел он. – И они не могут купить своим детям вот такие серьги, которые вы так небрежно надели в следственный изолятор. В них, как я вижу, не меньше карата будет? Так что поменьше возражений, милочка! Вы еще не забыли, часом, что приговор вынесут мне, а не вам?