Крым - Александр Проханов

Патриарх вздохнул, но этот печальный вздох сопровождался острым, пытливым взглядом, который устремил на Лемехова. Будто Патриарх хотел убедиться в том, что печаль выглядит достоверно, сокрушения по поводу здоровья президента искренни.

– У президента очень мало друзей и очень много врагов. Враги президента – это враги нашего Отечества. Как бы они хотели вновь замутить русскую жизнь, вновь разжечь гражданскую рознь, вновь увидеть, как одни русские убивают других. Есть, я знаю, в ближайшем кругу президента такие, что мешают ему, губят его начинания, ожесточают против него народ. Есть такие, кто подтачивает его власть и метит на его место. Есть такие злодеи, которые умышляют на него покушение, желают его смерти. Но есть такие, кто прибегает к оккультным силам, к услугам магов и чародеев, и те охотятся за его душой.

Патриарх перекрестился, сложив щепотью крепкие пальцы, и снова быстро, из-под густых бровей бросил на Лемехова острый, с металлической искрой взгляд.

– В один из дней его рождения, когда душа человека особенно открыта и беззащитна и у него оживает пуповина, через которую он связан с матерью, – в этот день черные маги осуществили убийство известной журналистки. Она всегда критиковала президента, необоснованно и в очень резкой форме. Пустили слух, что убийство организовал президент, это его месть, устранение опасного врага. Лютые потоки ненависти ударили в президента, почти сокрушили его. Но мы в монастырях стали денно и нощно молиться, окружили его коконом непроницаемой защиты, отбили атаку колдунов. Отстояли президента.

– Я считаю, ваше святейшество, что у президента есть два союзника и защитника, – оборонная промышленность и православная церковь. – Лемехов чутко следил за интонациями Патриарха, в которых мерцало потаенное чувство, еще нераскрытое и неявленное. – Вы, ваше святейшество, – есть второй столп, на котором зиждется купол России. Если, не дай бог, первый стол покачнется, то второй возьмет на себя все бремя государственного стояния. Опираясь на этот столп, Россия устоит.

Патриарх страстно и открыто взглянул на Лемехова. Его голос зазвучал зычно, грозно, как клекот.

– Если, не приведи Господь, государство Российское станет качаться, если смута приблизится, и брат пойдет на брата, и самозванцы всех мастей устремятся в Кремль, я встану на пути русской смуты. Я остановлю самозванцев у стен Кремля. Народ пойдет ко мне. Объединится вокруг церкви для спасения Отечества. Так было во времена Гермогена. Так было во времена патриарха Никона, который правил Россией на равных с царем. Бывали времена, когда волею Господа патриарший посох превращался в державный скипетр.

Патриарх воздел руку, сложив щепотью персты, словно благословлял кипящую народом площадь. Вдохновлял на бой православный люд. Принимал под свою властную длань все русские сословия. Примирял их, собирал враждующие и одичалые толпы в единый народ.

И, глядя на это воздетое троеперстие, на этот картинный, как у монумента, жест, Лемехов вдруг пережил озарение. Ему открылось, что сидящий перед ним величавый монах сам мечтает о верховной власти, ждет момента, когда президент упадет и он, Патриарх, поднимет упавшую власть, освятит ее лучистым огнем Православия. Поведет Россию к торжеству и величию.

Открывшаяся Лемехову истина мгновенно изменила его отношение к Патриарху. Перед ним сидел не многомудрый пастырь, к чьей молитвенной помощи он взывал. Перед ним сидел соперник, искушенный и могущественный, с которым ему предстоит состязаться в смертельно опасном соревновании. И это прозрение сладко ужалило. Здесь, в патриаршем кабинете с золотыми образами, с многоцветными куполами в морозном окне, он начинает свою схватку за власть, за кремлевские палаты, за громадную таинственную страну, где он родился, и где ему суждено умереть, и где высшим промыслом ему надлежит принять на себя бремя власти.

– Ваше святейшество, вы произнесли то, что я не решался сказать. Я очень встревожен нездоровьем президента и тем клубком врагов, которые ждут его ослабления. Вы правы, нам грозит хаос и потеря государства. Я не вижу другой силы, которая могла бы спасти Россию, кроме церкви. Кроме вашего духовного авторитета. Я хочу быть рядом с вами в той борьбе, которая предстоит. Хочу создать партию военных технократов, которые встанут на защиту страны. Это партия государственников, для которых алтари и оборонные заводы священны. Русское оружие свято, и православная церковь сберегает святость русского оружия и святость самой России. Помогите создать эту партию. Это ваша партия. Светская по форме, она является партией Патриарха.

Все это Лемехов произнес с пылкой искренностью, преданно глядя Патриарху в глаза. И тот, хмуря брови, молчал, словно хотел различить в этой искренности сокрытое лукавство.

– Чем могу вам помочь, Евгений Константинович?

– Предстоит учредительный съезд партии. Откройте его своим напутствием. Освятите его своим именем. Пусть люди поймут, что во главе партии негласно стоит святейший Патриарх, и соизмеряют свои поступки и цели с патриаршей волей.

Они некоторое время молчали. Патриарх закрыл глаза, словно духовным оком всматривался в потаенные мысли Лемехова, желая обнаружить в них лукавство.

Поднял веки:

– Хорошо. Приду на съезд, – и стал тяжело подниматься.

Лемехов благодарно кланялся. Получал благословение, целуя теплую большую руку, чувствуя касание металлической бороды, от которой чуть слышно веяло духами. Его лукавство не было угадано, и он сам по поводу своего лукавства не испытывал угрызений совести.

Его провожал похожий на гренадера келейник, отец Серафим, строгий и недоверчивый, который, казалось, был проницательней своего пастыря.

На снежном дворе, садясь в машину, Лемехов увидел, как к крыльцу подкатили два черных «мерседеса» и из них бодро, щурясь на солнце, вышли два служителя церкви. Розовощекие, в шубах, округлые, одинаковые, они были чем-то похожи на снегирей.

Глава 14

Съезд партии «Победа» проходил в Подмосковье, в фешенебельном пансионате с помещениями для банкетов, пресс-конференций, телевизионных трансляций. Снежное поле с солнечными поземками начиналось у стен пансионата, и сквозь стеклянные окна была видна зимняя русская даль с перелесками, синими холмами, ледяными, в солнечном блеске дорогами.

Лемехов, взволнованный, чувствуя неповторимую торжественность момента, явился задолго до открытия съезда. Осматривал зал с малиновыми рядами кресел, просторную сцену, над которой красовалась эмблема партии, – на алом фоне золотая колокольня Ивана Великого, космическая ракета и надпись «Победа».

Взволнованны и торжественны были соратники, готовившие съезд. «Канцлер» Черкизов, гибкий, пылкий, похожий на черноглазого джигита, докладывал:

– Будут все центральные телеканалы. Все популярные интернет-порталы. Будет самый известный колумнист Артур Лемнон, который вызвался написать положительный отзыв о съезде. Я все проверил. Трансляция в порядке. Банкет готов. Сюрприз, о котором мы говорили, состоится.

– Спасибо, Кирилл Анатольевич, вы настоящий канцлер – хранитель печати. – Верхоустин был преисполнен вдохновения, глаза его сияли юношеской лазурью. – Я просил вас, Евгений Константинович, чтобы вы дома прочитали свой доклад перед зеркалом. Не раз и не два. Здесь все важно – мысль, лексика, интонация, жест. Наш съезд исторический. О нем будут писать как о начале новой эры государства Российского. Ваш доклад – основы новой идеологии.

– Я читал доклад перед зеркалом. Учел все ваши замечания, Игорь Петрович. Вы – главный идеолог «Победы»!

Заместитель Лемехова Двулистиков, трепещущий от волнения, докладывал:

– Явка делегатов обеспечена, Евгений Константинович. Все директора, ведущие конструкторы, представители министерств. Писатель Виолов тоже будет. Жаловался на здоровье, но я уговорил. Он очень вас почитает.

– Спасибо, Женя, ты настоящий друг. Виолов умеет описывать военную технику, как будто это не машины, а живые существа. Ты обязательно войдешь в политсовет партии, в ее сокровенное ядро.

В кулуарах Черкизов представил ему колумниста Лемнона. Это был маленький, живой толстячок с короткой шеей, лысым теменем и вьющимися у висков волосами. Его глаза ласково улыбались, но в их коричневой глубине таилась чуткость лесного зверька. Его губы улыбались, и улыбка была похожа на маленькую змейку.

– Это верно, Евгений Константинович, что ваш съезд будет благословлять сам Патриарх? – Лемнон смотрел на высокого Лемехова снизу вверх, источая благодушие и симпатию. – Это не будет напоминать венчание на царство?

– Святейший в нашем лице освещает русское оружие. Так освящают корабль, который спускают на воду. Наша партия – ковчег российской государственности. – Лемехова не задевала добродушная ирония Лемнона, не пугала играющая на губах коварная змейка.