Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из дам полусвета известна по имени. Это Ольга Массон, которая кружила молодому поэту голову и которой он посвятил несколько стихотворений. О приключении с ней Тургенев в июне опять сообщал Вяземскому: «Пушкин очень болен. Он простудился, дожидаясь у дверей одной б…, которая не пускала его к себе, для того чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба благородства, любви и распутства!».
Но приударял он и за светскими дамами — за супругой Карамзина, за ее знакомой княгиней А. И. Голицыной (обе были на двадцать лет старше его), за славной актрисой Семеновой. Во время путешествия с Раевскими влюбился в 15-летнюю дочь генерала Марию, хотя ухаживал и за ее старшей сестрой Екатериной, и подругой Анной Гирей. Эти образы повлияли на женские фигуры поэмы «Бахчисарайский фонтан». В Кишиневе он скучал, довольствуясь офицерскими женами:
Но в Кишиневе, знаешь сам, Нельзя найти ни милых дам, Ни сводни… (II, 292).Впрочем, не уклонялся и от местных бессарабских красавиц — от «национальных кадров», как сказали бы сейчас: Пульхерия Варфоломей, гречанка Калипсо Полихрони, целовавшая самого Байрона, Людмила-Шекора Инглези, из-за которой он был вызван на дуэль ее мужем, Мариола Рали, Аника Сандулаки, Мариола Балш — опять дуэль. Всё это жены помещиков. Была и некая еврейка-трактирщица, упомянутая в «Гавриилиаде». К ней послание:
Христос Воскрес, моя Ревекка! Сегодня следую душой Закону Бога-человека, С тобой целуясь, ангел мой. А завтра к вере Моисея За поцелуй я не робея Готов, еврейка, приступить — и даже то тебе вручить, Чем можно верного еврея От православных отличить. (II, 186)В Одессе был еще более длинный и разнообразный список соблазненных. Вигелю он пишет: «Я пью, как Лот Содомский… Недавно выдался нам молодой денек — я был президентом попойки; все перепились и потом поехали по б…. м» (XIII: 73). В Одессе же поэт пережил страстный роман с молодой женой старого торговца, Амалией Ризнич, дочерью венского еврея-банкира и итальянки. От этого романа у Амалии родился сын, которого муж назвал Стефаном, а жена — Александром. Но Амалия изменяла Пушкину с одним польским аристократом, а вскоре ревнующий муж отправил ее с ребенком за границу, где она через год умерла. Сын Пушкина подевался неизвестно куда. Множество пушкинских стихотворений воспевают прекрасную Амалию и терзания поэта, но когда весть о ее кончине достигает его ушей (одновременно с вестью о казни декабристов), он пишет:
Где муки, где любовь? Увы! в душе моей Для бедной легковерной тени, Для сладкой памяти невозвратимых дней Не нахожу ни слез, ни пени (III, 20).В Одессе он также волочился за Каролиной Собаньской и влюбился даже в супругу генерал-губернатора Воронцова, причем его тайным конкурентом был приятель Александр Раевский. При прощаньи Воронцова подарила поэту перстень-талисман, прославленный позже в известном стихотворении «Храни меня, мой талисман», перстень с еврейской надписью прежнего владельца «Симха, сын почтенного рабби Иосифа старца, да будет память его благословенна». Но своих кишиневских возлюбленных он зовет в Одессу, соблазняя их оперой, концертами. «Я буду передразнивать обезьяну и нарисую вам г-жу Воронцову] в 36 позах Аретино» (позах сношений — Л. К.). (XIII: 77).
В Псковском изгнании он вначале презирал провинциальных барышень из дома Осиповой-Вульф, у которых нет «Ни тонкой вежливости знати, Ни [ветрености] милых шлюх», но Анна Вульф первая в него влюбилась, а он влюбился в приехавшую к ним Анну Керн, жену генерала. Анне Керн посвящено «Я помню чудное мгновенье». Матушка Осиповых также не осталась в стороне от любовных связей Пушкина, а у себя в Михайловском он по уши влюбился в крепостную крестьянку Ольгу Калашникову, дочь сельского старосты, работавшую в доме горничной. С ней он прижил ребенка, который быстро умер. В раскаянии Пушкин дал ей вольную, так что она смогла выйти замуж за бедного помещика и стала дворянкой, потом она выпросила вольную своему брату, потом всему семейству, потом деньги на поправку дел своего мужа (рост ее претензий отразился в Сказке о рыбаке и рыбке).
Пушкин был очень переменчив. В Тригорском влюбленной в него Анне Вульф он посвятил сочувственные строки: «Я был свидетелем златой твоей весны…». Ей же посвящено «Зимнее утро»:
Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры… (III, 183)Но когда она, уязвленная его долгим невниманием и благоволением к другим, не отдалась ему по первому зову, он сочинил злые стихи:
Увы! напрасно деве гордой Я предлагал свою любовь! Ни наша жизнь, ни наша кровь Ее души не тронет твердой. Слезами только буду сыт, Хоть сердце мне печаль расколет, Она на щепочку нас. ыт, Да и понюхать не позволит. (11, 452)В альбом ей он вписал это без двух последних строк — они были
