Мания - Александр Потемкин

«Что за лаборатория? — про себя удивилась Наталья Никитична. — Он что, естествоиспытатель? Ставит замысловатые эксперименты или проводит тайные опыты?» Существует ли что-либо более неудержимое, чем женское сексуальное любопытство?

Госпожа Мегалова пропустила Бузика вперед. Золотой erecticus тут же пришел в движение: при каждом шаге старого гея он буквально вонзался в анус. «Хитро придумано! — мелькнуло в голове у молодой женщины. — Видимо, фантом прежних ощущений воспаляет его чувственный мир. Милый человек этот Бузик. Виртуальность все больше побеждает человека!»

В этот момент она поймала себя на мысли, что сама возымела неукротимое желание заняться оральным сексом. «Подожди! Подожди! Всему свое время!» — старалась успокоить себя Наталья Никитична. Тут она вспомнила одного любимца муз из поэтического общества по защите прав стрекоз, приклеивавшего на свою огромную безволосую голову муляжи этих нежных созданий. Когда он шел, потоки воздуха колыхали крылья насекомых, создавая иллюзию, будто не только они, но и сам пиит несся на их крыльях любви. Тут же ей на память пришли другие оригиналы. Те, например, которые на дверях своих квартир изображали вагину, а потом восторженно входили в них, полагая, что таким образом выполняют супружеские обязанности. Или другие чудачки, прописавшие в своих кроватях надувных кавалеров с оловянными, на батарейках, упругими отростками . Тут необходимо заметить, что многим столичным гражданам оставалось еще невдомек, что художники разума созидают в скромном уюте уединения, в атмосфере восторженного духа. А этим исполнителям эротических сцен и упражнений не до творчества, они с настойчивым упорством усердствуют в постелях, где нравственная невинность и захолустная наивность являются пороком. Господин Бузик явно походил на последних и этим пришелся по вкусу молодой даме. Впрочем, не успела она пофантазировать всласть, как поизощреннее провести время, какие способы из «Камасутры» или русского эротического фольклора избрать, как они вошли в спальню с приглушенным светом. Нет, скорее это был спортивный зал с сотней каких-то таинственных инструментов. Или нет: это было место интимных встреч, наполненное ароматами чувственных наслаждений, порнографическими сюжетами были обклеены все стены. Или нет: это был секс-шоп, заваленный орудиями разврата из кожи, конского волоса, пластика, резины, из всех металлов таблицы Менделеева!

Над кроватью, или над станком эроса, или над местом любви, или над площадкой истязания плоти, или над полигоном оргазма, висела необыкновенно выразительная картина: два вздыбленных золотых erecticus! Их розовые шляпки смотрели на Наталью Никитичну, как завораживающие глаза кобры. Брызги спермы на фотографии напоминали ей салют торжества жизни!

«В моей лаборатории не говорят, не шепчутся, а упиваются страстью, — послышался ей голос Расплетина, — в ней стонут, в ней ломают ногти, кусают губы, рвут простыни. Раздевайтесь! Не просто снимайте с себя верхнюю одежду, а рвите ее, разбрасывайте куски ткани по всему этому пространству наслаждения. Делайте это быстро, самозабвенно! Как будто в последний раз! Как будто злые силы гонятся за вами, чтобы выкрасть, отнять возбуждение, не допустить прекрасного женского оргазма! Отдайтесь пьянящему эросу, целуйте, кусайте erecticus, — тут он бросил ей „двустволку“, муляж близнецов из костной муки, приправленной запахами мужской плоти, — закрывайте глаза, воспаляйте свои чувства! Когда я увижу, что вы готовы себя осчастливить, когда я пойму, что вы опьянены предстоящим праздником — я предъявлю вашим губам своих героев ! Начнем сверху, чтобы внизу поставить окончательную точку и вызвать фонтан сладострастия».

Ей захотелось выкрикнуть: «Ох, начинайте же, ведь я уже готова!» Она оглянулась, чтобы увидеть его голое тело, его мускулистые отростки , его юное лицо, его пламенные глаза, но вокруг никого не было. «Что это, слуховые галлюцинации? Бред? — подумала госпожа Мегалова. — Или я начинаю сходить с ума? Может, все это фикция? Мошенничество мерзавки Ладыниной? Она всеми путями старается разгадать мой внутренний мир, чтобы представить его коллегам в неприглядном свете, вызвать у них неприязнь ко мне. Чтобы утолить свою разнузданную желчь!»

В этот момент из-за бордовой бархатной портьеры вышел молодой человек — улыбающийся, высокий, стройный. Прядь светлых волос падала на правую бровь, был он по пояс голым, а нижнюю часть тела прикрывала толстая, упругая, напоминающая бронежилет золотого цвета юбка. Из длинного бокала он отпивал игристый напиток. «Начнем? — несколько замедленно облизывая губы, спросил он. — Или хочешь хлебнуть чего-нибудь крепкого? Может, дать колесо экстази, чтобы забыться и полностью подчиниться “двустволке” Расплетина? Как? Ведь я могу свести с ума любую женщину! Особенно психиатра. Ты не врачиха? Уж больно смахиваешь…»

Наталья Никитична ничего не ответила, тут же начав судорожно раздеваться. Насмешливое выражение ее лица показывало, что дерзкий вызов партнера принят, что она собирается противопоставить его самоуверенности свое неистовое мастерство. Словно подчиняясь мистическому голосу, давеча услышанному, Мегалова разорвала платье, запустив клочья прямо в лицо Андрею Максимовичу, схватила его за юбку и потребовала: «Раздевайся, Андрюшка! Покажи, на что способен. Докажи, что можешь дать больше, чем я жду! Да, что у тебя за юбочная броня? От кого скрываешь своих близнецов ?» — «Меня научили, что богатство надо хранить в сейфе. Поэтому пришлось заказать специальную защиту. Что я сам без них ? Ты же никогда не пришла бы ко мне, если бы я ничем особенным от других не отличался. Они тебя манят! Ты от них ждешь кайфа. Что тебе сам Расплетин? Каждая женщина требует от меня лишь одного: срочно раздеться! И ты тоже не исключение. А на то, что помимо них у меня голова, душа есть, тебе наплевать! Скажи, если бы у меня вместо пяти пальцев на руке было шесть, или вместо двух ушей было бы три, или вместо одного пупка было бы два, — кто бы потянулся ко мне? У кого бы мои ненормальности вызвали интерес? Но как только женщины слышат, что у меня два erecticus, — выстраиваются в очередь. Платят большие деньги, чтобы побыть со мной. Гоняются за мной, как детдомовцы за тарелкой супа. Что им до моего мира? До моих переживаний?» — «Хватить болтать! — улыбнулась Мегалова, а сама подумала: — Трогательный провинциал, и совсем недурно выглядит. Даже симпатичен. Не до конца испорчен столичной жизнью. Еще на что-то надеется, о чем-то думает, мечтает… Вначале покажи, на что ты способен, — бросила она с вызовом, — а там можно и по душам поговорить. Теперь пора! Иди ко мне! Предъяви своих голубков ! Что в них такого особенного?» Она разлеглась на кровати, требовательно протянув руки, желая, казалось, поймать вечное счастье. Мысленно все глубже погружаясь в разврат, она не переставала мечтать о новых высотах всеобъемлющего секса. Именно здесь молодой особе начали мерещиться кавалеры уже с тремя стволами !

Расплетин не торопился снимать бронеюбку. Жизнь приучила его смотреть на женщину как на объект денежного заработка. Он уже привык не разглядывать ее прелести, не всматриваться в глаза, не интересоваться предпочтениями. Не зная толком, что такое ласки, он не целовал ее губы, не обнимал груди, коленки. Не имея представления об уважении к личности, он никогда не говорил комплименты, не хвалил чей-то ум, внешность, высказывания. Он начинал свои ухаживания с какой-то грустью, без прилива эмоций, без волнения в сердце, без предвкушения счастливых мгновений, как шахтер, спускающийся с отбойным молотком в шахту на смену. Но если шахтер натягивал на себя робу, надевал каску с фонариком, всовывал руки в парусиновые варежки и начинал рубить уголь, то Андрей Максимович перед началом своей энергичной, но все же больше механической деятельности скидывал защитный чехол, освобождая свое хозяйство от юбки безопасности (требование страхового общества, так как они были застрахованы на крупную семизначную сумму), сбрасывал с головы алую, похожую на шапочку католических кардиналов изящную кипу и закладывал ваткой нос. В этом садке мотыльков эроса, в блестящем рассаднике мании секса, прозванном в столице «храмом любви», молодой человек снимал с головы кипу лишь по заказу клиентов: женщины хорошо платили, когда его длинные белокурые волосы закрывали им глаза, им нравилось вытирать его волосами свои вспотевшие груди; мужчины же оплачивали этот дополнительный сервис, чтобы насладиться эротическим ароматом Андрея Максимовича.

На последней процедуре, хотя ее никто не оплачивал, провинциальный святотатец особенно задерживался, тщательно вворачивая шматки ватки в свой ровный, красивый нос, никому не признаваясь, чего таким образом достигал, какое удовольствие испытывал или чего избегал. Впрочем, в таких деликатных делах у каждого свои секреты. Например, известно, что мужская половина нашего замечательного мегаполиса, по крайней мере, большая ее часть, после мануального контакта с собственным erecticus — мочеиспускания — моет лишь одну руку. Господину Расплетину после тех же манипуляций и даже после проверки упругости своей «двустволки» приходилось мыть сразу две. Молодой человек был крайне раздражен этим несправедливым, неэкономичным обстоятельством, а потому нередко сознательно пренебрегал этими гигиеническими процедурами. Почему на такие заурядные, ничего не значащие вещи он обращал пристальное, глубокое внимание, тоже было за семью печатями. Теперь же эластичностью своих близнецов он был доволен и медленно, даже нарочито медленно начал пристраиваться к любительнице острых ощущений. Тут необходимо заметить, что перед проникновением в глубины женских чувств и наслаждений он приобретал какой-то отрешенный вид, как будто само сексуальное действо его нисколько не интересовало. Расплетин должен был осчастливить женщину платными подарками эротического свойства. И свой долг он старался выполнить на отлично!