Четырех царей слуга - Алексей Шишов

В то же время пятидесятилетний «шпанский немец», давно носивший генеральский чин, прослуживший на царской службе уже более 20 лет, неоднократно ходатайствовал об увольнении со службы и возвращении в родную Шотландию. Но боярское правительство неизменно отвечало ему отказом. До царевичей Ивана и Петра Алексеевича его челобитные не доходили.

Только в 1686 году Гордону разрешили убыть в короткий отпуск «в отчизну» на Британские острова, выдав ему к очередному жалованью ещё и прогонные деньги. Но не серебряной или медной монетой, а мехами, что поплоше — лисами-огнёвками и белками. Соболей, бобров и куниц дьяки Иноземного приказа придержали для других государевых надобностей.

Шотландец на то не обиделся, как обиделся бы рядовой дьяк Посольского приказа, и сказал в приказе с благодарностью:

   — Лис и белок московиты особо не ценят. Но в ближайшей Риге или Кёнигсберге мне дадут за них хорошую цену. Там любые меха в цене...

Действительно, лисы-огнёвки и белки быстро «ушли» с рук путешественника. Последние шкурки он отдал как плату капитану голландского торгового судна, который взялся доставить его попутно в Бристольский порт. Генерала московитов шотландца Патрика Гордона в Эбердине встретили с неожиданным почётом — там его избрали почётным гражданином города. Губернатор Эбердина на торжестве в городской управе по этому поводу сказал:

   — Сэр Патрик Леопольд Гордон! Шотландия гордится вами как славным воином христианского мира, который нанёс туркам-османам поражение под стенами крепости московитов и заставил говорить о том и на континенте, и у нас в Британии.

Гордон, принарядившийся по такому торжественному случаю в московскую одежду — парчовый кафтан, подбитый куньим мехом, и огромную шапку из чернобурки (одним своим диковинным видом он вызывал восторг у женской части эдинбургской знати), ответил на сказанное мэром:

   — Я признателен всем вам за награждение почётным гражданством столицы моей Шотландии. Но эта честь принадлежит не только мне, но всем славным шотландским дворянам, с мечом защищающим христианский мир.

На сказанное генералом царя московитов губернатор Эбердина не без торжественности в голосе ответил:

   — Вот слова, достойные дворянина и воина нашей любимой Шотландии.

Такие почести были не случайны. Ларчик открывался совсем просто — губернатором шерифства Эбердин был герцог Гордон, приходившийся двоюродным братом Патрику Леопольду.

В Шотландии Гордон не задержался. Условия поездки генерала на давно покинутую родину были таковы: в Киеве должны были остаться его жена и маленькие дети. Им отводилась роль заложников — в Москве с таким способным «шпанским немцем» никак не хотели расставаться. Его ценили на удивление всей Кукуйской слободе.

Возвратившись из Шотландии, Патрик Гордон вновь подал прошение об отставке. Очередная челобитная киевского коменданта вызвала раздражение у Боярской думы. В ответ князь Василий Голицын пригрозил «служивому иноземцу» при всём боярстве царской опалой и ссылкой на службу в Сибирь:

   — Чести немец Гордон не знает. Своевольничать начал с царёвой службой в Киеве. А кто присягу на Библии давал?

Бояре, которым генерал-иноземец изрядно надоел просительными челобитными, да ещё писанными на немецком языке, в один голос поддакнули временщику:

   — Клялся немец-генерал, и ещё как...

   — Сколько ему за Чигирин ласковых слов было нами дадено — не счесть...

   — Теперь их отслужить верой и правдой царству надобно...

   — До сей поры в православие кукуйский еретик не перешёл. А ведь не польскому или свеискому королю ноне служит...

   — Бояре, мы шпанскому немцу напомним со всей строгостью, что и в Сибири воеводы нужны. Но только не в Тобольске или Якутске, а в Нерчинских острогах и далее. Сибирь у наших государей издревле всегда большая.

   — Верно ты говоришь, князь Василий Васильевич. В Нерчинск служить его послать надо. Пусть рубеж с китайским богдыханом бдит. Оттуда челобитных в Москву не нашлешься. Половина в пути затеряется.

   — Полно, бояре. Коль и дальше он будет так егозиться, указом правительницы Софьи Алексеевы разжалуем его из генералов в прапорщики и пошлём с семейством беречь край сибирской землицы...

Недовольство правящих верхов в царстве усилилось ещё больше, когда с ходатайством за Гордона в Москву обратился новый английский король Яков II. У него были свои виды на дальнейшую судьбу боевого генерала, считавшегося его подданным и могшего украсить собой и армию британской короны:

   — Подданный британской короны должен везде и всюду служить своему королю...

Фаворит правительницы Софьи князь Василий Голицын, чтобы «поставить на место» настойчивого шотландца, перешёл от угроз к делу. Генерал-майора Петра Ивановича Гордона, старого и заслуженного российского служаку, разжаловали в младшие офицеры — в поручики. В схожем звании он начинал офицерскую карьеру сразу в двух европейских королевских армиях — шведской и польской.

Патрику Гордону пришлось призадуматься над своей дальнейшей судьбой, поскольку с русской военной службы его не отпускали и в звании простого поручика. Служилый иноземец с поклоном взял назад прошение об отставке, успокоив тем самым бояр и думных дьяков. Генеральство ему возвратили без проволочек. Но тому был многозначительный повод.

В это же время в Москву пришла вторая королевская грамота Якова II, которая уведомляла русское правительство, что генерал Патрик Леопольд Гордон назначается чрезвычайным послом Англии при Московском дворе. Дело с отставкой шотландца и его понижением в воинском звании принимало дипломатический оборот. Боярская дума, не желавшая обострений в отношениях с Англией, торговля с которой успешно развивалась, заволновалась.

Учитывая то, что служилый иноземец забрал назад «неразумную» челобитную об отставке, царевна Софья повелела простить Гордона и возвратить ему генеральское звание.

Шотландцу официально объявили, что цари Пётр и Иван Алексеевичи «всемилостивейше прощают его и оставляют в прежней должности».

Что же касается назначения генерал-майора русской службы Петра Ивановича Гордона послом английского короля Якова II в Московии, то и здесь бояре нашли выход. Правительница Софья Алексеевна по их совету повелела «послом не принимать, а служить ему, Гордону, в большой армии против турок».

Крайне позорный для человека военного инцидент с разжалованием генерала в младший офицерский чин настроил старого служаку Патрика Гордона против царевны и князя Василия Голицына. Но Пётр Иванович смолчал, словно позабыв дворянскую гордость, которой не раз блистал среди людей более знатных, чем он.

Придёт время, и боевой, авторитетный военачальник откажет им в поддержке, когда резко обострится борьба за власть в Кремлёвском дворце. Но тому время ещё не пришло.

Первый голицынский Крымский поход

В Москву прибыло посольство из Речи Посполитой. Король польский Ян Собеский вознамерился заключить с Россией вечный мир с условием возвращения ему города Киева и заключения военного союза против Блистательной Порты и Крымского ханства. В Боярской думе сразу призадумались.

Варшавские послы говорили ласково: мол, поганые турки продолжают мучить христиан и не должно потому быть с ними мира. Как и с разбойными крымцами. Бояре кивали головами, понимая, что Польше сейчас приходится туго — она в союзе с императором Священной Римской империи едва-едва отбивалась от турок. В Москве знали и то, что свейский король не раз уже грозил оказаться со своей армией вновь на польских землях. Воевать же на два фронта Речь Посполитая просто не могла, даже не считая частых возмущений украинского реестрового казачества.

Как ни хитрили коронные послы перед московским боярством, те быстро разобрались в целях такого дипломатического визита. В Варшаве задумали русскими войсками охранять степи Украйны от полчищ турецкого султана и набегов крымского хана. То есть защитить себя с юга чужой вооружённой рукой.

Ситуация для решения киевского вопроса, как поняли в Боярской думе, была как нельзя подходящей. «Царственные большие печати и государственных посольских дел сберегатель» князь Василий Васильевич Голицын потребовал от послов короля Яна Собеского вернуть Русскому царству древний Киев:

   — Верните нам исконную царскую вотчину Киев с городами, тогда на будущий год пошлём войско на Крым воевать хана.

Польские послы сразу заспорили, поскольку о том в Варшаве и слышать не хотели от короля до самого обедневшего шляхтича, отдавшего за долги даже отцовскую саблю:

   — Нам лучше всё потерять, чем отдать Киев. Это воеводство испокон веков принадлежит польской короне...