Приключения маленького тракториста - Михаил Жестев

Алешка чувствовал, — Форсистов хитрит, изворачивается. Но для чего? Так больше возьмет за хлеба? А может быть, дело не в деньгах? Тогда в чем же? Для чего тогда потребовалось Харитону производить с ним расчет за стол и квартиру через контору МТС? И выдумал же!

А дома Алешка все забыл. Пусть Форсистов как хочет высчитывает за хлеба. Разве ему плохо живется в Черепановке? Много работы? Так он этого хотел. И пожаловаться на плохое к себе отношение не может. Глаша даже очень хорошо к нему относится. Всегда ласковая, спокойная. Ходит за ним, как бабушка Степанида. Xapитон Дорофеевич, как в смену идти, сам берет еду, а ему, Алешке, Глаша в руки узелок сует. Алешке казалось, что Глаша — его сестра, о которой он раньше просто не знал. И вот сейчас, когда он вернулся с поля, она встретила его, словно давно ждала.

— Что долго так?

— Пока машину передал да шел.

— А ты себя не неволь…

Глаша подала Алешке обед, а сама присела напротив:

— У тебя где отец и мать?

— Отца на войне убили, а мать померла, когда я еще маленький был.

— Ты что ж, совсем безродный?

— Есть бабушка, да она далеко, — соврал Алешка. И, чтобы покрыть ложь, сказал правду: — Она очень старая!

— Ты не стесняйся, лучше ешь; небось, намаялся за день-то, — сказала Глаша, почувствовав, что ему неприятен этот разговор о родне.

— Я совсем не устал.

— Знаю, как не устал. Всю неделю то день, то ночь в машине. То в лесу, то в поле. И не пойму я, что сделалось с Харитоном? И себя не жалеет и других. Все мечется, все что-то выдумывает, все на трудодни пересчитывает, — хочет впереди всех быть…

— Мы соревнуемся.

— Знаю, знаю, — вздохнула Глаша. — А зачем это ему соревноваться? — И тут же, словно испугавшись, не сказала ли чего лишнего, торопливо поднялась. — Ты, может, молочка хочешь? Погоди, я с погреба достану.

— Я сам, тетя Глаша.

Но, прежде чем он успел вылезти из-за стола, в окне показалась востроносенькая дочка письмоносца, которая всегда разносила почту по деревне.

— Николаю Лопатину письмо.

— Наверное, от бабушки, — сказала Глаша.

— Из города письмо, — уточнила востроносенькая.

— От кого же из города? — удивилась Глаша.

— Так, от знакомых, — смущенно ответил Алешка и поспешил к себе в летнюю половину.

Письмо было от Тани. Он сразу узнал ее почерк. Таня была рада, что он работает на тракторе и в то же время жалела, что он не передал ее письмо. А после экзаменов она обязательно приедет.

Алешка лег на кровать, взял книгу. В это время он услышал голос Форсистова. Алешка подумал: «Только начал смену — и домой. Неужели что-нибудь случилось с трактором? Нет. Вызывают срочно в МТС.»

Потом Харитон спросил:

— Малец дома?

— Не буди его, пусть поспит, — ответила Глаша.

— Ничего не говорил тебе? Не жаловался?

— Не утерпел, обидел. И что он тебе сделал? Не стыдно тебе, Харитон?

— Да что ты заладила! Не обидел я его. С чего взяла?

— День и ночь все в машине. Надорвется парень, а тебе хоть бы что.

— Да замолчи ты! — приказал Форсистов и выругался. — Ничего ты. дура, не понимаешь в наших делах. Мне его трудодни дороже любых денег.

Из зимней горницы донеслось всхлипывание Глаши…

— Погубишь ты и себя, и меня. А что я с тобой могу делать? Наверно, такую, как я, и в жены выбрал, чтобы не мешала тебе.

Форсистов сказал ласково:

— А ты не беспокойся, не думай ни о чем! Чего бояться-то? Мы, Глаша, скоро далеко пойдем.

Алешка возмутился. Не удастся Форсистову обмануть его. Пусть поищет другого сменщика. Но тут же подумал: «А разве я лучше Форсистова? Харитон обманывает только меня одного, а я всех! Да и сам ведь напросился в помощники! Ну и помогай, работай, не жалуйся! А что еще Форсистов надумал? Сказал, что многого добьется. Ничего он не добьется! Скажусь больным, пусть поездит один! А коснется ремонта, — совсем пропадет; зови с усадьбы механика. Дождется, что на простое по суткам будет стоять».

Алешка не мог усидеть в комнате. Ему хотелось уйти куда-нибудь далеко в поле и там дать волю своим чувствам. Он вылез через окно в сад и направился к реке. Ишь, нашелся старший тракторист! Сначала выработку приписал, теперь вот трудодни. Алешке хотелось как-то отстоять свои права, добиться правды, но он чувствовал себя бессильным. Все, что приходило ему в голову, вело в контору МТС. А там, чего доброго, вместе с Форсистовым и себя раскроешь. Оставалось одно — притвориться больным. Одна мысль об этом приносила утешение. Недопаханное поле, у обочины разобранный, с приподнятым капотом трактор, удрученный Харитон Дорофеевич. Ну что? Наказал сам себя! Теперь будешь знать, как обижать Алешку. А податься некуда. И рад бы выдать младшего тракториста, да не может. И рад бы отнять трудодни, да где там, — хоть своими расплачивайся!

Алешка, что с тобой? Давно ли ты только и хотел, что быть передовиком? А теперь тебе лишь бы меньше вспахать, ты хочешь, чтобы испортился трактор.

У реки паслась отара овец, горел костер. При дневном свете пламя было почти невидимым и только дым, словно туман, плыл над водой. У огня сидел пастух.

— Это ты моего Володьку на тракторе катаешь? — спросил он Алешку. — Только об этом и разговаривает: поршни, свечи, что, да почему, да отчего. Думаешь, будет с него механик?

— Будет, — уверенно сказал Алешка.

— Вот только одно плохо, — продолжал Володькин отец. — К примеру взять тебя. Совсем молодой, а послали в чужие места. И тебе не в пользу, и отцу с матерью, наверно, беспокойно.

Алешка промолчал.

— Коснется моего парня, скажу директору МТС: «Вот вам мой тракторист, только пока еще мальчонка, пусть на глазах у меня работает». — И тут же заговорил о другом, что, видимо, тревожило его куда больше.

— Вы с Харитоном под пар когда землю вспашете? Навоз ведь давно вывезен, а вы его еще не прикрыли… Ты, может быть, по молодости своей не понимаешь, а Харитон должен знать, — пропадает сила в навозе, на ветер уходит.

— Дня через три все сделаем.

— Смотрите, не задержите. Самая лучшая земля там. — И, наклонившись к Алешке, спросил: — Я, брат, все вижу: ты парень хороший, для колхоза стараешься, так скажи по совести, — тебя Харитон не обижает?

— Нет.

— Тогда все в порядке… Но ежели что не поладишь, приходи ко мне. Понятно? — И, не ожидая ответа, крикнул: — Эй, Володька, где ты там?

— Ты что, батя? — Из-за кустов с вязанкой хвороста на спине появился Володька.

— Покажи нашему трактористу, где в Черепановке рыбу ловят.

— У меня удочек нет, — сказал Алешка.

— У тебя нет, у Володьки есть. Поезжайте-ка, наварите ушицы, а к ночи обратно.

Володька побежал в деревню. Алешка, поджидая, стал подбрасывать в огонь хворост. Ведь вот чужой ему человек Володькин отец, а как с ним разговаривал! Кругом много хороших людей. Скажи он им о своей жизни, не сдобровать бы Харитону. И снова вспыхнуло желание насолить Форсистову. Но тут же устыдился: он подведет Харитона, а еще больше— колхоз. Выходит, люди к нему с добром, а он, Алешка, им отвечает злом. Он должен работать и работать. И за себя и за Харитона! Пусть тот совсем не выходит в поле. И пусть забирает себе его трудодни. Нет, он не будет мстить. Трудодни, деньги — много ли Алешке надо? Да и недолго уже ждать Кольку. Подумаешь — год. А что значит для тракториста год? Ведь зимой не сеют, не пашут. Это уже полгода. И так как он считал, что весна уже прошла, скоро лето, а там и осень, то выходило, что Лопатин должен чуть ли не вот-вот приехать. Тогда только и видел его Форсистов!

К удивлению Алешки, Володька повел его от реки к лесу. Было похоже, что они идут по ягоды.

— Мы на озере будем рыбачить, — сказал Володька.

Озеро лежало за лесом. Оно было большое, слегка

вытянутое в сторону деревни, и посреди озера, метрах так в пятистах от берега, высился остров, поросший ивняком я травой.

— А как мы доберемся туда? — спросил Алешка.

— Тут неподалеку от берега лодочка спрятана.

В густой прибрежной осоке Алешка разглядел маленькую высмоленную плоскодонку. На дне ее лежало короткое весло.

— Так и угнать могут, — сказал Алешка.

— Озеро — не река; куда угонишь? Но поискать — поищешь. Один раз ребята поехали на ту сторону и там бросили лодку. Целую неделю искали, насилу нашли.

Они разулись, вброд добрались до лодки и поплыли к острову. Там, обогнув песчаную отмель, зашли в небольшую бухточку и пристали к старой, наклонившейся к самой воде, иве.

— Здесь и будем ловить? — Алешка окинул глазами бухту. Тут было тихо, глубоко, и, судя по всему, сюда должна была заходить всякая рыба.

— Тут и закинем, — ответил Володька. Он привязал лодку, выпрыгнул на берег и, исчезнув в чаще, крикнул оттуда Алешке:

— Иди посмотри, какой у батьки шалаш!