Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

— Вы непременно произведете впечатление, — с видимым удовольствием сказал он, при этом в его голосе прозвучала уверенность в том, что впечатление — самое главное в облике человека, и что облик этот способен изменить мир.

Линан кивком выразил благодарность и вышел из комнаты, поспешно направившись в большой дворцовый зал. Здесь должна была начаться траурная церемония, на которой ему полагалось присоединиться к братьям и Ариве. Траурный кортеж должен был проделать путь от дворца через всю Кендру к месту упокоения Ашарны неподалеку от гавани.

Линан немного задержался и оказался последним из домочадцев, заняв свое место рядом с Аривой и Олио за спиной нового короля. Берейма взглянул на него с укоризной. Перед Береймой стоял Деджанус — теперь он был личным стражем Береймы — и придворный сержант. За спиной Линана находился гроб с телом королевы — простой деревянный гроб, весь в гирляндах из сотен цветов, по одну сторону которого выстроились священнослужители во главе с примасом Гиросом Нортемом. По другую сторону от гроба следовали за своим предводителем, прелатом Эдейтором Фэнхоу, пятеро руководителей теургий, магов воздуха, воды, земли, огня и звезд. За гробом следовал эскорт, состоявший из сотни королевских стражников под предводительством Камаля; остальные девятьсот стражников уже выстроились вдоль дороги к последнему пристанищу королевы, ими командовал Эйджер.

За эскортом из стражников шли все иностранные послы и консулы провинций, возглавлял их принц Сендарус. Ни один из правителей низшего ранга не успел добраться до Кендры к моменту похорон. Замыкала траурное шествие свита, первым в ней шел Оркид, выглядевший еще более суровым и угрожающим, чем обычно, в своем черном траурном облачении с капюшоном. За ним следовали правительственные чиновники и остальные сановники рангом пониже.

Берейма кивком головы дал понять главному из музыкантов, толпившихся возле дверей большого зала, что пора начинать. Громко затрубили трубы, раздался рокот цимбал, и вся траурная процессия двинулась.

Идти предстояло долго, почти пять лиг. Таким образом королева последний раз объезжала свои владения. Придворные музыканты занимали едва ли не сотню мест во главе процессии, возвещая приближении гроба громкими звуками военного марша. Улицы были полны народа, горожане высовывались из окон и махали с балконов черными траурными платками, прогдаясь со своей королевой, лежавшей в деревянном гробу, вытянувшись во весь рост и застыв с мелово-белым лицом.

Первый отрезок пути, который предстояло пройти траурной процессии, пролегал по холмам среди богатых кварталов города. Здесь жили богачи и аристократы, в основном принадлежащие к Двадцати Домам. Высокие каменные особняки сверкали стеклами в лучах утреннего солнца подобно гигантским самоцветам, их окружали стройные ряды деревьев, великолепных в своем летнем убранстве. Однако дальше строения становились менее грандиозными и располагались ближе друг к другу, здесь дома разделялись лишь небольшими садиками. В этих кварталах проживали семьи, гордившиеся древностью своих родов, однако не претендовавшие на принадлежность к высшей аристократии; они занимали промежуточное социальное положение между городской знатью и разраставшейся буржуазией Кендры, представители которой жили в предместьях города — их владения как бы окружали город гигантским полукружием и тянулись до самого берега.

Траурная процессия прошла под старой городской стеной. Ближе к окраине улицы становились все более узкими и мрачными, крыши домов здесь почти касались друг друга, образуя над узкой улицей почти что крытую галерею. Возраст здешних построек исчислялся столетиями, были они в основном деревянными, обмазанными глиной, часто— с соломенными крышами. В этих старых кварталах жили торговцы, ремесленники и люди искусства всякого рода, и все эти люди свято верили в то, что именно они составляли самое сердце Кендры, да и всего королевства.

Последний отрезок пути пролегал через огромную гавань, где можно было встретить бродяг, спавших прямо под открытым небом и одетых в поношенные одежды, доставшиеся им от сердобольных горожан. Ближе к воде солоноватый воздух смешивался с запахом сушившихся рыбацких сетей и смолы, с многочисленных кораблей доносились ароматы готовящейся еды.

Возле доков процессия повернула на север и вновь вышла к старой городской стене, где уже был сложен погребальный костер. Гроб Ашарны поставили на его вершину, и Берейма поджег сухие дрова. Поначалу пламя разгоралось как бы нехотя, но внезапно с моря подул легкий ветерок, и спустя несколько минут языки огня уже поднялись высоко в воздух. Над костром встал густой коричневый дым, заслонив от людских глаз солнце и бросив тень на весь город, словно подчеркивая, сколь несчастны в эти минуты горожане. На короткое мгновение дым рассеялся, и в нем показалось белое лицо Ашарны — будто ее душа именно в этот миг покидала свою земную оболочку. Линан заметил, что на многих провожавших свою королеву в последний путь это подействовало так сильно, что на их лицах появилась испарина.

Погребальный костер горел два часа. Когда пламя стало затухать, и дым из коричневого столба превратился в небольшие сероватые струйки, процессия двинулась обратно во дворец. На этом пути уже не звучала музыка, а королевские стражники шли следом за музыкантами с опущенными копьями.

В память об Ашарне дворцовые ворота были открыты, и любой человек мог войти во дворец, чтобы вспомнить свою последнюю королеву. Здесь накрыли большие столы, на которых в избытке стояли закуски и напитки, так что вскоре люди уже стали смеяться — немного нервно, но по большей части оттого, что наконец-то нашли утешение. Хотя народ очень любил свою правительницу, мертвых невозможно вернуть к жизни, и потому все считали, что нужно с надеждой смотреть в будущее. С появлением нового монарха в Гренда-Лире должна была начаться новая жизнь.

Дым погребального костра рассеялся, город снова залил солнечный свет. Единственными признаками траура остались одежды людей, да еще черные флаги на самых высоких дворцовых башнях и на мачтах кораблей в далекой гавани.

Линану было тяжело смотреть на развеселившихся гостей.

Его душа была полна горечи от того, что он потерял мать, которую так и не узнал близко за всю свою жизнь, и которая перед смертью успела сказать ему несколько теплых слов и дала понять, что всегда думала о нем как о сыне. Ему удалось избежать покровительства и подхалимства разных доброжелателей — тех самых людей, которые не замечали его существования до тех пор, пока он не получил один из Ключей Силы. Когда веселье стало совсем шумным, он взял с собой кожаную флягу с красным вином и тихо удалился в южную галерею дворца на верхнем этаже, на стенах которой висели прекрасные картины и гобелены.