Опасная любовь - Бренда Джойс

Он в нерешительности замер на пороге гостиной. За последние несколько лет он многое изменил в этой комнате, превратив ее в удобное место проведения досуга для англичанина. Повсюду стояли диваны, стулья, столики и лапы. На каменной стене над камином висел герб семьи Сен-Ксавье и портреты его предков. Над каминной полкой располагались мечи, которыми, по заверению Эдмунда, сражались во времена гражданских войн. В дальнем конце гостиной стоял античный столик с двумя стульями с высокими спинками, чья кожаная обивка местами потрескалась от времени. По словам отца, этот стол находился в доме со времен его постройки в конце шестнадцатого века.

Это был его дом, и он потратил многие годы, работая над тем, чтобы превратить Вудленд в процветающее имение. Но это был дом англичанина, а Эмилиан больше не хотел быть одним из них.

ЦЫГАНЕ ЗДЕСЬ НЕ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ.

Снова и снова представлял он полные ненависти слова, а потом видел Райзу, лежащую без жизни на эдинбургской мостовой. Он тяжело задышал, чувствуя, как созревает в нем окончательное решение. Жажда мести пылала в его душе ярче прежнего.

Он холодно воззрился на кузена. Роберт ненавидел и презирал его с истинно английской предубежденностью с того самого момента, как Эмилиана привезли в Вудленд в возрасте двенадцати лет. Никогда не забудет он историю своих отношений с двоюродным братцем. Даже в детстве Роберт был напыщенным фанатичным глупцом. Однажды, не в силах более терпеть насмешек кузена, Эмилиан налетел на него с кулаками, и их отцам пришлось разнимать их. Эдмунд принял сторону Эмилиана, в то время как дядя – отец Роберта – стал яро заступаться за своего сынка.

– Это цыганское отродье! – орал что было мочи Роберт. – Выпорите его хлыстом за то, что он сделал!

Эмилиан в кровь разбил кузену нос. Когда отец схватил его, он не произнес ни слова. Роберт обзывал его унизительными словами перед слугами и симпатичной дочкой повара.

– Он оскорбил моего сына! – воскликнул Джон. – Этот мальчишка – дикий необузданный звереныш! Его нужно запереть, изолировать от общества! А еще лучше отправить назад к его цыганской мамаше!

Эмилиан дрожал от негодования, ненавидя их обоих.

– Никто не будет заперт или выпорот, – непреклонно заявил Эдмунд и чуть слышно, так чтобы его слышал лишь его сын, спросил: – Ты в порядке?

Эмилиан чувствовал, что вот-вот заплачет. Однако он справился с собой и кивнул.

В тот момент он отчаянно захотел оказаться в дороге вместе с kumpa’nia , хотя и прожил в имении отца уже несколько месяцев. Он тосковал по дому и отлично понимал, что никогда не станет частью жизни, которую для него выбрал Эдмунд – и с которой он согласился.

Роберт сидел со своими приятелями за столом, на котором стояли две початые бутылки вина. Было всего три часа пополудни, слишком ранний час для карт и вина, но ведь никто из этих так называемых джентльменов понятия не имел о долге и ответственности. Эмилиан ощутил прилив отвращения. Друзья Роберта были транжирами, сынками разорившихся аристократов.

Унизительная надпись с вывесок в деревне танцевала перед глазами Эмилиана. Роберт относился к тому типу людей, который станет писать такие слова сам или подбивать на это других. В действительности именно его кузен со своими жалкими дружками могли учинить беспредел в Кенилворте.

Завидев его, Роберт встал из-за стола.

– Эмиль! – воскликнул он, широко улыбаясь. – Ты вернулся. – Взгляд его был устремлен на желтую широкую рубаху Эмилиана – подарок Джаэли – и его зеленую жилетку – дар жены Стевана.

Эмилиан отчаянно желал, чтобы один из них осмелился оскорбить его сейчас.

– Разумеется, вернулся, – спокойно ответил он. – Это же мой дом. – Едва он произнес эти слова, как перед глазами принялись мелькать, сменяя друг друга, образы kumpa’nia , полных ненависти вывесок в деревне и Ариэллы де Уоренн.

– Очень хорошо, – продолжал Роберт несколько более скованно. – Дело в том, что твоя экономка и еще одна служанка ушли, а среди слуг царит настоящий хаос.

Гнев Эмилиана возрос, приближаясь к угрожающей отметке.

– Я уехал всего на одну ночь, – быстро произнес он. – Это ты оскорбил моих людей? Какая служанка ушла вместе с миссис Додд? Ах да, нетрудно догадаться – ее рыжеволосая дочь.

Роберт густо покраснел.

Эмилиан тут же догадался, что его кузен со своими приятелями приставали к этой девушке, а ведь ей было всего шестнадцать лет. Он затрясся от негодования.

– Я выдал тебе сумму, которой хватит на год, чтобы не видеть тебя до тех пор, а ты в ответ злоупотребляешь моим доверием и оскорбляешь моих слуг?

Роберт внезапно побледнел.

– Прошу прощения, Эмиль! Эта распутная девка сама запрыгнула ко мне в постель, а ее мамаша нас застукала!

Одним мощным движением Эмилиан смахнул со стола бутылки, стаканы и карты. Приятели Роберта – презренные трусы – вскочили со своих мест и пустились наутек. Эмилиан едва мог побороть искушение догнать их и разделаться с ними.

– Беспорядки в деревне тоже твоих рук дело? – холодно поинтересовался он.

– Мы туда не ездили, – с беспокойством в голосе заявил Роберт. – Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Эмилиан тяжело и часто дышал.

– Иди собирай вещи, – приказал он, – а я попытаюсь искупить твою вину перед миссис Додд. Чтобы через час духу твоего и твоих приятелей здесь не было. – Не дав кузену возможности ответить, он прошел в библиотеку, хлопнув дверью с такой силой, что она завибрировала.

Ему очень хотелось разбить Роберту нос. Эмилиан замер на месте, пытаясь восстановить душевное равновесие. В памяти его снова всплыла прошлая ночь. Музыка проникла в его душу и тело, цыганская кровь звала его, и он чувствовал себя удивительно легко. Когда он начал танцевать, то английская часть его натуры полностью растворилась в цыганской. Танец даровал необычайное ощущение свободы…

Жизнь в Вудленде совсем ему не нужна – и он намеревался доказать это памяти Райзы и самому себе. Слишком поздно он осознал, что, став англичанином, он лишился самой важной части себя самого. Он потерял не только самосознание, но и свою цыганскую душу.

И теперь Эмилиан собирался вернуть утраченное.

«Сегодня ночью мы будем в Вудленде».

Ариэлла сидела в открытом экипаже рядом с Дианой и Марджери, а Алексей расположился на сиденье напротив. Девушка смотрела перед собой, но видела не сельский пейзаж, а лицо Эмилиана, перекошенное от гнева, причины которого ей так и не удалось понять.

«Если ты придешь, я без малейших угрызений совести соблазню тебя…»