Венец творения в интерьере мироздания - Александр Никонов

Я написал, что подавляющее большинство теплокровных имеет шерсть. Значит, кто-то ее не имеет. Давайте обратим внимание на «лысых» теплокровных. Отчего вид может потерять шерсть? О, зоологам это хорошо известно! Подобное происходит, когда вид резко меняет среду обитания. Не просто выходит из леса в степь, нет, должно произойти нечто более кардинальное. Шерсть, например, исчезает или трансформируется, когда появляется нужда в обтекаемости. Вот летучая мышь. Ее кожистые, рассекающие воздух крылья шерсти не имеют, хотя тельце шерстку сохранило. Часто исчезает шерстка у землеройных животных.

Но человек не летает и не ведет жизнь крота. Ищем дальше… Кто еще у нас есть из голых млекопитающих? Да много! Слоны, носороги, гиппопотамы, киты, дельфины, дюгони, морские свиньи, ламантины… У слонов и носорогов свои проблемы, связанные с нагревом и охлаждением крупного тела. А вот прочие звери из перечисленных лишились шерсти, чтобы повысить обтекаемость тела в воде. Иногда оголение вида носит частичный характер, яркий пример — бобер. У него осталась шерсть, а вот мощный хвост-весло оголился.

Так что же это получается? Мы — водоплавающая обезьяна, что ли? И, судя по масштабам потерь шерсти, довольно-таки сильно водоплавающая?… Прежде чем ответить на этот вопрос, который на первый взгляд кажется надуманным, давайте вкратце проследим эволюцию обезьян вообще. Не бойтесь, экскурс будет недолгим, но весьма познавательным.

Возникли все «наши» от общих мелких насекомоядных млекопитающих. Было это давно, когда на планете бродили динозавры. После заката эпохи динозавров, примерно 50 миллионов лет назад, наши замечательные насекомоядные предки стали осваивать освободившееся пространство планеты. Появились «специалисты» — травоядные, хищники. Лесная насекомоядная мелкота не дремала — она расширила свой рацион за счет плодов, орехов, ягодок, постепенно завоевывая кроны деревьев. В этом им помогло бинокулярное зрение (точность «прицела» для прыжков с ветки на ветку), цветное зрение, помогающее ориентироваться в буйстве растительных красок, отличать зрелые (красные) плоды от незрелых (зеленых). Лапки стали манипуляторами, приспособились для захвата плодов.

Примерно 30 миллионов лет назад эти предобезьяны стали превращаться в первых обезьян. Если и можно было что-то назвать Раем на Земле, то эту вот эпоху, когда наши предки царствовали в кронах деревьев. Врагов у них там практически не было. Растительной пищи было в изобилии. А эволюция меж тем катилась вперед, заполняя опустевшие после рептилий экологические ниши новыми и новыми видами.

Потом, когда ниши оказались заполненными, нашим благополучным предкам пришлось осваивать уже занятые территории. Пришлось, потому что жизнь — это экспансия. И настало время, когда часть обезьян покинула растительный Эдем и спустилась на грешную землю. На которой к тому времени тоже, конечно, уже не оставалось места этим пришельцам. Все ниши были заполнены. «Наши» оказались в сложной ситуации. На открытой местности возможности добывания растительной пищи у них были ниже, чем у специально приспособленных для этого травоядных. И возможность добывать в пищу самих травоядных тоже была несравненно ниже, чем у традиционных хищников.

Надо сказать, освоение новых, уже занятых другими видами ареалов и даже сред обитания, — обычное занятие для живых существ. Рыбы когда-то выходили на сушу, предки китов возвращались в океан, дюгонь (морской тюлень), например, — прямой предок сухопутного слона. Крысы и голуби теперь живут в городах — в индустриальной среде… Жизнь, повторюсь, — это экспансия. И нашим предкам когда-то пришлось слезать с деревьев в прямом смысле этого слова.

Кстати, не везде на планете это произошло. Эволюция — дочь случайности — шла так, что в обеих Америках обезьяны так и не достигли крупных размеров и не сошли на землю. А вот в Старом Свете крупным обезьянам это сделать пришлось. Тут еще сыграли роль климатические подвижки. Площадь лесов, в которых обитают крупные человекообразные (орангутаны, шимпанзе, гориллы) сильно сократилась. Произошло это примерно 15 миллионов лет назад. Ареал обитания человекообразных съежился. И тем, кто не решился окончательно порвать с Эдемом, пришлось туго. Мало теперь на планете орангутанов и горилл, заносят бедняжек в Красные книги.

Ну а «рисковым парням», спустившимся с деревьев, чтобы освоить новые, открытые пространства, пришлось постараться. Зато их старания окупились сторицей. Чтобы убедиться в этом, даже не нужно изучать зоологию, достаточно оглянуться вокруг.

Наши предки оказались успешными в конкуренции как с травоядными, так и с хищниками. Тело их не было приспособлено для этого. Пришлось брать умом. Орудиями. Организацией…

Но что все же произошло с нашим замечательным волосяным покровом на теле? Как возникла эта ужасная голокожесть? И почему, наконец, шерсть у нашего вида не исчезла с головы, из подмышек, с лобка?

Вспомним, «облысение» характерно для млекопитающих, меняющих сухопутную среду на водную. Прибрежная зона, озерное и морское мелководье — с одной стороны, неплохой источник пропитания, с другой — защита от хищника. Гепард не бросится вплавь за прыгнувшей в воду обезьяной, вода — не его специализация. Акулы тоже на мелководье не заплывают. Зато в воде всегда изобилие моллюсков: бери — не хочу! Нагнись или нырни.

Если обезьяна проводит достаточно много времени в воде, то ясно, почему удлинились ноги (чтобы поглубже заходить в воду), и объяснимо исчезновение шерсти (для снижения сопротивления). Не исчез волосяной покров лишь на голове, которая торчит из воды и которую нужно как-то защищать от палящего солнца. (По поводу оволосения на лобке и под мышками поговорим позже.)

Что подтверждает эту, на первый взгляд экстравагантную, гипотезу про водоплавающую обезьяну? Ну, про длину ног уже сказали…

Вертикальное положение туловища также хорошо объясняется жизнью в прибрежной зоне — распрямившись, можно дальше зайти в воду.

Строение ноздрей… Человеческий нос ныряльщику более удобен, нежели нос, скажем, шимпанзе.

Любовь к воде… За редчайшим исключением, практически все наши сородичи из обезьяньего царства не любят плавать. Шимпанзе, например, довольно быстро тонут, попадая в воду. А человеческие детеныши могут плавать практически от рождения — на этом основан метод обучения плаванию новорожденных.

Оставшиеся реденькие волосики на нашем теле ориентированы не так, как у других обезьян. У нас они ориентированы под углом к позвоночнику — назад и внутрь. Это совпадает с направлением потока воды, который обтекает тело пловца. То есть, по всей видимости, шерстяной покров сначала видоизменился под воздействием среды и лишь потом окончательно исчез. Иногда, правда, он атавистически возникает у отдельных особей нашего вида, и тогда мы поражаемся волосатой груди Джеймса Бонда…

Далее. Люди — единственные из приматов, у которых имеется толстый слой подкожного жира. Есть он у китов, тюленей, пингвинов. Подкожный жир заменяет водоплавающим млекопитающим мех. Ведь жир — такой же теплоизолятор.

Возможно, своим точным рукам мы тоже обязаны водной стадии своего развития — для операций в водной среде нужная более точная конечность.

Глава 17.

«Не капайте мне на мозги…»

Гипотезу о том, что человек в своем развитии прошел водную стадию, впервые выдвинул английский биолог И. Харди. Наш соотечественник Виктор Курукин дополнил ее интересными догадками.

Он обратил внимание на то, что размер мозга у людей очень различается. И величина мозга никак не коррелирует с гениальностью. Мозг Байрона весил 2200 г, мозг Тургенева 2100 г. А у Анатоля Франса вес мозга составлял чуть более килограмма — 1017 г. У Либиха же мозг вообще весил менее килограмма — как у питекантропа. Какже мог идти отбор в сторону увеличения мозга, спрашивается, если даже двукратное превосходство в массе не дает никаких умственных преимуществ? Ведь естественный отбор чувствителен и к более слабым различиям — даже небольшое изменение положительного признака дает ощутимые преимущества в борьбе за существование и закрепляется. А тут — вдвое!

В 1972 году сообщество биологов потрясла одна удивительная находка. В Африке, на территории современной Кении, на озере Рудольф антрополог Р. Лики нашел «человекообразный» череп. Объем его равнялся 800 куб. см. А черты «лица» были на удивление похожи на наши — не было ярко выраженных надбровных дуг, наличествовали высокий лоб, тонкие кости, вообще весь наружный рельеф черепа был сглаженным. И все бы ничего, если бы не возраст слоев, в которых он был найден: 2,9 млн. лет (по геологической датировке). Это была катастрофа!

Биологическая наука твердо знала, что все эти современные черты появились гораздо позже! Более поздние архантропы и палеоантропы, которые считались (и считаются) прямыми предками человека, имели вид гораздо более «диковатый» (надбровные дуги и т. д.) и мозги поменьше. Долго судили-рядили, потом, подгоняя задачу под ответ, путем хитрых ухищрений снизили возраст находки Лики ровно на миллион лет. Это тоже ничего не объяснило, поэтому через какой-то срок о находке Лики вообще перестали говорить.