Город еретиков - Федерико Андахази

И сказали мужчины Аурелио, как когда-то было сказано Моисею: разве нет гробов в монастыре, что ты привел нас умирать такой смертью?

И сказали женщины Кристине: что это ты сделала с нами, выведя нас из монастыря?

И Аурелио хотел бы обратиться к своим братьям со словами, которые Моисей говорил народу Израилеву в пустыне: "Не бойтесь, стойте — и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне", — но не было у него ни единого слова, чтобы утешить их.

И Кристина хотела бы обратиться к своим сестрам с такими словами: "Господь будет за вас, а вы будьте спокойны", — но и у нее не было ни единого слова, чтобы утешить их.

И когда войска прижали их к берегу реки Гав-де-По, Аурелио простер руку свою, ожидая, что Иегова заставит воды отступить, и разделит их надвое, и сделает сушь. Но река не сдвинулась с места.

И Аурелио с Кристиной хотели бы, чтобы все они пошли среди моря по суше и чтобы воды были им стеною по правую и по левую сторону. Но воды спокойно текли в своем русле.

И видя, что их настигают, Аурелио простер руку свою, чтобы воды покрыли их преследователей, и колесницы, и всадников всего войска. Но воды ему не подчинились.

И тогда Кристина хотела простереть руку свою над рекой, чтобы она разбушевалась во всю мощь и обрушила свою ярость на войско и чтобы Иегова потопил их посреди реки. Но воды оставались спокойными.

И приказал Аурелио, чтобы воды обратились на тех, кто шел за ними, на колесницы их и на всадников их, и чтобы не осталось из них ни одного. Но река его не услышала.

И захотел Аурелио, чтобы они смогли пройти среди моря по суше и чтобы воды были им стеною по правую и по левую сторону. Но воды оставались ровными и спокойными.

И взмолился он, чтобы Иегова спас их в тот день; и хотелось им увидеть, как войско их преследователей погибнет на берегу реки.

Однако ни Аурелио не был Моисеем, ни Кристина не была Аароном, ни эта горстка мужчин и женщин не была избранным народом, ни река Гав-де-По не была Красным морем, ни Иегова не был Иеговой, поскольку у них не было никакого Бога, готового прийти на помощь.

Оказавшись между рекой Гав-де-По и войсками, Аурелио, Кристина и все бывшие с ними приготовились к смерти, так и не успев добраться до испанской земли, лежавшей по ту сторону реки.

2

Теперь они стояли лицом к лицу — вооруженное войско с одной стороны, изможденная горстка беглецов — с другой. Кровавая развязка казалась неизбежной. Однако Кристина заметила на лице командира выражение неуверенности, которая передавалась и всем его людям. Ей показалось, что поднятая вверх рука, сжимающая меч, дрожит и что воин никак не может решиться опустить ее, отдавая сигнал к атаке. И этот страх не был беспричинным: аббат так красноречиво убеждал солдат, что бежавшие монахи — это войско Дьявола, так разнообразны были свидетельства людей, выдававших себя за очевидцев их богомерзких оргий, так много нашлось свидетелей их сатанинских шабашей, что преследователи в конце концов прониклись этими историями. Предназначением армии было сражаться против свирепого и безжалостного врага, однако мало кто отважился бы встретить лицом к лицу самого Вельзевула. Кристина догадалась, что их боятся, когда увидела, как один из солдат принялся креститься. И тогда она поняла, что их отряд не безоружен и не беззащитен. Если они не получили поддержки от Иеговы, подобно евреям, которым удалось перейти Красное море, они воспользуются помощью Сатаны. Стоя на самом берегу реки Гав-де-По, Кристина призвала своих подруг и, не глядя на них, шепотом приказала повторять все, что она будет делать; и тотчас же ногтями разорвала на себе одежды, поглядела на солдат зловещим взглядом и обнажила грудь, словно бросая вызов. Другие женщины последовали ее примеру, при этом издавая такие же завывания, какие звучали во время их мистических экстазов в монастыре. В те времена мужчины обыкновенно боялись женщин; этот страх они скрывали, выдавая за презрение, но ничего не боялись так сильно, как ужасной фигуры ведьмы. Группа этих женщин, скалящих клыки, точно волчицы, и выставляющих напоказ свои обнаженные тела — а именно так обычно изображали Сатану, — явилась просто кошмарным зрелищем. Солдаты были парализованы, они не осмеливались ни атаковать, ни отступить. Аурелио воспользовался растерянностью в их рядах, чтобы укрыться за ближайшим валуном, а потом доползти до леса. Он перемещался ловко и быстро и в конце концов, никем не замеченный, оказался за спинами у солдат и вскарабкался на скалу. Пока женщины вопияли и дергались, словно плененные хищники, молодой монах широко раскинул руки, приняв позу распятого на кресте, и воскликнул:

— Дети мои, я вернулся. Настал последний час. Скоро зазвучат трубы и мертвецы встанут из своих могил.

Солдаты обернулись на звук этих слов и увидели Христа, стоящего на высоком утесе. И тогда их страх сменился паникой, все простерлись перед лицом Мессии, который возвратился в мир, чтобы возвестить о Страшном суде. Теперь все для них становилось понятно: они оказались свидетелями последней битвы — битвы самого Сына Божьего с войсками Сатаны.

— Вам здесь нечего делать, не пятнайте себя грязью, — произнес Аурелио, теперь властным тоном, и, прежде чем отзвучало его последнее слово, солдаты бросились прочь так быстро, как только могли.

И вот этот немногочисленный народ израильский, состоявший из трех десятков мужчин и женщин, лицезрел, как войска настоятеля в страхе бежали — так же как и армии фараона.

По другую сторону узенького Красного моря, всего в одном шаге, находилась Испания, ожидавшая их, словно это была земля обетованная.

Они без всяких трудностей наконец-то достигли другого берега реки Гав-де-По.

II

Цивилизация любви

1

Астурия, Испания, 1348 год

Отряд мужчин и женщин, руководимый Аурелио и Кристиной, в конце концов добрался до маленького селения Велайо, что в Астурии. Поселок располагался в плодородной долине, просторной и зеленой, омытой спокойными водами реки Виакабы. Несмотря на усталость, на голод и на все опасности и лишения, испытанные в дороге, как только путники ступили на землю Велайо, они почувствовали себя бесконечно счастливыми. Легкий прохладный ветерок, безоблачное небо и широкие гостеприимные луга наполнили их дыханием новой жизни. Засеянные поля, простиравшиеся до самых склонов пологих волнистых холмов, выглядели как обещание изобилия и благополучия. Поселяне трудились на полях с радостью, что ничуть не напоминало угрюмую покорность судьбе крестьян из-под Труа. Дома в поселке были белые, немудрящие, и обитали в них и земледельцы, и люди моря, поскольку поселок стоял на излучине реки, впадавшей в Кантабрийское море. Аурелио развернул карту, огляделся вокруг и только теперь понял, что замок, возвышавшийся на холме над долиной, — это его собственное имение. Замок был выстроен из камня — два симметричных крыла и круглая башня посередине; холм, на котором он стоял, и все окружавшие его земли, от берега реки вплоть до лесистой горы, таковы были размеры поместья. Аурелио вступил во владение своим наследством, предъявив положенные документы графу Хихонскому, дону Алонсо, внебрачному сыну короля Энрике Второго, владельцу большей части здешних земель и номинальному губернатору молодого поселка. Бывшие беглецы, привыкшие к замкнутому существованию, которое они вели в двух своих монастырях — мужском и женском, обосновались в замке и установили в нем такие же порядки, как будто это был монастырь для мирян. Обязанности распределили в зависимости от умений каждого из новых жильцов. Нужно сказать, что мужчины, закалившие свой дух в изнурительном труде созерцания, не умели ничего иного, кроме как предаваться квиетизму. На первых порах женщины были вынуждены взять на себя почти все домашние работы: разжигать и поддерживать огонь для приготовления пищи и для тепла, шить, ткать и вышивать, стирать и чинить одежду. Им же приходилось молоть зерно, делать муку, замешивать хлеб. Астурийские земли богаты яблоками, но не слишком щедры на виноград, так что женщины вскоре научились готовить сидр — как раньше делали вино. Но вскоре по настоянию Аурелио, который так страдал: в монастыре от лености, замаскированной под мистицизм, мужчины постепенно начали выполнять кое-какую работу: рубили и складывали дрова, занимались плотницким и слесарным ремеслом, освоили начатки кузнечного дела, выучились кроить и сшивать кожу и тачать обувь. Женщины, в свою очередь, взяли на себя приготовление всей молочной продукции, за исключением сыров — это считалось мужским занятием. Однако, само собой, по-настоящему тяжелая работа всегда ложилась на плечи крестьян, обитавших в скромных домиках на землях, принадлежавших поместью: пахота, сев, жатва, заготовка сена и забота о пахотных землях; уход за животными в стойлах, их стрижка и производство шерсти. Такой феодальный характер отношений поддерживался только в первое время; вскоре от него отказались и начали жить совершенно по-новому. И все-таки самым необычным были отношения, связывавшие членов этой диковинной общины между собой. Если в своих монашеских обиталищах, откуда все они вышли, и мужчины и женщины (по отдельности) были связаны друг с другом любовью, обращенной к Христу, то в своем новом, мирском жилище их связывала только лишь любовь к своим братьям и сестрам. С другой стороны, жизнь в монастырях управлялась с помощью жесткой вертикали, нерушимого иерархического порядка, главой которого являлись аббат или аббатиса, командовавшие своими подчиненными. А вот в замке Велайо не существовало никаких чинов и званий, не было ни пастырей, ни стада, каждый делал то, что подсказывала его добрая воля; они действительно напоминали общество без законов, о котором мечтал апостол Павел, потому что там, где нет злодеяния, нет надобности и в законе. Поначалу им нелегко было освободиться от укоренившихся в них железных правил, мужчины и женщины поселились в разных крыльях замка. Однако вскоре эта жесткая граница начала размываться, и в итоге все жили там, куда влекло их желание. Аурелио и Кристина любили друг друга любовью прозрачной и чистой, свободной от каких-либо договоренностей или уз закона; они были столь бесхитростно объединены велением своих сердец, что у них не было необходимости закреплять свои отношения формально. Кристина и Аурелио обычно ночевали в самой высокой комнате замка, откуда была видна вся долина в излучине реки и был слышен шум моря. Этот пример вскоре распространился, и мужчины и женщины стали разбиваться на пары, при этом все больше сближаясь. Взаимоотношения в таких парах складывались по-разному: некоторые союзы становились нерушимыми; иные заключались всего лишь на одну ночь. Все были хозяевами всего, потому что все было общее: кров и еда, а также неученость, которая превращалась в мудрость, и мудрость, которая не переходила в высокомерие; общими были дрова и огонь, а также холод, который становился пыланием; общими были деньги и их нехватка, а также страх, который обращался в отвагу, и отвага, которая не становилась дерзостью. Верные словам апостола Павла, они доводили его проповедь разрыва с законом до самых последних пределов: стало необязательным соблюдение десяти заповедей, поскольку теперь все их добродетели были не записаны на камне, а запечатлены в сердце и в собственном разумении. Коротко говоря, в этом маленьком обществе, созданном по слову святого Павла, все придерживались одного главного завета, который был способен заменить им все десять заповедей: "Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон".