Клей - Ирвин Уэлш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь почему? Знаешь? А?
Она силится понять, о чём это он.
– А хочешь знать? Хочешь знать почему? А? Скажи! Хочешь?
Она медленно кивает ему. Мимо проходят двое парней, они смеются про себя. На меня уже никто не смотрит, я не могу сдержаться и пропускаю улыбочку.
– А я скажу тебе почему. Потому что я – дурак. Потому что я люблю тебя. Тебя! – Он с упрёком ткнул в неё пальцем. – Только тебя и никого больше!
Они стояли посреди улицы и смотрят друг на друга. Я отошёл на пару шагов, мало ли кто пойдёт мимо. Парень в рабочем комбезе вышел из пивняка и смотрит на них. У Люси дрожат губы, и, богом клянусь, у Терри как будто слеза наворачивается.
Они заключают друг друга в объятия прямо посреди улицы напротив пивняка. Мимо, просигналив несколько раз, проехал микрик. Из окна высунулся парень и прокричал:
– ОТЛИЧНО ПРИСТРОИЛСЯ!
Терри смотрит на меня через плечо Люси, и я жду, что он подмигнёт, но он, похоже, так увлёкся своей игрой, что не хочет ломать ритм. Они с Люси обмениваются глубокими многозначительными взглядами, как пишет Кэтрин Куксон в своей книжке, которую тётся Аврил дала почитать мне. С меня довольно, я поворачиваюсь и начинаю удаляться.
– Карл! Стоять! – орёт Терри.
Уже издалека я вижу, как они целуются. Оторвавшись, они обмениваются фразами. Люси лезет в сумочку. Вынимает кошелёк. Достаёт банкноту, синенькую. Даёт её Терри. Ещё один глубокий взгляд. Ещё пара фраз. Поцелуй в щёку. Они расходятся, повернувшись одновременно, чтобы помахать ручкой. Терри посылает воздушный поцелуй. Тут он скачками добрался до меня. Люси снова оборачивается, но он уже набросился на меня, и мы боремся и пихаемся.
– Ты просто звезда, Юарт! Я должен тебе проставить, заслужил.
Ты спас мою задницу! Пойдём, булыка молока за мой счёт! – Он помахал пятёркой. – То есть за Люсин, конечно, ну, ты меня понимаешь, – заржал он.
– Больше на меня не рассчитывай, Терри, – говорю, а сам не могу сдержать смхе, хватаю его за воротник «левисовской» куртки и моу о фонарный столб. Тут я попытался перейти на серьёзный тон: – Я не собираюсь врать ей, чтобы выгородить тебя.
– Да ладно, дружище, ты знаешь правила, – сказал он, мягко высвобождаясь от моей хватки. – Друзей надо поддерживать. Ты же сам нас этому научил. – Всё он, конечно, пиздит. Вообще охуел – совать нос в мои заповеди. При этом мы оба знаем, что это сработает, и ничего не поделаешь. Мы друзья. – Так что не выпучивайся. Прикинь, возвращаясь к тёлочкам, я слышал, что ты срулил втихую из «Облаков» с рыжей крошкой, – сказал он гнусаво.
Я молчу. Лучше ничего не говорить. Пусть он сам прочтёт на моём лице что хочет.
– Ага! Да тут другая история! – Он закивал с понимающим видом. – Похоже, тебе самому скоро понадобится алиби!
– Это ещё почему?
– Эта крошка, Мэгги Орр, всё ещё сохнет по тебе, – на полном серьёзе сказал он и подмигнул.
– Пиздёж, – говорю. Я б и рад поверить, но на одни грабли два раза не наступают, как сказал бы мой старик. – Почему ж тогда она меня отшила, а с тобой вписалась?
Терри развёл локти и потёр ладони.
– У меня дар – убалтывать стричок, – объяснил он, – но ты схватываешь на лету. Ну и шоу мы откололи с Люси. Вскорости малышка Мэгги тебе даст. Стопудово. Мне-то больше нравится её подружка, Гейл. Та, очкастенькая, ты её видел. Подожди, ты ещё заголишь ей задницу… ты ведь ещё тот ебака, – говорит он, медленно проводя языком по губам. – Так вот, расклад, который устроит все стороны. Ты с той тёлочкой из «Облаков» и я с Люси гуляем в законе, а на стороне мы жарим Мэгги и Гейл. По мне, такпрсто – заебись!
Может, так действует его ухмылка во всю харю, его энтизиазм насчёт всего и, конечно, сам факт, что я уже отчаялся хоть кому-нибудь присунуть, но подобный расклад кажется мне не самым худшим.
На горизонте замаячил шпиль церкви, вот мы и в районе. Терри настаивает, чтоб мы пошли в «Улей». Я в пабах не так чтобы часто бывал и ни разу ещё в «Улье». Я в пабах не так чтобы часто бывал и ни разу ещё в «Улье» не пробовал заказывать.
– Пойдём, дрочила, когда ты станешь завсегдатаем в «Ульек», все крошки будут под впечатлением. Нельзя всю жизнь оставаться школьником, – улыбнулся он и добавил с осуждением: – Говорят, ты хочешь остаться в школе.
– Не знаю ещё, это зависит от моей…
Мне так и не удалось объяснить.
– Потом ты пойдёшь в колледж – та же школа, потом станешь учителем и вернёшься в школу. Так ты никогда и не уйдёшь из школы. И денег у тебя не будет, – сказал он, понизив голос. Мы уже поднимались на холм мимо магазинов к низенькому домику паба. Тут он остановился и положил руки мне на плечи. – И вот что я тебе ещё скажу, дружище: небольшую формулу, которой в школе меня так и не удосужились научить. Малюсенькое такое математическое решение, которое помогло бы сохранять мне кучу времени и уберечь от множества неприятностей, вот оно: нет бабок равно нет тёлок. – Он отошёл, весь такой довольный, подождать, пока это просочится мне в голову. Тут он всунул мне полученную от Люси пятёрку: – Пойди к стойке и закажи две пинты лагера. Вот так: «две пинты светлого», – низким голосом сказал он, – а не «две пинты светлого», – повторил он высоким визгливым тоном. – Не заставляй меня краснеть, как этот ослик Голли. Я привёл его сюда, он пошёл к стойке и говорит: мистер, пожалуйста, две пинты пива, как будто шоколадку попросил.
Бывая я и в пабах, и в «Тартан-клубе» был сто раз.
– Знаю я, как выпивку заказывать, хуесос ты грёбаный.
Короче, мы зашли, и я направился к стойке. Путь показался мне неблизким, и все вокруг смотрели на меня, будто говоря «до восемнадцати ему ещё расти и расти». Когда я добрался, бармен уже кивнул мне, и я почувствовал, что голос у меня срывается.
– Две пинты светлого, пожалуйста, старина, – прохрипел я.
– Горло болит, приятель? – смеётся бармен, а за ним и Терри и ещё пара пацанов у стойки.
– Да нет, просто… – почти пропищал я, и всё чуть не обоссались от смеха.
Всё равно нам наливают, и Терри садится в углу. Руки у меня дрожат, и по дороге к столику я разливаю чуть не полкружки.
– Отлично, Карл, молодчина. – Терри поднял кружку и сделал большой глоток. Тут он закачал головой. – Сучка эта Памела, всё пиздит про меня Люси.
– Она всего лишь защищает свою подружку, Терри. У девчонок ведь такие же правила.
– Ни фига подобного, – замотал головой Терри, – у тёлок всё по-другому. Нам их игры не понять, Карл. Сучка хочет, а её никто не фачит. Вот потому она так и озлобилась, что Люси помолвлена. Тут есть и моя вина, нужно было с ней разобраться.
– Как?
– Да присунуть ей в промежность, чтобы рот свой заткнула. Хочешь фачиться – твои проблемы. В этом разница между мужчинами и женщинами. Если тёлку никто не кроет, она становится злобной и завистливой. У нас всё иначе, – говорит он и далет большой глоток. – Сдачу на базу, хитрый засранец, я возьму ещё.
Я передал ему купюры и монеты, и он поскакал к бару. С трудом проглатывая, я попытался прикончить пинту или хотя бы заметно отпить, пока он не пришёл с добавкой. Когда он я вился с пивом, у него уже явно было что-то на уме.
– Слушай, Карл, я вот что подумал: мне либо самому придётся эту Памелу оприходовать, либо попросить кого-нибудь. Ты уже занят, так что мне, может, за Бирреллом послать? Хоть отвлечётся от нашей Ивон на время. Представь себе, как этот ананюга, типа, тёлку забалтывает. – Терри блестяще изобразил Биррелла, его сжатую, монотонную манеру: – Я Билли. Живу в Стенхаусе. Играю в футбол, занимаюсь боксом. Приходится много тренироваться. Беспредел. Хорошая погода. Не желаешь вступить со мной в половой акт?
В общем, сидели мы там, обоссывались от смеха, одна шутка шла за другой. Мы с Терри, когда раздухаримся, можем хоть для «Монти Пайтона» сценарии писать. Послей третьей пинты я позвонил домой и сказал маме, чтоб они оставила мне поужинать и что я приду попозже. Сказал, что перекусил в «Звёздах». Они ничего не сказала, но я понял, что она не слишком довольна. Когда я вернулся, к нам подошёл какой-то мужик. Терри заставил меня покраснеть, сказав, что это дядя Мэгги, и представив меня как «близкого друга» его племянницы.
– Только никому ни слова! – изобразил он того чувака из «Монти Пайтона», пихая меня локтём и драматически подмигивая.
Хитрый гад, этот Терри, он её оттарабасил, а меня подставляет! Хотя Алека это, похоже, мало волнует. Он вроде под мухой.
Кружки пошли одна за другой, я раскраснелся, голова отяжелела. Когда я встал, бармен улыбнулся, типа, заметил, что я надрался. Когда мы вышли из паба, на свежем воздухе я прихуел немного. Помню, как по дороге я пел «Славные сердца», а Терри – «Слава «Хибз»», каждый совё. Потом не помню ничего.
Утром я проснулся на Терриной кровати, на покрывале, одетый, слава яйцам, дома у его мамы.
КАРЛ ЮАРТ Ч.2