В стране мифов - Феликс Арский

В мифах этим легендарным женщинам явно не везло. Смелые, могучие, наводившие ужас на другие народы, они, тем не менее, в решающий момент всегда терпели поражение. Правда, побеждали их лишь сыновья богов.

Однажды в их страну отправился сам Геракл, чтобы раздобыть пояс их царицы Ипполиты, подаренный ей Аресом. В жестокой битве сопротивление амазонок было сломлено, и злополучный пояс Ипполиты — знак ее власти над племенем- оказался в руках сына Зевса. Сама же царица удалилась в город Мегару и здесь скончалась от тоски. Много веков спустя показывали ее гробницу с надгробным памятником, имевшим форму амазонского щита.

Участь Антиопы, сестры Ипполиты, оказалась более завидной. Участвовавший в походе Геракла Тесей увез ее с собой в Афины и взял в жены (долгое время в Афинах даже существовал «Дом клятвы», где они скрепили свой союз). Правда, счастье было недолговечным. Амазонки вторглись в Аттику и осадили Афины, пытаясь освободить Антиопу из позорного, как они думали, плена. Когда же, наконец, разгорелось сражение, оказалось, что Антиопа вовсе не нуждается ни в каком освобождении. Как верная жена, она отправилась на поле боя вместе с Тесеем и там погибла (у границ города уже в более поздние времена продолжали чтить вполне реальную гробницу этой мифической правительницы).

Битва с амазонками надолго осталась в памяти афинян, и именно этот сюжет использовал Фидий, изобразивший несколько сцен на медном щите, на который опиралась его знаменитая Афина.

В Троянской войне амазонки выступили против греков, и их предводительница погибла от руки Ахилла.

Так повествуют мифы.

Но вот рассудительный историк Диодор Сицилийский, живший на рубеже нашей эры, достаточно убедительно рассказывал о женском государстве в Ливии, где «мужчины проводили дни в хлопотах по домашнему хозяйству, выполняя распоряжения своих жен-амазонок, но, не участвуя в военных кампаниях или управлении как свободные граждане».

Задолго до него об амазонках писал Геродот, сообщавший удивительные сведения об их нравах. По Геродоту, они жили где-то на берегах Азовского моря и для продолжения рода регулярно вступали во взаимоотношения со скифами.

Легенды о них были весьма живучи. Говорили, что каждая амазонка обречена оставаться девственницей, пока не убьет трех врагов. Чтобы удобней было стрелять из лука, они будто бы выжигали девочкам правую грудь. Их государство помещали то на Кавказе, то в Скифии, то во Фракии.

Нелепые вымыслы смешивались со многими правдоподобными и достоверными сообщениями о племенах, где действительно велика власть женщин. Ведь даже о египтянах тот же Диодор Сицилийский писал, что у них «царицы всегда имели большее влияние и получали большие почести, чем царь, и в частных брачных контрактах всегда подчеркивалось, что муж будет слушаться ту, на которой женится».

Чему же следовало верить?

«Со сказанием об амазонках, — замечает крупнейший греческий географ Страбон, — произошло нечто странное. Во всех остальных сказаниях мифические и исторические элементы разграничены. Ведь старина, вымысел, чудесное называются мифами; история же, будь то древняя или новая, требует истины, а чудесному в ней нет места. Что же касается амазонок, то о них всегда-и раньше и теперь-были в ходу одни сказания, сплошь чудесные и невероятные. Кто, например, поверит, что когда-нибудь войско, город или племя могло состоять из одних женщин, без мужчин?»

Поверить в это действительно трудно. Хотя известно, что во многих древнеазиатских и африканских государствах личную стражу царей составляли женщины, что на фресках в пустыне Сахаре ученые обнаружили женщин, вооруженных луками, что, наконец, у многих племен женщины пользовались не только огромным уважением, но и не меньшей властью. Древняя кельтская легенда поведала о прекрасном острове, населенном амазонками, — О'Бразиль («Счастливый остров»), страну амазонок упорно разыскивал и Колумб, назвавший группу Малых Антильских островов «Островами дев».

Словом, слухов хватало, хотя твердых доказательств существования именно женских племен все же не было.

И, тем не менее, легенды об амазонках отражают определенную историческую истину-падение женского царства, упадок власти женщин. Матриархат сменяет другой строй — отцовский род, при котором господство переходит к мужчинам.

И женщину развенчивают в мифах.

Пандора? Совершенно очевидно, что все неурядицы на земле от женщины.

Пуп Зевса? Царь богов спокойно теряет его, порывая тем самым последние связи с собственной родительницей.

Афина, рожденная из головы Зевса? Уверенность мужчин в своих силах дошла до того, что женщина оказывается вытесненной даже в ее сугубо женских функциях…

Потому-то в мифах столь часто женщины терпят поражение и выступают нередко в весьма неприглядном свете: события огромной важности, переход на новую ступень общественного развития, переосмысливались в поэтической форме и совершенно недвусмысленно отражали конкретный исторический факт, который, кстати сказать, произошел в чрезвычайно далекие времена.

ДЕВЯТЬ ДНЕЙ ОДНОГО ГОДА

Насмехаться над мифами легко. Самое простое — признать их поэтическую прелесть и посмеяться над их исторической нелепостью. Это начали делать еще в античную эпоху, причем скептицизм распространялся не только на мифы о богах, но и на легендарные сказания о героях. Подчас все без исключения события, о которых повествовали мифы, объявлялись чистой выдумкой.

Когда человечество повзрослело, оно стало более серьезно относиться к мифологии. Но в XIX веке ученые в массе своей воспринимали мифы весьма критически. Сомневаясь в существовании Гомера (а для этого действительно были некоторые основания), они, естественно, не доверяли и приписывавшимся ему поэмам, в которых на каждом шагу происходят чудеса, боги появляются среди смертных, вмешиваются в их дела и определяют исход событий. Особенно смущали ученых совершенно необъяснимые на первый взгляд противоречия в «Илиаде» и «Одиссее». Главное из них заключалось в следующем: предположительно время жизни Гомера (если он все-таки реальное лицо) — IX–VIII века до нашей эры, период довольно низкого уровня цивилизации в Греции. А между тем в его поэмах отражены быт и культура явно более высокие. Могучие цари, живущие в великолепных дворцах, развитое ремесло, сложное и тонкое искусство — все это не соответствовало гомеровской эпохе. Поневоле приходилось думать, что описания слепого поэта — всего лишь плод его богатого воображения, или же признать, что развитие древнего общества пошло вспять и расцвет какой-то таинственной цивилизации сменился упадком — притом настолько резким и глубоким, что от ее прежних достижений не осталось и следа. Но поверить в это было еще труднее.

И все же нашелся человек, чья вера восстала против научной трезвости. Звали этого энтузиаста Генрих Шлиман. Мальчиком, наслушавшись рассказов о гибели Трои (в существовании которой тоже сомневались ученые), он поклялся отыскать ее. И через 30 с лишним лет выполнил свое обещание. Безоговорочно поверив Гомеру, с его поэмами, как с путеводителем в руках, он отправился в 70-х годах в Малую Азию и начал раскопки. Ему и в самом деле удалось определить местонахождение легендарного города и даже обнаружить богатейший клад с оружием, драгоценностями, изделиями из золота и слоновой кости. Это были, как он полагал, сокровища троянского царя Приама.

Не ограничившись Троей, Шлиман произвел раскопки и в материковой Греции, открыв в «златообильных» Микенах богатейшую царскую гробницу, которая, по его глубокому убеждению, принадлежала не кому иному, как ахейскому предводителю Агамемнону.

Впечатление было ошеломляющим. Перед наукой предстала неведомая до той поры цивилизация. Шлиман действительно имел право сказать: «Я открыл для археологии совершенно новый мир, о котором никто не подозревал».

Однако все-таки он оставался дилетантом. В его определениях и датировках содержалось немало ошибок. Но, пожалуй, самая печальная ирония судьбы заключалась в том, что в поисках гомеровской Трои он вел раскопки, не обращая внимания на то, что ему казалось несущественным и не заслуживающим внимания. Обнаружив несколько слоев поселений на месте Трои, он небрежно разрывал и засыпал мусором все, что ему мешало, пока не добрался до второго (снизу) слоя, который сохранил следы пожара. Это и были, по его мнению, остатки великой столицы Приамова царства. До конца жизни Шлиман так и не узнал о своей роковой ошибке. Во втором слое находились остатки поселения III тысячелетия до нашей эры. Подлинную же, гомеровскую, Трою следовало искать в шестом слое, который Шлиман «проскочил» мимоходом и к тому же довольно основательно попортил.

И все же его исследования опрокинули традиционные представления о гомеровском мире и о творчестве самого поэта. Открывался путь для новых исследований. На нынешнем уровне наука весьма осторожно относится к материалу мифов и пытается отыскать в них глубоко запрятанное историческое зерно. И уж, во всяком случае, никто сейчас не отрицает того, что Троянская война была (ее относят примерно к 1190–1180 годам до нашей эры), что она закончилась победой ахейцев, что на материке действительно существовали могучие государства, куда более высокоразвитые, чем те, современником которых был Гомер. Ключ к разгадке противоречий найден: в поэмах Гомера отразилась и современная ему жизнь, и рассказы о событиях войны, происходившей за 300–400 лет до него, и, наконец, воспоминания о еще более далеких временах расцвета древней цивилизации в Микенах и на Крите. В его произведениях правда сочеталась с вымыслом, но сам он, безусловно, верил в мифы и предания, о которых рассказывал, ибо в те времена мифы казались абсолютно достоверными. А в них говорилось следующее.