Хвост Греры (СИ) - Мелан Вероника
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хуже всего, что ему чудилось скорое завершение этой истории. Будто летала рядом, очень близко, чья-то смерть.
Как ему суметь вернуться на базу, как просмотреть ночную видеозапись, где она… Если этот хмырь коснулся Кейны, если он…
Шагая по осколкам камней назад с разряженной пушкой наперевес, Лиам понимал, что этим утром, после просмотра пленки, несмотря на ее «не смей!», он, наверное, впервые потеряет контроль.
*****
(Arc North, HANDS – If You Would Let Me)
Кейна.
Ничего не вышло.
После первого поцелуя – слишком мягкого, почти неуклюжего – стало ясно: что-то не то. Мы несовместимы, как люди с разных планет, как особи разных видов. Что нам обоим по непонятной причине не хочется продолжать.
Мы спали, обнявшись, и эта ночь постоянно будила меня тревогой. Мужские руки, обнимавшие меня, мешали, как вялые веревки; в собственной квартире я ощущала себя так, будто заночевала в незнакомом месте, не там, где на самом деле желала остаться. Но не разбудишь ведь того, кого пригласил сам, не отправишь прочь на такси…
А утром Оскар начал кашлять. Натужно, как заядлый курильщик, как туберкулезник со стажем. Ввалились на сделавшемся серым за ночь лице щеки, залегли под глазами тени. И он, трясущимися руками натягивающий рубаху, зачем-то оправдывался:
– Наверное, я что-то выпил не то… Или, может, вирус…
Вирусом была я.
Принятый парацетамол не помог ему сбить температуру; горячий кофе, приготовленный мной, не согрел – состояние моего нового знакомого ухудшалось с каждой минутой.
– Езжай в больницу…
– Я лучше… домой.
– Не домой, в госпиталь.
– Кейна, я просто простыл.
– Ты меня не слышишь?!
Тяжело быть излучателем радиации, тем, рядом с кем здоровый молодой мужчина превращается в полутруп. Рвала на части вина.
Оскар удивился произошедшей во мне перемене. Все ждал, что я примусь его утешать, говорить, что он обязательно поправится, но я лишь в отчаянии сжимала губы. И тогда он попытался утешить меня сам:
– Давай, ты поедешь со мной… Мне выпишут пару таблеток, отправимся ко мне, посмотрим кино…
– Уходи! – взвизгнула я, когда чужие пальцы коснулись моего лица. Сколько еще касаний ему понадобится, чтобы пересечь черту невозврата? – Давай, вали, проваливай!
Уходя, он все бормотал, спрашивал о том, что именно сделал не так, а я тайком смахивала жгущие веки слезы.
– Я позвоню, – бросил на пороге.
И получил закрытой дверью по носу со словами:
– Не звони больше. Никогда! И не приходи!
Это было жестоко. Это было правильно.
Через двор, усыпанный листьями, он шел шатаясь. Прикрывал рот рукой, когда закашливался, и мой взгляд следовал за ним, как привязанный.
«Живи. Выздоравливай».
Сама я жить закончила там, на СЕ, когда испытала клиническую смерть. И теперь не понимала, зачем существую какой-то призрачной проекцией, обреченной на постоянные страдания. Обрекаю на страдания других.
Грера, чувствуя мою тоску, молчала. Чужое сочувствие, сочащееся от нее в мои клетки, виделось мне черным, влажным, с перепонкой.
«Я так не хочу. Не хочу быть… такой. Зачем?»
Она все слышала, все понимала.
И, сидя на подоконнике, я произнесла вслух:
– Когда все закончится, когда я передам сообщение… убей меня, ладно? Чтобы они не смогли воскресить.
И нет, не решение, спровоцированное эмоциями, но обдуманная просьба, финальное решение. Не прихоть.
Грера промолчала. Но я знала, что заслужила с ее стороны подарок, пусть даже такой.
*****
Уровень СЕ.
Лиам.
– Она переспала с ним? Показывай запись с самого начала…
Лиам не был готов ждать, на что-то надеяться, жеманничать; док подскочил со стула.
– Вам бы лучше посмотреть самый конец…
Конец?
Нет. Все, с первой минуты и в быстрой перемотке, чтобы без лишних деталей.
Вот они вышли из бара, вот доехали в ее квартиру на такси… Поцелуй… Карра втянул воздух, сделавшийся от ярости вулканическим, перечным. А после… ничего. Сон. Беспокойный, плохой, но просто сон. Всю ночь. Мужик ее не трогал (обнимал, ладно), Кейна не тянулась к нему, утром выставила нового знакомого за дверь агрессивно, зло. Лиам погружался в этот момент, как в прохладную, остужающую его нездоровый пыл воду пруда. Выгнала, не стала ничего продолжать… Она расстроилась, да. Но расстроилась не от расставания, оттого, что Карра накануне не соврал. Черт, он для нее агнец, несущий вечно плохие новости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Вот здесь, в самом конце, где Кейна что-то говорит вслух, запись опять подпорчена. Понадобится время, чтобы восстановить.
– Восстанавливай, – бросил доку, чувствуя себя совершенно другим человеком – живым, способным чувствовать что-то помимо холода в груди, – уже не машиной для убийства. А еще, кажется, он начал понимать то, что другие пока не уловили. Про временные петли, про подпорченную запись, про разговоры Кейны с самой собой.
Пусть выйдет так, что он ошибается. Иначе времени не просто немного, его в обрез.
*****
В странном апатичном состоянии, лишенном жалости к себе и похожем на арктическую ночь, я, наверное, могла просидеть у окна до вечера. Но пробудилась Грера – жестко, толчком. И я вздрогнула, как потревоженный на суку филин.
«Что?»
«Он идет. – Ощущение-мыслеформа. – Лиам. Сюда. Скоро будет здесь…»
Зачем? Для чего?
Выразить триумф по поводу своей «сбывшейся правды?» Потрепать по затылку, сказать «все не так плохо»? Меня не интересовало ничто из этого.
«Ты видишь будущее? Зачем он идет?»
«Да».
«Покажи».
Удивительно, но Грера ухнула меня в пропасть-колодец, состоящий из кадров, из исказившегося времени. Начала вещать детально, очень живо, не отличить от реальности. И я услышала стук в дверь, так, будто в дверь действительно постучали. Увидела, как Лиам войдет внутрь с нечитаемым лицом, как сделает шаг вперед, я отступлю…
Самым удивительным в том, что я сейчас созерцала, была правдивость ощущений. И, как наяву, я уловила вдруг, что он пришел другим, впервые пришел… ко мне. Принявший одному ему известное решение, сместившее и центр тяжести, и расположение шестерней в голове. Взгляд двуцветных глаз тревожный, тяжелый, но более не холодный. Ощутится и его выпущенный наружу интерес – тот самый, мужской.
Закрылась дверь; сгустилась вокруг моей квартиры странная тьма, будто Карра блокировал передачу данных вовне, обволок стены моего жилища в непроницаемый пузырь.
– Чай? Кофе?
Ему не нужны были напитки.
– Нет. – Он остановится у окна, гораздо более близкий, нежели раньше, но все еще непроницаемый. – Я… пришел с плохими новостями.
Я хмыкнула дважды, кажется: я в будущем, и я сейчас, наблюдающая в голове фильм.
– Ты никогда не приходил с хорошими.
– Мне жаль.
Ему действительно было жаль. И жаль, как будто давно. Честность, выпущенная наружу, срубила меня похлеще камня, выпущенного из рогатки. С чего вдруг?
– Я должен сообщить тебе кое-что…
Он долго молчал. А после рассказал о том, что вот уже какое-то время скрывает противоречивые данные от Системы, что умудряется ее обходить, но это ненадолго. Что, когда док все-таки подаст отчет, за мной придут. Будет снова СЕ, будет жестко, и он, Карра, навряд ли на что-то сможет повлиять.
Новости были плохими. Но я вдруг ощутила, что это «не новости», что где-то внутри я подспудно ждала, что все обернется именно таким образом. Моей погибелью – физической или моральной. Просто еще одна ветка нежеланных событий, одна из многих для меня возможных.
– Этого не будет. – Что-то в моем голосе заставило его насторожиться. Уверенность, наверное, и равнодушие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Почему?
– Потому что я не доживу.
Я вдруг почувствовала его, как мужчину, который мне «да», который пришел именно для того, чтобы, наконец, сказать об этом. Ощутила все до единой чужие эмоции, заботливо переданные мне Грерой: сожаление, что Лиам слишком долго держал себя в узде, что решил дать свободу чувствам только сейчас – сейчас, когда слишком поздно, когда апокалипсис на носу. И ударит он по нам обоим. Карра смотрел на меня своим сложным взглядом, и я впервые читала его, как книгу. Он не хотел мне такой судьбы и хотел бы иметь возможность помочь. Хотел бы теперь что-нибудь изменить, предотвратить, пустить ход истории в иное русло, но лишен всех инструментов, средств, даже идей… Система сложна, отточена, как многогранный вертящийся нож с сотней лезвий – не просунуть ни руку, ни палец.
