Как свежи были розы в аду - Евгения Михайлова

– Совершенно точно – нет, – сухо сказала Ирина. – Не ждала, честно говоря. Добрый всем день. Я не буду даже садиться. Галина Ивановна, вы приготовили то, за чем я приехала?

– А…

– Вас устроит сумма.

Галина Ивановна вышла в прихожую, повозилась, вернулась с папкой. Ирина положила ее на стол, внимательно просмотрела содержимое.

– Здесь все?

– Да.

– Если не все, я узнаю, и у вас будут проблемы. Я наняла частного детектива.

– Да ты что! За родней следить? Может, что-то завалялось, щас посмотрю…

Она опять вышла. Ирина и Людмила стояли молча. Валентина посмотрела на каждую из них и рассмеялась.

– Интересно получилось. Мы, как три сестры. Смотрим друг на друга голубыми глазами.

– Да, забавно, – кивнула Ирина.

Людмила сделала несмелое движение, как будто хотела подойти ближе, но ее хватило лишь на глубокий вздох. Вошла Галина Ивановна с озабоченным видом, в руках она держала тетрадку и альбом.

– Выпали, наверное.

– Покажите, – Ирина внимательно все просмотрела. – Может, еще проверите, раз выпадает…

– Больше нет ничего, – сказала Галина Ивановна и ловко схватила материалы со стола. – Давай на кухню выйдем. Там договорим.

– Да нет, зачем же. Я принимаю у вас часть папиного наследия, расплатиться хочу при свидетелях. Вот – пятьдесят тысяч. Больше вам никто никогда не даст. Столько – тоже. Без экспертизы папка вообще ничего не стоит. Без нее только я знаю, что это папины работы.

– Спасибо, – Галина Ивановна быстро все протянула Ирине, деньги схватила с ловкостью фокусника.

Валентина встала, подошла к Людмиле.

– Люда, в какой детский дом отдали твоего сына?

– Я не знаю, – испуганно посмотрела на нее та.

– В какой? – повернулась Валя к Галине Ивановне.

– Так я ж тебе говорила. Ему уже больше двадцати… Если жив, конечно. Какая теперь разница.

– Я спросила, в какой детский дом. Если вы забыли, то где-то это наверняка записано. Что-то же выдают, когда принимают ребенка. Поищите. Это я куплю. Раз уж тут пошла такая бойкая торговля.

Галина Ивановна, несколько ошалевшая, метнулась к шкафу, вытащила из него металлическую коробку, стала рыться в пожелтевших бумажках.

– Кажись, вот… Да. «Дом малютки» назывался… На электричке я туда его везла.

Валя выхватила у нее документ, положила на стол пять тысяч.

– За это тоже никто, кроме меня, ничего не даст. Ира, ты не подвезешь меня до метро?

– Да, конечно, – задумчиво сказала Ирина. – Обе уходим не с пустыми руками… До свидания, Люда и Галина Ивановна.

В машине обе долго молчали. Потом Ирина сказала:

– Я довезу тебя. Мне оттуда удобно домой.

– Спасибо.

– Можно узнать: зачем тебе детский дом?

– Понятия не имею. Просто мне эта карга сказала, что ребенка туда отвезла, я и подумала: надо бы узнать… Тоже вроде наследник, внук отчима, – она с вызовом посмотрела на Ирину. – Ты забирай все, что хочешь, давай уж без суда. Мне не нужно. У меня еще уголовное дело не закрыто. Только там работы не на один час, может, и не на один день… Побольше материалов, чем у карги.

– Причина твоей щедрости мне известна, – взглянула на нее Ирина. – Открывшийся многогранный дар!

Валентина пожала плечами, отвернулась и стала смотреть в окно. Когда они подъехали к дому, она сказала: «Только позвони за день хотя бы». И ушла. Ирина набрала телефон Петрова.

– Здравствуйте. Это Майорова. Валентина предлагает мне забрать материалы отца. Говорит, там работы много. Я как-то растерялась. Кого в таких случаях приглашают… И вообще: не встречусь ли я там с той шайкой…

– Это очень серьезно. Я не уверен, что она согласовала вопрос вывоза архива с людьми, которые ведут ее дела. Она может чего-то не понимать. Мне кажется, что это им не понравится. И потом – эти люди интересуют следствие, как я уже говорил. Давайте я сообщу следователю. Мы вместе решим. Заодно вам поможем. Неожиданно, однако.

Глава 18

Людмила вошла в свою комнату и остановилась, будто на краю света. Эта женщина, Валентина, взяла у матери адрес Дома малютки… Она хочет найти Сашеньку? Наверное, это возможно. А вдруг найдет… У Людмилы закружилась голова, она дошла до кровати, держась за стены. Легла. От страшного волнения у нее судорогой свело руки и ноги, перед глазами возникла пелена… Из нее вдруг нависла над ней мать, сказала почти заискивающе:

– Люда, я там щи разогреваю. Иди, поешь.

Людмила собралась, села, посмотрела на мать потемневшими, грозового цвета глазами. Они обе понимали, что сейчас произошло. В их дом, в их жизнь вошли совсем другие люди, таких они обе не видели никогда. Сильные, умные, умеющие бороться. И пришли они сюда ради Людмилы. Они на ее стороне. Развалилась решетка клетки, в которой Галина сорок пять лет была тюремщицей собственной дочери. Из которой унесла ее ребенка в полной уверенности, что это ей сойдет с рук. Дочь не шевельнется и не вскрикнет, даже если ее сердце будет рваться в клочья. А если шевельнется, то тут же, парализованная страхом, окажется связанной, избитой. И будет ждать ужасной и унизительной минуты, когда по звонку Галины сосед – санитар психушки – потащит ее туда. За бутылку водки ему и три тысячи завотделением. Людмила встала, перестав ощущать дрожь в ногах, и тихо сказала: «Выйди». И мать покорно вышла. Люда бросилась к двери и впервые в жизни решилась закрыть ее изнутри на крючок. Потом легла на кровать лицом вниз и пролежала так до ночи – без сна и мыслей – в мелькании обрывков своей жизни, которая то ли была, то ли нет… Когда стало совсем темно и тихо, она подошла к окну, раздвинула занавески, увидела полную луну. И поступила так, как делала только в детстве, когда еще надеялась на что-то. Она встала на колени, протянула руки к луне и попросила: «Помоги мне».

Людмила тогда мыла лестницы в соседнем доме. В одной из квартир жили мать и сын. Хорошая, заботливая, суетливая мама, она по вечерам бежала к дому с полными сумками, и странный мальчик, который выходил из дома, держась за ее руку. Соседи говорили, что у него была родовая травма, мать долго его лечила, из-за этого он боялся без нее оставаться, опасался людей. Учителя ходили к нему домой: так он окончил школу. Мать умудрялась заниматься сыном, работать в серьезной фирме, по ночам выполнять какие-то заказы. Говорила, что еще немножко – и купит домик в Чехии, где ее мальчик будет счастлив. Туда она однажды полетела в командировку, попросив соседку присмотреть за сыном. Может, и домик купила. Никто об этом не узнал. Она прилетела в Москву, автобус из аэропорта попал в ДТП. Погибла сразу. Чемодан с вещами и документами сгорел при взрыве бензобака. Он остался один, странный мальчик Костя, которому было уже больше двадцати лет… Мать хоронили сослуживцы. Приехали потом на квартиру, помянули, быстро стали собираться. Положили на стол какие-то деньги для сироты, женщины его обняли, мужчины похлопали по плечу. Никто не знал, что делать с таким горем.

Людмила заметила, что Костя не выходит несколько дней. Толкнула дверь квартиры, она оказалась открытой. Парень сидел в кресле и смотрел перед собой пустыми глазами. Она молча пошла на кухню, нашла в холодильнике какую-то еду, поставила перед ним. Он поел. Она приходила три дня подряд, он уже явно ее ждал. Однажды сказал: «Спасибо тебе». Она протянула ему руку и представилась: «Люда». Он кивнул и протянул свою. Потом еда закончилась. Она взяла немного денег с его стола и пошла в ближайший магазин. Когда возвращалась, встретила во дворе свою мать. Пришлось ей все рассказать. Галина Ивановна впервые ее похвалила.

Что Людмила узнала о супружеской жизни, когда Галина сводила их в загс и они легли на одну кровать? Она испытала страшную жалость, и для нее это было любовью. Она узнала робкую надежду: однажды в ее сердце постучался ребенок. Она боялась все это спугнуть. Не зря боялась.

Ребенок родился крепенький, здоровый. Назвали его Сашей в честь деда – Александра Майорова. Оказалось, ему требуется масса вещей, Люде надо было нормально питаться, чтобы молоко не пропало. Все деньги были у матери. Она на все просьбы отвечала, что у нее ничего нет. Костя с появлением ребенка стал слабеть, болеть, вообще перестал вставать. Его нужно было показать врачам, покупать лекарства… Люда сказала об этом матери. Та ответила:

– Похожу по соседям, соберу ему лекарства.

Людмила в ужасе наблюдала, как мать дает Косте горстями какие-то таблетки, как его потом тошнит от них в ванной. Он перестал есть… и умер. И Люда поняла, что даже такой муж был для нее защитой. Теперь его нет. Своего малыша она защитить не смогла.

Глава 19

Валентин с болью и тревогой смотрел на побелевшее лицо Марины после того, как ему пришлось сказать о показаниях Романа Антонова. Тот уже начал «вспоминать» детали: он якобы видел Петрова, пробивающего ему голову, просто забыл по болезни. Дикая ситуация, и жертва в ней одна – Марина. Так считал Петров. Подонок пытался ее изнасиловать, спаситель-недоумок уговорил все скрыть, он, адвокат-профи, заварил всю эту кашу с поисками неизвестного насильника, с излечением неожиданно найденного свидетеля ради того, чтобы его можно было привлечь в качестве подозреваемого в убийстве. И ведь дело не в том, чтобы освободить Валентину. И уж, конечно, не в мести… Не только в мести. Антонов на самом деле – наиболее вероятный убийца Надежды Ветлицкой. Валентин хотел избавить Марину от тяжелых переживаний. Сейчас она ему казалась одиноким цветком на пути приближающегося смерча. Страшно подумать, что их ждет впереди…