Фирма (Книга-Игра-Детектив) - Алексей Рыбин

Толик вскочил с кровати, погладил спящую Ленку по спине и направился было в ванную комнату, но появившийся в коридоре Роман преградил ему дорогу.

- С добрым утром, - сказал он мрачно, слишком мрачно для торжественного дня.

- Что-то случилось? - спросил Толик.

- Да, черт бы их подрал... Я не уверен, что регистрация сегодня состоится.

- А в чем дело?

- Путч у них, понимаешь ли, у уродов, случился!

- Что-что? Какой еще путч?

- А ты телевизор посмотри.

После нескольких телефонных звонков и просмотра выпуска новостей, в котором дикторы с советскими лицами сообщали народу об очередном счастливом будущем без бандитов, взяточников, капиталистов и прочей нечисти, а также обещали принудительный выезд части населения на сельскохозяйственные работы, Толик заметно приуныл.

- Слушай, Рома. Что теперь будет-то? Пиздец нам пришел, кажется...

- Да перестань паниковать. Дня в три все образуется. Ты что, не понимаешь, что это игры? Меня больше волнует вопрос - открыт ЗАГС или нет? И вообще, можно ли в Москву на машине въехать? Кажется, дороги перекрыты. Танки там, всякая такая херня...

- Рома, у меня же валюта... - Несмотря на прогноз своего опытного друга, Толик медленно, но верно погружался в пучину паники. - Теперь точно посадят...

- Да не ссы ты, никто тебя не посадит. Говорю же - в три дня все кончится.

- А ты откуда знаешь?

- От верблюда. Ты лучше думай, как тебе жениться сегодня.

- Черт, и в Питере у меня дела запущены...

- Перестань, Толик. У тебя кто-то есть в Ленинграде? Чтобы тебя прикрыл?

- Ну есть.

- Кто это? Я его знаю?

- Буров такой. Мент.

- Буров... Нет, не слышал. Ну тем более, ментов сейчас все одно никто не тронет. Менты при любой власти менты. Ладно, не падай духом, мой юный друг. Прорвемся.

Толик пошел в ванную, а Роман принялся названивать по телефону.

Когда Боян, посвежевший физически, но еще более опустошенный морально, вышел из ванной, Кудрявцев посмотрел на него без улыбки.

- Похоже, у нас сложности.

- Что такое? - похолодев спросил Боян.

- Да так... Ничего серьезного. Но ехать мне сегодня в столицу не хочется... Могут не впустить в город. Говорят, посты на всех дорогах. Машины тормозят... Ладно, - после короткой паузы сказал Кудрявцев. - Попробую уж... Ради такого дня.

Он снова покрутил диск телефона.

- Алло! Георгий Георгиевич? Кудрявцев беспокоит... Да, знаю, конечно, а как же! Вы так думаете? Я и не волнуюсь особенно, но все-таки... Да?

Роман покосился на Толика и взглядом попросил его выйти из комнаты.

- Пожалуйста, - развел руками Боян. - Секреты, я понимаю...

Выходя в коридор, Толик, однако, успел услышать слова Кудрявцева, что у его друга свадьба и он очень просит... В долгу, разумеется, не останется...

Через три минуты Роман вышел на веранду, где сидел Боян.

- Кажется, распишут вас. Давай буди Ленку, пора стол готовить.

- Что? - вскинулся Толик. - Будем праздновать?

- А ты как думал? Что я, из-за их мозгоебства, буду праздник отменять? Это же ни в какие ворота! Буди невесту!

Через полчаса на даче появился не известный Толику, да, кажется, и Роману, молодой человек в дешевом сереньком костюмчике. Он пошептался с Кудрявцевым на кухне, после чего Роман вызвал Толика и, не представив его гостю, попросил принести паспорта жениха и невесты. Толик отдал документы Кудрявцеву. Роман вручил их серенькому гражданину, тот сунул паспорта во внутренний карман пиджака и, не прощаясь, вышел.

- Что это значит? - спросил Толик.

- Все нормально. Нам помогут. Вернее, вам.

Два часа Боян, Кудрявцев, Ленка и Света - домработница, которую Роман специально вызвал из Москвы, - хлопотали вокруг праздничного стола. Когда хозяин, окинув взглядом веранду, где предполагалось устроить пиршество, заявил, что в общих чертах все готово, серенький гражданин снова возник на даче.

Ни на кого не глядя, он подошел к Роману, сунул ему паспорта Толика и Ленки и, неловко потоптавшись, вытащил из кармана маленькую коробочку.

- Это Георгий Георгиевич просил передать новобрачным.

Отдав коробочку, серенький мужичок исчез так же, как и в первый раз, тихо, ни с кем не попрощавшись, только шаркнули подошвы его дешевых ботинок. Через минуту фыркнул двигатель невидимой машины, и все - таинственного гостя как и не было.

- Что это? - спросил Боян.

- Держи, - Кудрявцев протянул ему паспорта со штампами о регистрации и свидетельство о браке.

- Ни фига себе... Они что, на танке, что ли, в Москву прорвались?

Кудрявцев посмотрел в окно и тихо ответил:

- Все может быть...

Толик взглянул на коробочку.

- Бери, бери, - сказал Роман, продолжая смотреть в окно. Кажется, его совершенно не интересовал подарок Георгия Георгиевича, переданный сереньким посыльным.

Боян открыл сафьяновую тяжелую крышечку и увидел в углублениях бархатного нутра два тонких золотых кольца с блестящими белыми камешками.

- Ух ты!.. Смотри, Рома...

- А?

Кудрявцев взял одно из колец, повертел перед глазами, потом, печально вздохнув, протянул Толику:

- Примерь.

- Думаешь, подойдет?

- Подойдет, - уверенно сказал Кудрявцев. - Точно говорю, подойдет. И Ленке подойдет.

- С чего бы это такие подарки? - восторженно спросил Толик, надев на палец кольцо. Оно, как и говорил Роман, пришлось впору.

- Не знаю... Не знаю, Толя.

- Да? И Ленке, говоришь, подойдет? Он, что, этот Георгий Георгиевич, ясновидящий?

- Почти, - кивнул Роман.

- А почему он расщедрился-то? Он же меня совсем не знает.

- Зато меня знает, - сказал Роман. - А ты мой друг. Вот, таким образом выказывает мне свое уважение. Он человек восточный. Как там у них? "Друг моего друга - мой друг"...

- Нет, там вроде "друг моего врага - мой враг"... Или "враг моего врага - мой друг"... Не помню.

- Не важно. Ладно, давайте глянем, что тут еще нужно сделать.

Роман снова принялся осматривать стол, явно желая перевести беседу в другое русло.

Свадьба удалась на славу и продолжалась вместо запланированных двух все четыре дня. Толик выплатил Ленке причитавшийся ей гонорар, но воспринимал эти деньги уже не как плату за прописку, а как свой личный свадебный подарок.

Действительно, Ленка пришлась ему по сердцу, да и он ей, кажется, тоже. Во всяком случае, они стали жить одним домом, и все бы хорошо, да только деньги Бояна, оставшиеся от последних художественных акций, устроенных Алжиром вскоре после свадебных торжеств, закончились подчистую.

Когда Толик понял, что через неделю у него не останется денег не то что на посещение ночных клубов и поездки на такси, но даже на колбасу и сахар для утреннего кофе, не говоря уже о самом кофе, его, как уже часто бывало в последние годы, озарила новая мысль.

Идея была до смешного проста, лежала на поверхности и вместе с тем сулила хорошие дивиденды. А главное, в том, что он задумал, Толик обходил Алжира, который еще не приступал к разработке этого направления.

После провала путча, когда друзья-авангардисты нежились в лучах победившей демократии и тешили себя надеждой о скором пришествии капитализма в России, Толик решил в очередной раз разыграть карту диссидента и в результате добиться того, чего многие из диссидентов успешно добивались. То есть, изобразить сокрушенного несчастьями и гонимого художника и попросить у богатых западных партнеров денег. Да побольше. Времена уже не те, чтобы пара сотен долларов могла спасти несчастного талантливого художника. Какая там пара сотен, какая там даже пара тысяч - у него ведь глобальные проекты, у него нешуточная известность, его парой тысяч не спасешь. Тут разговор должен идти о гораздо более серьезных вещах. О перспективном сотрудничестве.

Под перспективным сотрудничеством Толик понимал долговременное и постоянное обеспечение западной стороной себя и своей жены. Что-то вроде стипендии, нечто типа меценатской помощи, чтобы он мог нормально работать и жить в России. А произведения его - пожалуйста, забирайте, уважаемые господа спонсоры, пользуйтесь, выставляйте у себя в галереях, продавайте, дарите любовницам или любовникам...

Новизна заключалась в качественно ином подходе к поиску спонсоров. Алжир искал просто богатых людей, не обращая внимания ни на их социальную принадлежность, ни на круг интересов, ни на положение в обществе. Толик решил проблему по-другому. Сделав множество телефонных звонков в Штаты, поболтавшись по московским ночным клубам так называемой нетрадиционной ориентации, он жестко определил для себя направление следующего удара по валютным резервам иностранных богатеев.

Будучи свободным от разного рода предрассудков, он решил выдать себя за гея, страдающего, несмотря на все достижения победившей демократии, от гонений государства и суда общественного мнения, за преследуемого гомосексуалиста, которому не дают полноценно работать в России и которого стараются всеми силами уничтожить не просто как художника, а, чего уж там мелочиться, в самом что ни на есть физическом смысле.